Неточтоон
совсем уже ошалел и рассчитывал убивать где попало, ноонпростосовершал
своего рода психологические упражнения: кого бы он убил судовольствием,а
кого - без.
Мертвых и отвратительных, бездарных существ ему не хотелось трогать;его
больше тянуло на одухотворенные, ангельские личики; или необычные:
извращенно-испуганные.Однусклизкую,жирно-молоденькуюдамочку,
вздрагивающую отстрахапередбешеннымдвижениемпоезда,емуособенно
захотелось задушить прямо здесь, за горло, в этом темном углу, в котором она
думала схорониться; прикончить и потомзаглянутьвсемликомсвоимвее
мертвые,стекленеющиеглаза,вкоторых,можетбыть,отразитсявесь
внутренний ход ее жизни, теперь исчезающий в вечность.
Затем, на станции - в столовой - у Федора возникло адское желаниеживьем
содрать кожу со смачножующей,перенаполненнойженщины,сидящейкнему
спиной. Содрать и посмотреть, как онабудетесть,обнаженная-мясная,без
кожи. Его даже чуть напугало это желание, не имеющее прямого отношения к его
идее-убийству. Федор встал ивышелнаплощадь,впространство.Немного
побродил, быстро войдя в свое обычное состояние.
Навстречу то и дело попадалисьлюдиионипривычнораздражалисвоей
оторванностью от его собственного существования. " Ишь, кроссвордовсколько
Господь на свете поставил,-думалон,смачносплевываяивнимательно
вглядываясь в лица прохожих. - Говорят, ходят, и всебезменя...Ивроде
таких же, как я... Хм... Загадка... Смыть бы ихвсех...туда...впустое
место".
Нетолькосмертьбылаегодушою,ноиобщаязагадочностьчужих
существовании.
Вернее, все это было связано в единое, необъятное и недоуменное отношение
к внешне-живому, к людям.
Вскоре Федор утомился и юркнул в местную электричку.
Родные, таинственные, вечно-русскиеполяилеса,мелькающиевокне,
казались ему, оглушенному своим миром, чуть истеричными, сдвинутымидажев
своей покинутости и нирване.
Соннов знал куда ехать: в "малое гнездо".
Это быломестечкоФырино,далековсторонуотЛебединого.Там,в
захудалом домике, жила сморщенная, почти столетняястарушкаИпатьевна,по
слабоумиюпитавшаясякровьюживыхкошек,нооченьобожавшаяФедора.
СлабоумнажеИпатьевнабылатольковземном,пустяшномзначении;на
потустороннее же глаз имела вострый и не закрывающийся. Клавуша считала, что
она - очень надежна и дажеприходитсяимдальнейродственницей.Недаром
Федор многое не скрывалотнее...Подорогеотстанции,полем,Федор
заглянул в глаза проходящему по грибы мальчику, которыйнадолгоостолбенел
от этого взгляда.
Домишко старушки Ипатьевны был в центре, но до того худ,чтоготовбыл
вот-вот рассыпаться.
Напротив был сумасшедший, полу-непонятный базар из трех
скамеек, на котором - по внутреннему ощущению - продавали одну пустоту, хотя
вокруг скамеек толпилось много народу.
ИпатьевнавстретилаФедорастрашным,нутрянымкриком;ринувшисьиз
черноты полунежилых, развалившихся комнат, она бросилась ему на шею;Федор,
своеобразно тряхнув, приголубил старушку.
В ее комнате стояла одна кровать, рыхлая и нищая; все было в грязи, но на
полу, где обычно стоят банки с ночной мочой, стояли такжебанкисосвежей
кошачьей кровью; из-под кровати выглядывало худенькое,испуганно-искаженное
личико мальчика-соседа, за гроши поставлявшего Ипатьевне кошек.
В другой комнате, с обвалившимся потолком, у стола, присвечах,втроем,
они отпраздновали свою встречу. С пола мяукнула и заглянула Федорувглаза
огромная и осторожная кошка-донор. Но Федор был отчуждендажеотстранных
животных.
Пошевелив мальчика, он пошел спать во тьму, на сеновал.
III
На следующий день Федор вышелвсвет,напросторы.Утренняячистота
охватила его плоть, проникая во внутрь, в легкие. Но Федор думалободном:
об убийстве.
- Радость великую ты несешь людям, Федя! - прокаркала ему вследстарушка
Ипатьевна.
Но свежесть,казалось,похоронилавсепотусторонее;птички,щебеча,
весело вылетали почти из-под ног Федора.
Соннов селнаутренний,почтипустойавтобус,ипроехалнесколько
остановок до деревушки Петрово. Воспоминаниевлеклоего.Здесь,влесу,
вернее в заброшенном дворянском парке, неподалекуотединственной,нелепо
оставшейся скамейки, несколько лет назад онубилзадумчивочитающегопро
себя стихи юношу. И кажется, потом укусил его в шею...Федорнеповоротливо
вылез на остановке и огляделся: та жеиличутьнепохожаядорогавелав
близкий, наступающий лес.
По пути ему попались двое мужчин с маленькой семилетней девочкой; глаза у
нее были словно вставленные с неба. Федор загрустил: такую он непрочьбыл
убить.
Вообще свои жертвы Соннов делил на обычных,"раздражающих",которыхон
убивал только из общих свойств своей души, и на "благословенных", которых он
к тому же еще любил, испытывая кним,покаонибылиживы,сквозьсвою
угрюмую и нездешнюю душу какое-то томное влечение.
Но уже убитых, ушедших "в пустое место" - обычныхилиблагословенных-
Сонновлюбилвсех,ужедругой,ровной,сладостной,почтирелигиозной
любовью. Как только человек исчезал, убитый им, то из предмета раздражения и
загадок он постепеннопревращалсядляФедоравтихое,святое,хотьи
непонятное существо.
Федор надеялся на его заступничество на том свете.
По всей Рассеи были разбросаны Федоровы"святыеместа",гденаместе
убийства Федор воздвигал как бы невидимые храмы, часто молясь там засамого
себя. Да и в отсутствии, в дороге ли, в уединении Федор не разсумилением
обращался к убиенным, просил их о помощи, земной или небесной.