.. Выпьем за тех... в кого мы обратимся!
Все сразу взвинтились и вскочили, как ужаленные.
- Ишь, испугались, - утробно охнула Клавушаиотойдячутьвсторону,
стряхнула мокрые волосы.
- Клавенька, не буду, не буду! - завизжал садистик-Игорек...
Дед Коля вскочил и побежал за топором. Девочка Мила ничего не понимала.
А Падов и Ремин, покатываясь, подхватывали с восторгом:
- Своя, своя...
Аннушка тут как тут оказалась рядом с Клавушей.
- Ну что ж... я за свое будущеевоплощениевыпью,-нежноизвиваясь,
пробормотала она. - За змею нездешнюю!! -ионавсейсилойприжаласьк
потному и рыхлому брюху Клавы.
Игорек пополз к ногам Клавуши и поднял вверх своеангельское,белокурое
личико:
"за мошку, за мошку - выпью!" - прошамкал он и глаза его почернели.
Клавуша стояла величественно, как некая потусторонняя Клеопатра, и только
не хватало, чтоб Игорек целовал ее пальцы.
Вдруг раздался странный невероятный вопль и трескломающихсядосок.Из
сарая выскочил куро-труп. В руках его было огромное полено.
- Загоню, загоню! - завопил он, но так нелепо,чтовсенезналикуда
посторониться.
Игорек юркнул за бревно.
Между тем на лице куро-трупа было написано явное и страшное страдание, но
чувствовалось,чтопричинаегосовершеннонепонятнадлянегосамого.
Казалось, что он совсем оторван от тех, кого хотел разогнать; может быть, он
имел ввиду каких-то иных существ, которыевиделисьемувсобравшихсяна
праздненство.
Бросив полено, выпятив глаза,скакими-тозастывшимиполуслезами,он
размахивал руками, стоя на месте.
Это страдание,обрученноесполнымотчуждениемотвнешнейпричины,
вызвавшей мучения, производило особенно жуткое и разрушающее впечатление.
Все старались не смотреть на эту картину.
Клавуша, вильнув задом, ушла за угол дома,гдестоялабочкасводой.
Вскоре все оказались как-то в стороне и куро-труп внезапноумолк,точнов
его уме захлопнулась какая-то дверца.
Мертвая тишина, прерываемая робким щебетомптиц,царилавнаступающей
тьме.
Лишь дед Коля, который сбег еще до того как из сарая выскочилкуро-труп,
одиноко плясал перед окном своей комнаты.
И когда все расходились по норам спать один только садистик Игорекробко
остановил на тропинке Клаву.
Желая излить душу, он как бы прильнул к пространству около ее тела и тихо
прошептал:
- Ведь правда самая ненавистная вжизнивещь-этосчастье?...Люди
должны объявить поход против счастья... И тогда они увидят новые миры...
Игорек поднял руку вверх, пред добродушною Клавой, померк бледным лицом и
исчез в сторону.
"Ушел мраковать", - подумала Клава.
VII
Падов и Аннуля между тем прошли в одну комнатуизаперлисьтам.Попив
чайку, они разговорились о потустороннем. Аннушка вообще страсть каклюбила
отдаваться мужчинам, которые отличались наиболее бредовыми представлениями о
загробном мире.
А в этом отношении Падов могдатькомуугодностоочков
вперед.
Но сейчас у него было темно-слабое, нежное состояние, вызванноежеланием
чуть утихомириться после празднества в Лебедином.Ионпоначалупогрузил
Аннушку в уютный, мягонький мирок чисто инфантильных представлений о будущей
жизни.
Размягченный,вночномбелье,Падоввпокоебродилпокомнатеи
приговаривал:
- Ячайкупопью,попью,Аннуля,апотомопятьвспомню,чтомогу
помереть.. И не пойму, не то сладко становитсяотэтого,неточересчур
страшно...
В этот момент самоевремябылоотдаватьсяиПадовсАннушкойчуть
истерично, но и с умилением соединились..
Отряхнувшись, а потом и опомнившись, Аннуля грезила в кроватке,рядомс
Падовым.
Но теперь им почему-то хотелосьбезумства,сумасшествия,словномысли
отрывались от блаженности тела.
Тон задавал Толя.
Он особенно упирал теперь на то, что де в ином мире все будет не так, как
в учениях о нем. Что, дескать, и инстинктивное ясновидениеипосвящениеи
учения обнимают, мол, только жалкую часть потустороннего, причем и эта часть
- вероятнее всего - неверно интерпретирована.Этонеизбежно,подхихикивал
Падов, ведь если люди так часто неправильно понимают этотмир,точтоже
говорить о других.
Аннаподвывалаотвосторга.Такойвзглядпомогалимнапускатьна
потустороннее еще больше туману и кошмаров, чемвлюбомсамоммрачноми
жестоко-отчужденном учении.
В таком состоянии они, прижимаясь друг к другу, поглаживая нежные тельца,
в полу-сладости, очень любили копаться в различныхдеталькахпотусторонних
миров, развиваяотдельные,известныеположенияилипеределываявсепо
собственной интуиции.
Толя, когда входил в экстаз, даже чуть подпрыгивал, мысленно совокупляясь
с Высшими Иерархиями. А Аннуля кричала: "безумие, безумие!"Великолепенже
был их вид, в кроватке, когда они высовывали из-пододеяласвоиголенькие
тела и кричали друг на друга: "безумие, безумие!"Успокоившись,ониопять
разжигали воображение, пытаясь представитьсебекаконибудутвыглядеть
"там", о чем будут думать, чем станетихсознание;яростноуклоняясьот
"простого" понимания послесмертной жизни, как болееилименееадекватного
продолжения (в другой форме) этой, онипредставлялисебявконцеконцов
превращенными в некие нечеловеческие существа, живущие черт знает где и черт
знает как, иужепотерявшимивсякуюсвязьстеперешним.Онипытались
проникнуть как "они" - теперешние, настоящие - могутбытьсовсемдругими,
как "их" не будет и в то же время "они будут".
Потом, мысленно возвращаясь кземле,подвизгивая,впотаенномстрахе
целуя друг друга, они пытались предвосхитить все нюансы своего состояния при
переходе из этого мира...
Аннуля представляла себявтомвиде,когдавпервыепослесмертик
человеку возвращается сознание и он, незримый для живых,ещеможетвидеть
этот мир, но в качестве мира "теней"; ейпочему-тодоспазмыстановилось
жалко свой труп, который она могла бы увидеть с того света.