..
Аннуля представляла себявтомвиде,когдавпервыепослесмертик
человеку возвращается сознание и он, незримый для живых,ещеможетвидеть
этот мир, но в качестве мира "теней"; ейпочему-тодоспазмыстановилось
жалко свой труп, который она могла бы увидеть с того света.
"Я украшу его загробными цветами;илисядунанемверхом,невидимо;
вперед, вперед... в просторы", - бормотала она в Толино ушко.
Толя задергался ипрошипел,чтоегодавняямечта-совокупитьсяс
собственным трупом; и что он уже сейчас чувствует теплый холод этого акта.
После этого они, Падов и Анна, соединились еще несколько раз.
...А наутро, в глубоких и мягких лучах вялого инегреющегосолнца,они
выглядели устало и упадочно.
Игорек, желая угодить своим мэтрам, подавал им кофе в постель.
АТоля,любившийпослебезумствивзлетов,уходитьвтягучийи
беспросветный маразм, лежал и не вынимая члена из тела Анны, дремал, попивая
кофеек...
Весь день прошел в какой-то тягучести.
А под вечер Падова стали преследовать видения. Да и сам домСонновых,с
его закутками,шизофреннымиугламиитрансцендентно-помойнымизанырами,
способствовал появлению "невидимых". К тому же все(подвечер!)собрались
почему-то по грибы в лесок и Падов остался один в этом доме.
Сначала ему казалось,чтоизкакого-нибудьуглакто-нибудьвнезапно
выйдет, но не человек, а скорее "нечто" или в лучшем случае выходецстого
света.
Но он постарался связать пространство со своим сознанием.
И ему стало видеться что-то совсем нечеловеческое,ночтозатовтайне
предчувствовалось им в душе.
Сначала смутно проявилось какое-то подполье потусторонности; потомстали
выявляться и существа, обитатели...
Первым появился тип, чье существование заключалось в том,чтоемуодин
раз в миллион лет разрешалосьпискнутьпричемнеболееминуты;всеже
остальное время, промеждуэтихписков,онбылвполномнебытии.Этот
замороченный толстячок как разипоявилсянасвоюединственнуюминуту;
несмотря на это вел он себя необычайно многозначительноидаженапыщенно;
видно было, что он очень крепко держится за своеправопискнутьикрайне
дорожит этим...
И другие видения, одно страннее другого, вереницей проходили перед ним.
Под конец Толе показалось, что он видит "существо" из того мира,который
"лежит" за конечным миром всех религий и оккультно-мистических открытий.
Взвизгнув "хватит!" Толя вскочил с постели и закричал. Все рассыпалось по
тайным уголкам реальности. Но из вне доносилсястрашный,громовойстукв
ворота.
Взвинченный таким резким переходом изскрытогомираввидимый,Толя,
пошатываясь, пошел на стук.
Он открыл ворота Сонновского дома и увидел пьяного мужичка, азаним...
робко улыбающегося... Евгения Извицкого.
..
робко улыбающегося... Евгения Извицкого.
- Вот это встреча! ...Как ты нашел Лебединое!? -вскричалПадов,обняв
друга.
Мужичок, поцеловавшись с деревом, исчез.
- Да Аннуля в тайне письмишкотутнаписала,-сконфуженнопроговорил
Извицкий, метая острые взгляды на Падова.
Но Падов, не давая ему опомниться, проводил вкомнаты,показываяуглы,
где только что ему виделись "невидимые".
Извицкий жался в себя; это был чуть толстенький человексвзлохмаченной
головою, примерно одного возрастасПадовым;глазаегогореликаким-то
внутренним, мистическим и вместе с тем сексуальнымогнем;кожалицабыла
нежная, но не женственно, а как-то по своему, особенно.
ВместесПадовымиРеминымонобразовывалдовольносвоеобразный
треугольник.
Говорили, что, как и Ремин,онбылодновремявнекоторойсвязис
религией Я.
Вскоре вернулись и путешественники за грибами, кроме Анны: она уехалана
день в Москву. ЗажглисьогнивСонновско-Фомичевскомдоме:словнодухи
задвигались во тьме.
Девочка Мила спрятала свои грибывночнойгоршок;мутноскрытыеглаза
Петеньки смотрели на Извицкого из щели. Даже куро-труп принес одингриб.А
Извицкому было нехорошо: он рвался к себе, в душу, во внутрь, илинахудой
конец к общению с Падовым и Реминым. Даже Клавуша не очень удивила его.
" Лучше своя вошь, чем Дары свыше", - все время бормотал онпросебяи
отходил в сторону.
- Ускользает, ускользает Женичка от нас, - приговаривал Ремин.
Долгое время все как-то не могли найти контакт и шаталисьизстороныв
сторону, точно неприкаянные.
Гена в уголке "раздавил" поэтическую четвертинку. Потомкнемуприсел,
чего-то нашептав, Толя.
Между прочим, проИзвицкоговМосквеходилкакой-тоизуверский,со
стонами из-под домов слух. Что, мол, Женя замешан в некой страшнойистории,
дикой и исступленной,связаннойможетбытьскультомдьявола.Другие,
однако, считали такое объяснение профаническим и говорили оботрицательном,
чудовищном пути к Богу, в том числе через богохульство.
А одной старушонке, соседкеЖени,привиделосьпослеразговорасним
явление, по ее словам, ангела, и что ангел де подмигнулейисказал,что
спасения не будет.
Слухи,собязательнымирусско-юродивымиоттенками,обрастали
нелепо-метафизическим комом, и уже твердили, что полудохлая, больнаякошка,
которую не раз замечали около Жени, - воплотившийсядухмаркизадеСада.
Кто-то, из совсем юных, начал уже ей поклоняться и пал перед ней на колени.
Воображение взвинчивалось. Дело еще усугублялось тем, что по слухам-в
"истории" участвовала странная девочка летодиннадцати-двенадцати,которую
Извицкий нередко приголубливал и выделял.
Вспоминали,чтоИзвицкийнеразговорилпоэтудевочку,чтоона
"наполнена светом".