-Ичтобвыжитьвзагробномсуществовании,прытьнадоиметь,
совмещать в себе сатанинскую гордыню с чувством мышки!
И Толя вдруг плюнул в свою кружку с пивом.
- Сатаною надо быть и мышкою! - залилсяон,поднявглазкикнебу.-
Мышкою, чтоб попривыкнуть к неполноценностиизащититьсятакимпутемот
Высшего, а Гордынею, застилающейсвет,чтобнепогибнутьоттоски,от
ущемления "я".
- Вот-вот! - и он выпил пиво.
Этасценавызвалаистерическийхохотуокружающих;однакоКлавуша
довольно добродушно посмотрела на Падова.
- Все мы вмещаем, Толенька, -смердящевздохнулаона.-Помнетак
другого мираиненадо...Иетотхорош,особеннокогдаестьвнем
смертушка... И етих высших... Фу... Плюньте вы на них... Нетуихивсе...
Нету.
И она вдруг остановившимися, напоенными дальней мутью, глазами посмотрела
на Падова.
Падов замер, а Ремин, не обращая ни на кого внимания, заверещал:
- Не вместим, не вместим и Сатану и мышку единовременно... Сумасойдем
от противоречия.
А вечером Толя загорелся вдруг произвести атаку на Клавушу: "идеимои-
вне ее, но может чувство, чувство, - хихикал он. - И самому интересно".
Толя решился обольститьКлавушу;остальныелеглираноиввечернем
дуновении ветерка Падов стал пробираться. Втайне его терзало желание сразу -
именно сразу
- подойти и поцеловать Клавеньку в щеку, как в огромное, мировоеболото.
Но ему было чуть жутковато целовать такой странныймир.Клавенькаещене
уходила и стояла во дворе,уокна,наклонившисьнадкорытомсбельем.
Стирала. Но разве белье в ее руках было бельем? Ее огромная фигура пухлела в
закатных лучах, прорывающих листья.
Падов в душе сексуализировал ее фигуру, пытаясь мысленно вдавить ее дух в
ее плоть. Резко схватил сзади и впился поцелуем в жирную, мягкую шею.Когда
очухался, Клава стояла перед ним с радостно-изумленным лицом иссачкомв
руках.
- Комарик, комарик, - пропищала она самодовольно и вымороченно.Ивдруг
накинула на голову Падова сачок. - Попался.
Падов захохотал. Весь мир Клавуши встал перед его глазами.Секспропал,
был только замороченный взгляд Клавеньки.
Не то радуясь, не то увертываясь, не тохохоча,Падов,сбросивсачок,
скакал из стороны в сторону от оживленно-брызжущей Клавуши, норовившей опять
накрыть его сачком, как комарика. Кустытрещалиотнелепо-прыгающихтел.
"Скок-скок, не уйдешь", - кричалаКлавушакаким-топотусторонне-радостным
голоском. Мир принимал явный реально-бессмысленный вид. Вдруг завопив, Падов
скрылся во тьму...
XII
Наутро все, казалось, улеглось в мягкие провалы мышления. Нетяготелив
душе ни прыжки с сачком, нипоследняябезобразно-философическаясценапо
поводу Сатаны и мышки. Только Падов угрюмо думал: "Ну и огроменжесекси
его сдвиг у этой бабы.
.. К ней с обычными мерками не подойдешь".
Но какой-то внутренний подземныйгулнарастал.ВдушеКлавушиточно
взбесились,всталинадыбыисострашнойсилойзавертелисьее
клавенько-сонновскиесилы.Этобыловидноподвижениямиособому
пьяно-мутному, обнимающему взгляду.
Козу она уже принимала за волшебницу, дерево-заидола,грибы-за
мысли, а небо - за клетку. Повсюду стояли истуканыеенелепости.Однажды,
когда пошел дождь, который она приняла за Господние слезы, вынеслаогромное
корыто, чтобы собрать слезинки. Но внутри ее что-то пело. Можетбыть,этим
пением сопровождался распад старого мира. Суть состояла в том,чтопрежняя
сущность вещей упала на дно и сами они были онелепены голойволейисилой
сознания. От этого весь мир погрузился в хаос иквазиуничтожение,нодуша
Клавеньки за счет этого приобрела устойчивость.
Беспокойство (для других) внушало лишь явное, видимое ускорениепроцесса
в последние дни.
Между тем и все остальные были в своемдавешнемверчении.Духихбыл
объят прежним, родным, но манеры - благодаря взвинченности общейобстановки
-всебольшенапоминалиманерыобитателейсумасшедшегодома.Нелепая
непосредственность внешнего поведения сочеталась с тайнами в душе.
Дня черездваКлавуша,совершеннорасслабившисьотособойдуховной
теплоты,свойственнойтольконелепости,вышлаводворссовершенно
замороченными глазами.
Даже ее движения ускорились, словно она ловила невидимых мух.Подбросила
гуся на дерево. И вдруг, словно ее кто-то сталподгонять,началавычищать
мусор на улицу. Выпускала иживность.Понимающе-удивленныйПадовхохотал
около нее.
Но она и его ринулась прогонять, чуть не тряпкой, на улицу.
Толя хотел было объясниться, но, очевидно, она его принимала запредмет.
Вдомеужетворилосьчертзнаетчто.Передвигалисьстулья,зачем-то
связывались узлы.
Клавуша работала не покладая рук.
- Что это?! - спрашивала Анна.
Но Клава добродушно-опустошенно выгоняла всех из дома, как метафизических
колобков. Только свое пальто повесила почему-товысокоусамогопотолка.
Даже Федор не сопротивлялся ей.
Не было и особой озлобленности (только Извицкий чего-то урчал),таккак
выпровождение было каким-то слишком потусторонним и не от мирасего.Даи
сама Клавуша обмолвилась, что уезжает со всеми и запирает Сонновский дом.
"Вперед, вперед!"-толькоуказывалрукойвпространствобелокурый
Игорек.
Опять захлопали окна, зашевелился Федор. Поганая кошка искала деда Михея.
"Метафизические", сгрудившись во дворе, на травке, наблюдали, как Клавуша
с помощью Федора заколачивает окна.
- Куда теперь-то, куда теперь! - нетерпеливо восклицал Игорек.
Клавуша повесила несколько странных плащей на деревья.
Все двинулись.