Пивнушечка была донельзя безобразна и именно поэтому так смягчала сердце.
Безобразие состояло вразбитомединственномокне,внелепомбревне,
валяющемся у входа и в особом смраде, который получался из тонкогосмешения
запаха близь расположенных могил и винных паров.Востальномпивнаябыла
ортодоксальна:
грязь,блевотина,пропитанныечернойпыльюбутылки,пьяные,поющие
разорванные песни.
Анна издалека вглядывалась в еле виднеющиеся лица "посетителей". Казалось
на этот раз никого не было, но вдруг Извицкий радостно указал... наодиноко
стоящего у столика... наглеца по отношению ко всему земному - Таню.Онбыл
один, без остальных бродячих философов.
Подняв кружку вверх, точно Мессия, он приветствовал их. Извицкий погладил
Таню по головке. И сама Анналюбовнопосмотрелананего,словносквозь
Танино лицо светилось, правда чуть ощеренное, само абсолютное спасение.
- Где же бродячие? - спросил Извицкий.
- Расползлись по щелям, - ответил Таня. - Получился конфуз.
И он рассказал очередную метафизическую сплетню.
- Теперь здесь никого не бывает, - добавил он, весело-сумасшедше глядя на
солнышко. - Только я один. Пью пиво с Ним. С мистером Икс*...
Тотчас появилось какое-то маленькое, гаденькое, взъерошенноесуществос
голубыми, преданными, не то Рафаэлевскими, не то собачьими глазками.
- Это не Он, - осклабился Таня.
- А кто же это? - воскликнула Анна.
- Приблудший. Пока пусть сосется.
Вечер закончился традиционно для здешнего места, то есть на могилках.
Все разлеглись вокруг. Трупики, над которыми лежали, какбывдохновляли
на удовольствие. Анна даже чувствовала прикосновениечего-тосексуального.
От черной и многозначительнойземли.Поэтомупобелой,нежнойитакой
чувствительной ножке пробегали знакомые, мутящие токи.
Но прошло все в мирно-улыбающихся, покойных тонах.
Только приблудший нехорошо улыбался при каждом слове.
На следующий день Анна и Извицкий, встретившись и выпив по стаканувина,
оказались одни, в комнате, где жила Анна. Анна знала,чтоИзвицкийсильно
любил (или любит?) ее; но знала так же,чтонебылоболееподземногов
сексуальном отношении человека, чем Извицкий.
Тронутаяегозагадкой,онаблизиласькнемувсемсвоимдыханием.
Казалось, сама ее кожа источала облако нежности; а дрожь вголосезазывала
внутрь. И Извицкий опять - как былоужедавно,летом,заМосквой-не
устоял. Точно поддавшись воздействию какого-то одурманивающего поля, он стал
целовать полуобнаженную Анну как целуют цветок...
ВскореАнна,погрузившисьвнаслаждение,забылаобовсем.Нов
воображении, которое подстегивало чувственное наслаждение и вливаловнего
"бездны", плыло нечто темное и мертвое. Темнеменееоно,этотемноеи
мертвое, вызывая в душе мракобесный визг, до пота в мозгу усиливалострасть
и оргазм... Анна только стонала: "мертвенько... мертвенько... мертвенько"и
дергалась тельцем.
.. Анна только стонала: "мертвенько... мертвенько... мертвенько"и
дергалась тельцем.
Чуть очнувшись, она взглянула на лицо Извицкого. Онопоразилоеесвоей
мучительностью и крайним отчуждением. Ласки еще не были окончены, каквдруг
Извицкий захохотал. Его хохот был совсем больным и точно разговаривающимсо
стенкой.
Анна замерла, а Извицкий стал бессмысленно тыкать пальцем в тело, которым
только что обладал. По его лицу, сбросившему мягкостьудовлетворения,было
видно, что он как-то изумлен происшедшим и особенноизумленвидомАниного
тела. Вместе с тем чувствовалось, что между ним иАннойвозниклакакая-то
невидимая, но действенная преграда. Вдруг, слабо улыбнувшись, Извицкийстал
гладить своюгрудь,точновымаливаяунеепрощение.Страшнаядогадка
мелькнула в уме Анны. - Ты ревнуешь себя ко мне! - воскликнула она.
XV
Тайна секса Извицкого уходила далеко в прошлое, когда он был еще "просто"
сексуален.
Он прошел тогда ряд "посвящений", главным образом по отношению кженщине
и мужчине. Но ни то, нидругоенезахватывалоегополностью.Онискал
"своего" секса, который пожрал бы всеподсознание,неоставивниодного
подземного ручеечка.
Извицкий считал, что человек, который владеет своим членом, владеетвсем
миром.
Ибо весь мир, все потустороннееитайноедляИзвицкогоболталосьна
ниточке секса.
В конце концов, он просто искал подходящий объект для любви. "Не может же
быть,
- думал он, - чтобы такая чудовищная, подпольная,духовнаяивтоже
время чувственная энергия была направлена только на эти ничтожные существа.
Извицкий метался отоднихощущенийкдругим,включаявсемеханизмы
воображения; населял своюпостельвсемипредставимымиинепредставимыми
чудовищами: Гаргонна с поэтическим даром Рембо; некий синтез Чистой Любвии
Дьявородицы; сексуализированный Дух; змея с нежнойженскойкожейидушой
Блока - все побывали тут. Это примиряло с жизнью, но неболее;параллельно
шли контакты и на внесексуальном метафизическом уровне.
Освобождение пришло не сразу.Ононачалосьпослетайных,мистических
сдвигов в душе,нополучилосьтак,чтоэтимисдвигамивоспользовалась
скрытая,подсознательнаяэротическаяэнергия.Новсепроизошлокак-то
удивительно органично и естественно.
Это случилось примерно год назад. ВбезднеИзвицкийсосредоточилсяна
том, что сексуальная ярость и глубина ее проникновения у него увеличивается,
чем ближе к "я" предмет любви. Кроме того, он стал замечать, чтоего,чаще
спонтанные, прикосновения рукой к собственной коже (будь то на груди илина
другой руке) вызываютвнемкакую-тоособеннуюсексуальнуюдрожь.Это
ощущение было совсем иного качества, чем если быегокожикасаласьчужая
(скажем, женская) рука. В этой дрожи заключалось что-то до болиинтимноеи
непосредственное. Как будто рушилась какая-то завеса.