Его охватывало
умиление, когда он представлял себе,какАннаупадетназемлюибудет
"умничать" в луже крови.
Еще большая умильность находила на него, когдаонпредставлялсебеих
трупы, на которые он заранее не могсмотретьбезнежности.Ипредвкушал
собственное, почти благоговейное, религиозное настроение.
Видел себя в белом.
Порой же - в эмоции - все заслоняло одно: величие и величие...
Но все это было лишь легкой дымкой и не заслоняло главного, Сонновского.
XIX
Федор ехал в трамвае, приближаясь к одному грязному, но в чахлойзелени,
району бараков. Там ему нужно было неотложно, по делу,повидатьсясодним
тихим,давноемузнакомымчеловеком.Трамвай,казалось,былвыше
раскинувшихся кругом домов
-сараюшек с черными дырами вместо глаз. Изэтихдырвыходилипомятые,
точно не от самих себя люди. Федорслезна"площади"и,оглядываясьна
корявистый столб, поплелся к приземистомубараку.Облакагуляливнебе,
точно отражения его мыслей.
В коридоре барака его встретили визг,апокалипсическийпоотношениюк
крысам стукпосудыипугающе-немойхохот.Изкухнивыползладевочка,
онанирующая на игрушечном коне. Федор, коченея душой, постучал в дальнюю,у
темного окна, дверь. Комната, кудаонзашел,быланаредкостьогромна;
лысый, в средних летах, мужчина всвитереисуголовнымлицомрадостно
приветствовал Федора, подняв обе своитяжелыерукивверхисоскочивсо
стула.
Остальныетричеловека,сидящиепоуглам,непошевелились.Федор
отстранил лысого и селзастол,покрытыйбелой,какангельскаякровь,
скатертью. Лысый тут же присел рядом и как ни в чем не бывало продолжал свое
занятие: всаживать в пол непомерный, жуткий нож. Огромная женщина,стоявшая
у стены, пошевелилась.
Бледный человечек около нее играл на полу сам ссобойвкарты,харкая
вокруг.
Мощно-неповоротливый детина смелкимиволосикамиивялым,прыщеватым
лицомдушегубасталобходитькомнатныецветочкипоподоконникам,
внимательно-отчужденно обнюхивая их. Так прошло некоторое время. Федорплыл
в бесконечность. Наконец, огромная женщина, сложив руки на груди, подошлак
столу и, глядя на Федора, захохотала диким, лошадим голосом.
Федор вдруг застеснялся такого заигрывания; ондажечутьпокраснелот
смущения:
в иные мгновения Соннов был чист и робок, как дитя.
Женщина, не отрываясь, смотрела на него своимипомойными,новтоже
время удивительно светлыми, все охватывающими глазами.Ещемгновение-и
она, казалось, изнасилует Федора. Даже груди еечувствовались,какорудие
насилия. Но мощнонеповоротливый мужчина подошел к ней иосторожно,положив
лапу на плечо, что-то проговорил. Женщина селанастул,устремиввзорв
полу-помойку, полуполяну, виднеющуюся за серым окном.
Женщина селанастул,устремиввзорв
полу-помойку, полуполяну, виднеющуюся за серым окном.
Федор встал и, кивнув на дверь этому мужчине с лицомдушегуба,пошелк
выходу.
Проходямимо,остановилсяидружелюбноотсутствующеподергалзанос
огромную женщину.
Лысый продолжал забивать нож в пол.
Федор очутился с "душегубом" за дверью, в конце коридора, у темного окна.
Минут семь-десять они о чем-то переговаривались. Потом Федор, облапив за шею
"душе губа", махнул рукой и пошел к выходу.
Светлый, земной мир встретил его ласковыми, щебечущими звуками и небом.
Посмотрев вдаль, Федор заковылял к трамваю. Вскоре трамвайужемедленно
катился мимо ровных домов-коробочек. Грязныйкрикотдаленнодоносилсядо
слуха Федора.
Странно, но здесь в этих до предела близкихдомах-копошиласьтаже
смрадно-вечная жизнь, что и в бараках. Но выглядевшая нафонеэтойполной
безликости еще более ненормальной и затерянной. Лишь начавшеесязагрязнение
"коробочек" придавало отдельным местам индивидуальные оттенки.
Наконец, Соннов оказался в старом районе Москвы.
Федор сошел у маленького, летнего, безлюдного кафе.Безразличнопопивая
сок,думалосвоем.Мыслиуходилидалеко,далеко,взасуществующее;
собственное сознание казалось одиноким, слегкачудным,хотяисвоим,но
таинственнонеизвестным, как марсианский ветер; Федор и думал о себе, точно о
марсианском путешественнике. Равнодушно щупал ноги, как стол. Состояние вело
дальше, к убийству "метафизических". Он совершенно отбросил всякуюмысльо
внешних последствиях; ему было безразлично, что с ним будет потом - арестуют
егоилиуничтожат;единственное,чтоинтересовалоего-этоновое,
всеохватывающее убийство, последнее свершение, после которого всеназемле
станет третьесортным и сам он, может быть, уйдетвновуюформубытия;и
поэтому все предосторожности, которые он принимал раньше, готовяськсвоим
прежним,какемутеперьказалось,"мелким"убийствам,отпадализа
ненадобностью.
Формально он решил использовать два адреса, которые он узнал случайно еще
раньше из разговоров с Падовым и Анной: один московской квартирыИзвицкого,
однокомнатной и заброшенной, в которой онжилодин;другой-Падовского
подмосковного "гнезда", где, как он слышал, должныбылиприютитьсясейчас
"метафизические". Последний особенно привлекалФедора:еготянулосразу,
одним ударом, совершить свое действо. Но, подумав, он решил сначала забрести
к Извицкому, а потом сразу ринуться в Падовское "гнездо".
НечеловеческиФедортащилсямимостаринных,многоэтажныхдомовпо
безлюднымарбатскимпереулкам.Останавливалсяпосмотретьвпустоту.
Вглядывался в еле возникающие фигурки людей; косился на окна, которые меркли
в своем безразличии.
ВходвквартируИзвицкогобылсодвора;дворикоказалсяпочти
петербургский:
маленький, холодный, зажатый между громадами каменных семиэтажныхдомов;
но все же безобразно-загаженный мертвой, серо-исчезающей и все-такивонючей
помойкой.