Ипамятьобэтомхохоте
преследовала Федора до самого конца его пути, по всей черной, с бесконечными
поворотами и провалами лестнице. Очевидно,всебылооконченоиИзвицкий
"отдыхал", глядя на себя в зеркало.
Ничего не различая, в пене, Федор выбежал во двор. Но между темпрежнее,
всевластное состояние: убить этих невероятных, встретившихся емуличностей,
не покидало его. Он весь выл отпротиворечия.Этобылонесравнимоболее
значительное, чем срыв с Михеем, о котором он даженепожалел.Здесьбыл
другой, страшный, глубокийсрыв,когдасобственнойпотусторонноститоже
противостояла иная, но уже не менее мощная потусторонность, которая пронзила
его своими флюидами. В бешенстве Федор решил тут жеброситьсядальше,под
Москву, в Падовское гнездо, чтобы застать всех, и Падова, и Анну, иРемина,
и осуществить наконец свой замысел.
XX
Уже несколько дней Алеша Христофоров не мог придти в себя: папенька,его
папенька исчез. Действительно, Алеша, с трудом разысканныйПадовым,вскоре
приехал в покинутое Лебединое, чтобы забрать "Андрея Никитича". Сначалавсе
былохорошо:Алеша,правда,снеприятностями,нашелобезжизненного
куро-трупа где-то в стороне, на печке; благополучно, держа его за руку,как
мертвого идола, довез до дому;вСонновскомдомеосталасьоднапоганая
кошка, которая, не находя пустого места Михея, лизала столбы. Алешаположил
спать папулюрядомссобой,насоседнемдиване,хотякуро-трупвяло
сопротивлялся, кажется, воздуху. Дело еще осложнялось тем, что наутро должны
былиприйти,обеспокоенныедолгимотсутствиемАндреяНикитича,его
нетерпеливые ученики, которых Андрей Никитич воспитывал в духехристианства
и всеобщей любви. Алеша, разумеется, не надеялся на какую-либо коммуникацию:
он понял это сразу по мертво-надменному лицу куро-трупа, в которомнебыло
даже бессмыслия; по абсолютному молчанию. Он даженепопыталсярассказать
отцу в чем дело; все его мыслибылинаправленынато,чтобыкак-нибудь
съюлить и отвадить жаждущих спасения юных христиан.Усугублялосьещетем,
что молодые люди уже подозревали что-то неладное в том смысле, чтоАлеша-де
прячет своего отца, и были настроены весьма воинственно.
Рано утром Христофороваразбудилпоказавшийсяемуублюдочно-настырным
стук в дверь; впопыхах, в одной рубашке, оноткрылиобомлел:передним
стояло несколько учеников Андрея Никитича.
- О чем бы вы хотели с ним поговорить? - нелепо проговорил Алеша.
- Как о чем, - обиделся один из юношей. - Наша тема:
"Бог есть любовь"; мы уже два месяца ждем этой беседы.
В этот момент вдали коридора промелькнуло мертвое, ни на чтонепохожее
лицокуро-трупа;юношитемнеменеечто-торадостновскрикнули;но
перепуганный Алеша, в отчаянии, обалдело захлопнул перед нимидверь;юноши
завыли,Алешабросилсякпапеньке,нопоследнийнереагировална
происшедшее, совершенно не замечая ничего вокруг; Алешенька опять бросился к
двери, в которую колотили; разыграласьшумная,психопатическаясцена,во
время которой собрались почти всежильцысодвораирастерзанныйАлеша
колотил себя вгрудь.
Когдавсеотносительноуладилось,Алешакинулся
посмотреть на отца;нокуро-трупанигденебыло,нивздании,нив
окрестности. Не помог и розыск милиции. В крике Алешенька метался по Москве,
от одного священника к другому, отодногоприятеляктретьему.Наконец,
узнав, что "падовские" осели в своем старом гнезде, расположенном в двадцати
километрах от Москвы, Алеша ринулся туда, ожидая от Падова иАнныуслышать
что-нибудь об отце.
Гнездо Падовских приютилось наотшибеодногоселения,околодовольно
безлюдной дороги; оно представляло собойодноэтажныйдомик,скрюченныйи
покосившийся, прикрытый не то травкой, не то кустами. В доме была всего одна
большая комната, но рядом различные закутки; одно окно было сбито набекрень,
второе почему-то заколочено.
Христофоров прямо-таки влетел в дом; вкомнатебылотемно,двесвечи
освещали сидевших на полу людей; то были Падов, Ремин, Анна,Игорекиеще
двое, Сашенька и Вадимушка, совсем юные, из новичков, которых Падовпривез,
чтобы воспитать молодую поросль. Их еще почти детские розовые мордочки млели
от радости в мрачном полусветесвечей.Кажется,толькочтокто-товыл.
Вместе с тем доносились слова знаменитой шизоидной песни:
" ...И увидев себя на портрете, мой козел подхватил трипперок...".
Христофоров с хода, неожиданно закричал:
- Отца, отца потерял! Папу!!
- Куро-трупа? - сонно проговорил Падов.
- Не куро-трупа, отца! - взвизгнул Алешенька, надвигаясь на стену.
- Да ты успокойся, расскажи, - пробормотал Ремин.
- Господь вон тоже своего Отца Небесного, потерял; на время; но потом же,
говорят, нашел, - не удержавшись, вставила Анна.
Через несколько минут, каким-то странным, непонятным образомразговоро
потери куро-трупа перескочил на Бога.
- Не приемлю, не приемлю! - визжал Падов, - я хочубытьТворцомсамого
себя, анесотворенным;еслиТворецесть,тояхочууничтожитьэту
зависимость, а не тупо выть по этому поводу от восторга.
Из угла поднялась Анна; ее лицо горело.
- Наша тварность может быть иллюзией; по существуэтовера;решительно
утверждать можно только то, что мы какбудтонезнаемоткудапоявились;
поэтому мы имеем право, такое же как и вы, верующие в Творца, верить в то-
ибо это для нас предпочтительней - что мыпроизошлиизсамихсебяине
обязаны жизнью никому, кроме себя. Все в "я" и для "я"!
Но Христофоров уже затопал ногами:
- Ничего не хочу слышать, верните мне моего отца! Он, кактень,метался
по комнате из угла в угол, расшвыривая какие-тотряпки,лежащиенаполу;
Сашенька и Вадимушка, разинув рты, как два галчонка, с любопытством смотрели
на него.
- Это вы довели моего отца до сумасшествия! - кричалХристофоров.-До
вас он был тихий и верующий; вы сделали его идиотом...
Каковы наши-то христиане,-хихикал,корчасьотутробноговосторга,
Падов.-Сразузарационализмсхватился...Сумасшедший.