- Это вы довели моего отца до сумасшествия! - кричалХристофоров.-До
вас он был тихий и верующий; вы сделали его идиотом...
Каковы наши-то христиане,-хихикал,корчасьотутробноговосторга,
Падов.-Сразузарационализмсхватился...Сумасшедший...Больной...
Медицина... Где врачи?!! - передразнивал он. - А невдомек, что никакие врачи
тут не при деле...
- Вот в том-то и гвоздь, - подхватил Ремин, - что это псевдо-христианство
слишкомрациональнодлянашегосознания;вконцеконцовонопросто
недостаточно абсурдно для нас...
- Ничего не хочу слышать! - вопил Христофоров. - Вы обернули моего отца в
идиота...
- Если конечно идиотом называть каждого, кто находится не в этом мире,-
пискнул в ответ Игорек.
Наконец, Христофорова уняли. Под конец он разрыдался. "Простите меня",-
нелепо пробормотал он.
- Ну ты же видишь, Алеша, что мы не при чем, - растрогалась Анна,-кто
знает, что может с каждым из нас произойти...
- Но все-таки мы верим в наше "я", в его бессмертие и победу над миром, -
вдруг загорелся, вмешавшись, Ремин. - Больше не во что верить, атемболее
любить.
- Что с вамипроизошло?-вдруг,словноочнувшисьотсвоегогоря,
проговорил Христофоров. - Вы никак стали Глубевцами?!..
Он был прав наполовину.
События развивались так, чтопокинувЛебединое,Реминринулсяискать
встречи с глубевцами и в конце концов нашел тех, кого искал. Он провел вих
обществе несколько дней и поехал отнихвПадовскоегнездо-кудауже
прибыла(послеисториисИзвицким)радостновстреченнаяАнна-
преображенный, взъерошенный, охваченный каким-то приступом веры в религию Я.
Здесь он заразил всех своим упоением: вероятно все ждалиэтоговзрываили
просто в душе накопилось слишком много любви к "я" и жаждыеговечностии
бессмертия. Даже Падов - по мере силивозможностей-утихомиривалсвои
негативные силы...
Поэтому Христофоров попал в самую точку; при упоминанииорелигииЯи
Анна, и Падов, и Ремин, и даже Игорек взвыли; юные - Сашенька и Вадимушка-
сидящие бок о бок, насторожились.
Ремин, шатаясь, отошел в сторону, к окну.Искаженныйсветвыделилего
белое лицо; казалось, что-то ворочалось по углам; но старыебутылкииз-под
водки, нелепое тряпье на полу были безжизненны.
- Наше "я" - единственнаяреальностьивысшаяценность,-заговорил
Ремин, - надо не только верить в его бессмертие ивегоабсолютность;не
тольколюбитьсвое"я"бесконечнойдуховнойлюбовью;надопопытаться
реализоватьэтовысшееЯприжизни,житьим;испытыватьотэтого
наслаждение; перевернуть всенастовосемьдесятградусов;итогдамир
превратится в стадотеней;все,чтоестьвнастварного,зависимого,
исчезнет; а Бог - это понятие имеет смысл только, если ононеотделеноот
"я".
.. - Ремин захлебывался. - Жить в "я", жить новой духовностью...
Было такое чувство, будто все метались в самих себе и к себе;рукиАнны
словно тянулись ввысь; казалось, воздух дрожал от тайных желаний ивсплеска
спасения; один Христофоров угрюмо молчал.
Анна, мельком взглянув на него, вдругпочувствовалаощущениекакого-то
органического превосходства; не удержавшись, чутьсогнувшись,такчтопо
всему телу прошло это ощущение превосходства, его дрожь,онаподселаис
умилением погладила руку Христофорова;емупоказалось,чтогде-тосзади
него, в углу, запричитала помойная крыса.
- Однадеталь,Алешенька,однадеталь,-прошипелаАнна,погрузив
Христофорова в свои глаза. - Я хочу сказать обусладесолипсизма.Причем,
это особенный необычный солипсизм... Так вот,Алешенька,-погладилаона
Христофорова,-тебеникогданепознать,понимаешь...никогда,какое
наслаждениесчитатьсебянепростоцентроммира,ноиединственно
существующим... А всего остального - нет... Тень... И даже не тень, ...А как
бы нет... Какая это радость, какое самоутверждение... Никакаягениальность,
никакое посвящение с этим не сравнится... Подумай только, вживись, столкнись
с этим фактом - ничего нет, кроме меня, - ноздри Анны как-то даже чувственно
задрожали от наслаждения.
Христофорова передернуло от отвращения. - Какой это восторг, какая тайна,
какое объятие!.. Чувство исчезнования мира пред солнцем "я"!!... Ничего нет,
кроме меня!.. Это надо ощутить во всейполноте,каждойклеточкой,каждой
минутой существования; жить и дрожать этим... А "абсурд", чем абсурднее, тем
истиннее...
ведь "я" над всем, и ему плевать... Тьфу - миру, все в "я"...
Падов затрясся от восторга;впылиитеняхэтойстранной,огромной
комнаты он пополз к Анне и Христофорову.
- Солипсизьм - слово-то какое,-утробнозахихикалПадов.-Правда,
Аннуля, в самом этом слове есть что-то склизкое,тайное,извивное...Даже
сексуальное.
Анна захохотала.
- Представляю себе: два солипсиставпостельке,ониона,-Аннуля
подмигнула Падову. - А недурственно: любовь между двумя солипсульками.
Падов завопил, протянув к ней руки:"Родная!"Он,такипричмокивая,
просюсюкал этоизвивно-сексуальноеслово:"Солипсулька!"Вэтотмомент
Христофоров вскочил с места. Больше он не могтерпеть.Картинацелующихся
солипсистов стояла в его глазах,каккошмар.Ондажезабыл,чтолюбил
когда-то Анну, с него хваталоичистотрансцендентногоужаса.Оттолкнув
какую-то табуретку, Христофоров двинулся к выходу.
- А как же папенька!! - провыл ему вслед Падов.
НоХристофоровужехлопнулдверью.Еговстретилидождь,ветери
прячущееся солнце.
Тем временем в комнате Падовского гнезда, накаленной от обнажившихся душ,
продолжалась мистерия веры в "я".
Но старые, темные силы противостояния и уходавдругсноваоживилисьв
Падове.