Пустилислух,чтоон
ловит кошек за хвост.
Дело дошло до нехорошего, когда он вдруг,прогуливаясь,сталбратьза
руку сиротку-девочку с Дальнего переулка.
Говорили, что он играет с сироткой, как с мертвой кошкой. НоСоннов,не
смущаясь, просто смотрел ей в лицо. Скореевсегоонаслужилаемувместо
палки.
Усугубилось, когда Федор, до этого хоронившийся от Петеньки, нистого,
ни с сего подкараулил и съел его суп, который тот варил из своих прыщей.
Поднялся страшный гвалт и Павел хотел было прибить Сонноваполеном.Дед
Коля - собственно он был дедом мертвеньких внучат - прыгал вокругФедораи
просил его выблевать суп обратно...
Вмешалась Клава и отвела Федора в дом.
- Полезай-ка ты, Федя, в подпол,-тихосказалаонаемунаедине.-
Схоронишься.
Сейчас жарко и я всем там тебя обеспечу. Так и будешьжить.Аялюдям
скажу, что ты уехал. А то неровен час - случится что... Ведьнатвойслед
могут напасть - ишь сколько людей на дурачка прирезал. Полезай-ка вподпол.
Федор не возражал и его грузная фигура скрылась в глубине.
V
Подпол, куда уполз Федор, был дик и неправдоподобно глубок. Внемможно
былоходитьвовесьчеловеческийрост.Онделилсянадвеполовины,
соответственно делению дома. Через три маленьких окошечка в кирпичнойстене
лился узкий, извращенный, дневной свет - сюда в полутьму,словновживое,
пыльное, состоящее из поломанных предметов чудовище.
Клава устроила Федора в углу, настаройжелезнойкровати,обложивее
пухлым,мягкимтюфяком,которыйонапоцеловала.Дляедыпочему-то
приспособила - наверное из-за крепости - новый, сверкающий ночной горшок.
Несколько дней Федорпроспалипроел.Апотомсталвглядыватьсяв
темноту.
Однажды ему приснился сон, которыйбылболеереален,чемжизнь.Ему
снилась улица около дома сестры, где он пил пиво у ларька. И дома большене
пошатывались. Они стояли прямые, ровные, и казалось, что ничто немоглоих
сдвинуть. И он пил пиво у ларька - и пил реально, реально,однукружкуза
другой, но видел, что это кто-то другой, а не он, огромный,огромный,выше
домов, пьет пиво...
Федор проснулся. Он не любил снов. Мгла в подпольешевелилась.Сидяна
кровати, он вглядывался в легкие очертания и вдруг решил, что в дальнем углу
есть разум.
Пожевав, он присел около этого места, точно прикованный к нему...
А однажды Федору показалось в пространстве бесконечное шевеление мух;он
стал пугать это движение. И скоро шевеление мух переместилось всторону,к
окну. Свет пронизывал это колебание на одном месте. Правда, никакихмухне
было.
В подполеФедорчувствовалсебячутьлучше,чемнаверху.Небыло
излишнего беспокойства и он целиком погрузился в неопределенноесозерцание.
Очень плохо, что он не умел давать названия тому, что видел как тайну.
Одна Клава заглядывала к нему.
Одна Клава заглядывала к нему.
Он относился к ней со странной необходимостью; впрочемснеобходимостью
проходящей мимо его сознания.
Он любил похлопывать ее по заднице; Клава усмехалась в паутину.
Но вскоре Федору стало не хватать людей, не хватать человеческих загадок.
Иными словами, ему некого было убивать. (Клава была не в счет:ондажене
относил ее к людям).
Тогда он решил мысленно подставлять людей в одинокие поленья, в странные,
без одной ноги табуретки, в поломанные прутья. И взяв топор,вдругвыходил
из своего уюта и с бешеным усилием воображения рубил фигуры.
Клаве он объяснил, что это ему нужно для напоминания.
Между тем Федоробъедался;вотьмеунего-последолгихмесяцев
безразличия - часто вставал член, и он не заметил, как сталсоединятьэтот
восход со смертию.
Сначала он просто искал удовлетворения и бродилсовставшимчленомпо
всему подполу, ворочая предметы, двигаясь с приподнятыми, точно для обхвата,
руками.
Может быть, искал что-то сексуальное в стене...
Но смерть и все, что ее окружало, по-прежнему царили в его душе.Вернее,
смерть и была его душой.
И в голову Федора вдруг вошла идея; когда он ее обдумывал,еготвердое,
каменное лицо становилось, точно облепленное глиной, подвижным, подвижным от
удивления.
Кажется, оно поворачивалось и смотрело вверх, на потолок...
VI
Между тем наверху события надвигались. Создавалось такое впечатление, что
Лидинька на этот раз не хочет убийств " блаженных младенцев" . Может быть, в
нейговорилопростовздорноеупрямство.Возможнотакже,чтоона
предчувствовала в этом младенце своего будущего жениха или просто любовника.
Но так или иначе она смотрела на Пашу маленьким зверем иэтопередалось
другим членам семейства, кроме, разумеется,Петеньки.ДедКолязалезна
чердак и пытался оттуда поговорить с Пашей.
Мила собирала для младенца цветы.
Клава же смотрела на эту суету мельком.ОтвсейэтойобстановкиПаша
всерьез стал нервничать. Оннелепо,вкоридоре,привсех,бросалсяна
Лидиньку, прижимая ее, чтоб изнасиловать и проткнуть дитятю.
Но Лидинька не поддавалась. Часто можно было видеть, как онаскакалаот
него по огромным, разбросанным помойкам. (Паша повредил себе ногу инемог
ее догнать).
Дед Коля всерьез подумывал о милиции, а ЛидиньказапираласьотПашив
своей комнате. Между тем Федор внизу, под полом, начал рыть ход наполовину
Фомичевых...
Однажды, к вечеру, Паше вдруг по бешенству удалось ворваться в Лидинькину
комнату. Он вбежал туда с обнаженным, приподнятым членом, который он-для
большей ярости - ошпарил кипятком. Этот вид ошпаренного члена,откоторого
даже как бышелпар,неожиданноподвеселилисоблазнилЛидиньку;она
оглушенно отдалась Паше.
Паша, который был вне себя, изловчившись мигом порвалродовойпузырьс
младенцем...
...Когда ребенок стал выходить, Пашасбег,иЛидинькамучиласьодна;
потом, правда, подоспел дед Коля.