В подземном переходе метро Лялин подошел к таксофонам. Поискал в кошельке монетку. Снова осмотрелся. Снизу доносился глухой шум проходящих поездов. Мимо него спешили зачуханные, озабоченные москвичи. Две бабы, явно приезжие, на ручных колясках волокли огромные торбы. Спешили на барахолку. Ничего настораживающего. Да и почему здесь ему ждать опасности? Он же дома!
Лялин набрал номер. Выждал, когда пройдут ровно три вызова. Повесил трубку. Опять набрал тот же номер. «Лопухов», — ударил в ухо ответ. Не произнося ни слова, Лялин повесил трубку. Чертыхнулся, как чертыхается каждый, кого за собственную монетку автомат соединяет не с тем, с кем бы хотелось. Махнул рукой, перешел к другому таксофону. Еще раз набрал номер.
— Калерия Павловна? Здравствуйте, милая! Это Гаррик. Можно я к вам загляну на минутку?
— Гаррик! — голос генеральши звенел радушием. — Ты нас не забыл? Мы ждем, приезжай.
***
В небольшом кабинете высокого посольского дома, за глухой без окон стеной, под звездно-полосатым флагом Соединенных Штатов немолодой, коротко остриженный мужчина просматривал бумаги. Внезапно под правой рукой тихо пискнул зуммер внутреннего телефона.
— Джеф? Мне нужно срочно к тебе зайти.
— Денни? Давай, я жду.
Нажав на клавишу, хозяин кабинета разблокировал запирающее устройство. И тут же на пороге появился Денни Гаррисон, лысеющий толстячок, домашний, уютный, ничем не похожий на кадрового офицера разведки с двадцатилетним стажем.
— Что стряслось, Дэнни?
— Вчера в Москву прибыл Дворянин. По нашим условиям он должен выйти на связь только через неделю.
— И что?
— Он только что звонил в «Русам» и потребовал немедленной связи.
— Это тебя пугает?
— Скорее озадачивает.
— Насколько я знаю, Дворянин в своих действиях предельно осторожен. Если просит связь — это серьезно. Где он должен сделать первую закладку?
— На первой точке. В сквере у Ржевского переулка и улицы Воровского.
— Проверьте еще раз: если вызов сделан с точным соблюдением условий, надо выслать к тайнику человека.
— Да, сэр.
— И максимум осторожности, Дэнни.
Толстячок улыбнулся.
— Будем стараться, Джеф.
***
К удивлению Лялина, на звонок дверь открыла не домработница, как бывало в прошлые годы, а сама хозяйка — дородная Калерия Павловна.
— Гаррик! — воскликнула она и протянула навстречу пухлую, сладко пахнущую руку. — Мы так рады, так рады! Как ты возмужал! А мы все стареем. Боже, как летит время!
— Калерия Павловна! О каком времени вы говорите? — поспешил успокоить хозяйку гость и приложил руку к губам. — Вы в самом прекрасном возрасте!
Дверь одной из комнат открылась, и оттуда выпорхнула генеральская дочь — двадцатилетняя Леночка.
— Гаррик! — она бросилась ему на шею и повисла, согнув ноги в коленях. — Я вас конфискую на весь день. Можно, мама?
— Леночка, — голос Калерии Павловны прозвучал с фальшивой строгостью. — Нельзя так фамильярно. Ты крайне бесцеремонна. Юрий Михайлович только приехал. Куда ты собираешься его потащить?
— В театр. У меня два билета в партер Ленкома. И нет порядочного мужчины, чтобы взять с собой. Ни одного.
— В театр? Как вы смотрите на такое предложение, Гаррик? Вас это не утомит?
Старушка явно не желает остаться с ним наедине, понял Лялин и с преувеличенной радостью воскликнул:
— Что вы, милая Калерия Павловна! С корабля в театр — разве такое может утомить?
Хозяйка довольно засветилась и добродушно благословила:
— Не позже полуночи, Леночка. Чтоб нам с папой не волноваться.
— Есть, госпожа генерал-полковница!
Леночка вскинула руку ко лбу и шутовски отдала честь, смешно выворачивая ладошку наружу.
— Вы с машиной, полковник?
— Леночка, милая, в наш век и без колес? Обижаете!
— Тогда идем.
Чур, я за рулем.
— Желанья вашего всегда покорный раб, из дней своих я вырву полстраницы, ведь вы же знаете, я слаб пред волей женщины, тем более девицы…
— Боже, мамочка! Полковник говорит стихами. Я потрясена!
Они спустились во двор. Лялин распахнул дверцу машины перед Леночкой. Она села за руль с явным удовольствием. Откинулась на спинку.
— Так что мы поедем смотреть? — спросил Лялин, устраиваясь рядом с очаровательной водительницей. Леночка скривила губы и презрительно фыркнула.
— Господи, такие прекрасные стихи и такая серость вопроса. Я, можно сказать, отбила его у мамули с правом на свободный полет, а мой рыцарь Айвенго готов сложить меч и провести пару часов в еврейской забегаловке, именуемой нынче театром. Неужели у вас нет предложений поинтересней?
— Прошу прощения, — он взял ее руку и поднес к губам. — Но я здесь в некотором роде инопланетянин. Только что с того края земли, где живут антиподы.
Леночка благожелательно улыбнулась.
— Только это вас извиняет.
— Благодарю, ваше высочество, — он произнес фразу по-английски, и Леночка с легкостью перешла на тот же язык:
— Я приглашаю вас к нам на дачу. Там сейчас никого. Вы не трус, рыцарь Айвенго?
— Я не трус, но как к этому отнесется мама? Вдруг она нагрянет туда же?
— Полковник, держитесь смелее. Мама будет на другой даче. У нее теперь новый пихарь.
— Что, что? — не понял Лялин.
— Любовник, хахаль, или как там по-английски?
— Ну, милая, вы себе позволяете, — движением, каким прихватывают непослушных детей, чтобы их наказать, он взял ее за руку, слегка сжал и притянул к себе. К его удивлению она не сопротивлялась, а прильнула к нему, левой свободной рукой охватила шею.
— У, какой! — сказала она капризно. — Обожаю смелых.
Она закинула голову, ища губами его губы.
Лялин легким, но достаточно твердым движением отстранил ее.
— Не жгите спичек, милая, там, где нет возможности разжечь костер.
Леночка звонко рассмеялась.
— Поехали!
Машина тронулась.
— Кстати, а где ваша верная Гертруда? — спросил Лялин. — Я ее почему-то не увидел.
— Гертруда? — голос Леночки наполнился презрением. — Папа ее выгнал с треском. Он случайно узнал, что она стукач из КГБ…
Леночка оказалась прекрасной водительницей. Она гнала машину ровно и уверенно. Лялин откинулся на спинку и чуть прикрыл глаза.
Нет, генерал не мог не знать с самого начала, что его домработницу КГБ не оставит без внимания. Просто выгнать ее из дому в прошлые годы было сложнее, чем сейчас, когда КГБ пошатнулся и закачался.
Он вспомнил их первую встречу.
— Гертруда, — представила ее Калерия Павловна. — Наша экономка.
И тут же пояснила:
— Она не немка, Гаррик. Гертруда — это героиня труда. В духе времени, верно?
— Очень приятно, — сказал Юрик и остановил внимательный взгляд на экономке.
Гертруда была женщина-богатырь, похожая на живой монумент: высокая, с бодрой массивной грудью, с плотным телом — попробуй ущипни, не сумеешь. В то же время природа не обделила ее простой красотой: во всю щеку румянец, сметанно-белая кожа, алые сочные губы, коса, уложенная кольцом в три витка на голове. И все же за кажущейся простотой экономки Юрик ощутил нечто настораживающее. Слишком уж острым был взгляд ее холодных внимательных глаз, слишком уж старалась она угодить хозяйке даже в ситуациях, когда мало-мальски уважающая себя домработница постаралась бы проявить характер. На такое чаще всего идут люди, чьи служебные успехи зависят от того, как они ладят с хозяевами. Догадаться, какое ведомство руководит «героиней труда», особого труда не составляло. А раз так, Юрик решил, что просто необходимо Гертруду обратать, поставить под седло.
Однажды, когда Калерия Павловна отбыла на дачу, Юрик явился к Ковшовым.