Ночи он
проводил в молитве, а днем был погружен в свои мысли.
Все это время он пытался установить контакт с Усилком.
Но тот избегал его.
Наконец срок службы Юлия в зоне Наказания был закончен. Перед тем, как перейти на ра-боту в Службу Безопасности, он должен был провести
определенное время в размышлениях. Силы Безопасности, который были составной частью милиции, привлекли его внимание, когда он работал в камерах.
В его душе зародилась опасная мысль.
Пробыв лишь несколько дней в Безопасности, Юлий почувствовал, как червь Вутры заше-велился в лабиринте его мозга с небывалой силой. Ему было
поручено присутствовать при до-просах и пытках, благословлять умирающих. Юлий становился мрачнее день ото дня. И наконец начальники предоставили
ему возможность самостоятельно вести дела.
Допросы были до смешного просты, поскольку существовало лишь несколько категорий преступлений. Люди занимались мошенничеством или воровством,
или были уличены в ереси. Или их ловили в тех местах, куда было запрещено ходить. Или же они замышляли революцию. Именно в последнем
преступлении обвинялся Усилк. А некоторые даже пытались убежать в царство Вутры, во внешний мир. Именно сейчас Юлий понял, что темный мир был
подвержен своего рода болезни: всем, находившимся у власти, мерещилась революция.
Эта болезнь была порождена тьмой, и именно она была причиной того, что жизнь в Панновале была подчинена многочисленным мелким законам. Население
Панновала насчитывало почти семь тысяч человек и каждый, включая и священнослужителей, был вынужден вступать в какую-либо гильдию либо орден.
Каждое общежитие было наводнено соглядатаями, которым так же не доверяли и среди которых были свои шпики. Темнота порождала недоверие, и
некоторые жертвы этого недоверия с виноватым видом представали перед Юлием.
Юлий отлично справлялся со своей работой, хотя и ненавидел себя за это. У него было достаточно личного обаяния, чтобы усыпить бдительность
жертвы, и достаточно ярости, чтобы вырвать у нее признание. Вопреки самому себе он почувствовал профессиональный вкус к работе. И он вызывал
Усилка к себе только тогда, когда чувствовал себя в безопасности.
В конце каждого рабочего дня в пещере Латхорн шло богослужение. Для священнослужи-телей присутствие было обязательным. Сотрудники милиции могли
присутствовать по желанию. Акустика в Латхорне была превосходной. Хор и музыка заполняли собой все пространство под сводами. Юлий в последнее
время увлекся игрой на флуччеле и вскоре стал довольно искусно играть на этом инструменте. Флуччель была размером с его ладонь, но она
превращала его дыхание в высокую музыкальную ноту, которая взмывала вверх, под своды Латхорна, и парила там подобно чилдриму. Вместе с нею, под
звуки «Покрытые чепраком», «В его тени» и любимой «Олдорандо», взмывала вверх и парила там и душа Юлия.
Однажды после богослужения Юлий покинул Латхорн с новым своим знакомым, смор-щенным жрецом по имени Бервин. Они шли по склепоподобным переходам
Святилища, едва касаясь пальцами рисунка на стене. Вышло так, что они наткнулись на отца Сифанса, распевающего гнусавым голосом псалмы. Бервин
вежливо откланялся, и Юлий остался с отцом Сифансом.
– У меня тяжело на душе после рабочего дня, отец. Я отдыхаю только на богослужении.
По своей привычке Сифанс ответил уклончиво.
– Отзывы о твоей работе превосходны, сын мой. Ты должен продвигаться вперед по слу-жебной лестнице. Я помогу тебе в этом, насколько могу.
– Ты очень добр ко мне, отец. Я помню, что ты говорил мне, – он понизил голос, – о Хра-нителях.
Это организация, в которую можно вступить
добровольно?
– Нет, я же говорил, что туда тебя могут лишь выбрать.
– А как я могу выдвинуть туда свою кандидатуру?
– Акха поможет тебе, когда в этом возникнет необходимость. Сейчас, когда ты стал одним из нас, я вот о чем думаю. Слышал ли ты об ордене,
который стоит даже выше Хранителей?
– Нет, отец, я не обращаю внимания на слухи.
– Но тебе следовало бы прислушиваться к ним. Слухи – это зрение слепого. Но если ты та-кой недоверчивый, добродетельный, тогда я ничего не скажу
тебе о Берущих.
– Берущие? А кто они такие?
– Ну уж нет, я не скажу тебе ни слова. Зачем тебе забивать себе голову всякими тайными организациями или россказнями о скрытых озерах, свободных
ото льда? Самые, казалось бы, бесспорные вещи могут оказаться ложью. Мифом. Как сказание о черве Вутры.
Юлий рассмеялся.
– Хорошо, отец. Ты уже достаточно заинтриговал меня. Прошу тебя, расскажи мне все.
Сифанс прищелкнул языком, замедлил шаг и скользнул в ближайшую нишу.
– Ну, если ты настаиваешь. Ты, вероятно, помнишь, как живет чернь в Вакке. Дома гро-моздятся друг на друга без всякой системы. А что, если
предположить, что горный хребет, в ко-тором находится Панновал, подобен Вакку – или, другими словами, он представляет собой тело с различными
взаимосвязанными частями – селезенкой, легкими, печенью, сердцем. А что, если предположить, что над нами и под нами расположены такие же
огромные пещеры, как наша? Ты думаешь, это невозможно?
– Да.
– Но я говорю, что это возможно. Это гипотеза. Давай предположим, что где-то за Твинком существует водопад, который падает из пещеры,
расположенной над нашей. И что водопад падает до уровня ниже уровня нашей пещеры. Вода течет туда, куда ей заблагорассудится. Предположим, что
она впадает в озеро, воды которого настолько теплые, что на них не может образоваться лед. И давай представим себе, что в этом благословенном
месте живут Берущие, самые могущественные существа. Они берут самое лучшее, что есть в этом мире. Им принадлежат и знания и сила. Они хранят их
в ожидании победы Акха.
– Они таят их от нас?
– Что ты сказал? Я не расслышал. Забавную историю я рассказал тебе, да?
– А что, в Берущие тоже выбирают?
Отец Сифанс прищелкнул языком.
– Да разве можно проникнуть в такое избранное общество? Нет, мой мальчик, там нужно родиться. Оно состоит из нескольких могущественных родов,
где прекрасные женщины поддер-живают тепло домашнего очага. Наверное, они по своему желанию могут покидать царство Акха и так же легко
возвращаться. Да, для того, чтобы приблизиться к этому избранному обществу, потребовалась бы революция.
Отец Сифанс хихикнул.
– Отец, ты смеешься надо мной.
Старый священник с задумчивым видом склонил голову.
– Ты беден, друг мой. И, наверное, таким и будешь. Но ты не прост и из тебя никогда не выйдет настоящего священника. Но именно поэтому я так
люблю тебя.
Они расстались. Слова священника повергли душу Юлия в смятение. Да, он не настоящий священник, как сказал Сифанс. Любитель музыки, и больше
ничего.
Он плеснул ледяную воду на разгоряченный лоб. Вся иерархическая лестница священно-служителей вела лишь к одному – к власти. Она не вела к Акхе.
Вера не давала четкого объясне-ния того, как религиозное рвение могло бы сдвинуть с места каменное изображение. Слова веры вели лишь к туманной
неясности под названием святость. Осознание этого было таким же грубым, как прикосновение полотенца к лицу.
Юлий лежал в спальне и сон не шел к нему.