Хлудневский встретил ее сердитым вопросом:- Сознавайся, старая, куда подевала газетку за девятое августа?!- Будто я их разглядываю, когда беру, - поздоровавшись с Кротовым и Бирюковым, ответила старуха. - Чего случилось-то?- Продолжение разрознила, елки-моталки! - вспылил дед Лукьян. - Сколько раз наказывало не трожь без спросу!- Тю, старый! Какая муха тебя сегодня укусила? Чего, говорю, случилось?- Ничего страшного, Агафья Васильевна, - постарался успокоить Антон.Просто газета потерялась.Старуха смущенно пожала плечами и вдруг виновато посмотрела на деда Лукьяна:- Две недели назад, может, попозже я в одну газетенку кусок соленого сала завернула для Екашихи. Это ж надо так жить? На покос люди собираются и всего-навсего берут буханку хлеба да жбан молока. Много ли на таких харчах протянешь? Сердце мое не вытерпело, отнесла Екашихе кусок свиного сала.- Сколько наказывал: не трожь газетки! - опять вскипел Хлудневский.Бабка Агата с укором покачала головой:- Копеечный клок негодной бумаги пожалел. - И, словно меняя неприятный для нее разговор, обратилась к участковому: - Михал Федорыч, а до тебя Федя-кузнец направился. Арбуз от магазина попутно подмог мне донести.- Чего это он ко мне надумал?- Не ведаю, Федорыч. Хмурый шел...Кротов вопросительно посмотрел на Бирюкова. Антон уже понял, что вряд ли дед Лукьян теперь расскажет что-то откровенное, поднялся.Возле угрюмо съежившегося дома Екашевых стояли два самосвала с зерном. Их номера были городскими. Кротов недовольно проговорил:- Зачастили приезжие водители к Степану в гости. Надо срочно прикрывать левоту.- Что они у него нашли? - поинтересовался Бирюков.- Любители выпить разнюхали подпольный винзавод.- Екашев занимается самогоноварением?- Так точно. Уголовное дело против него возбуждено по признакам статьи сто пятьдесят восьмой. Подполковник Гладышев поручил мне провести дознание, но вот убийство Репьева все планы спутало... - Кротов кашлянул. - Полагаю, вы не случайно заинтересовались у Хлудневского газетой?- На пасеке обнаружены пыжи, изготовленные из районной газеты за девятое августа.Кротов чуть было не остановился:- Предлагаю немедленно побывать у Екашева.- Не надо, Михаил Федорович, спешить.
8. ЗОЛОТОЙ КРЕСТ
Низенькая, под стать самому Кротову, жена участкового на вопрос - заходил ли кузнец? - ответила прямо-таки в кротовскои стиле:- Только что был. По какому вопросу хотел видеть, не сказал. Просил, по возможности, заглянуть к нему домой.Над Серебровкой уже загустели вечерние сумерки. Во дворах мычали вернувшиеся с выпаса недоеные коровы, хозяйки брякали подойниками. Недалеко от деревни, сразу за поскотиной, глухо рокотали работающие комбайны.Окна Кузнецова дома чуть-чуть желтели, словно за ними горела тусклая коптилка. Снаружи дом почти не отличался от других серебровских домов, но, войдя в него, Бирюков поразился "оригинальностью" планировки. Громадная, во всю величину дома комната казалась пустующим спортивным залом, незначительную часть которого занимала высокая русская печь, прижавшаяся к стене слева от порога. Вдоль всей правой стены, под окнами, тянулась широкая лавка. Уходящий вдаль ее конец упирался в старинный буфет с обломанными наполовину резными украшениями. У противоположной стены стояла самодельная деревянная кровать заправленная байковым одеялом. Над кроватью - рисованный ковер с лебедями, но без традиционной целующейся парочки. В изголовье кровати, свернувшись клубком, спал пушистый черный кот. Возле печи стоял небольшой стол, рядом с ним - две табуретки. За столом старинный сундук. На шпагате, протянутом от притолоки за печь, сушились пучки травы-кровохлебки. На столе лежала старая зачитанная Библия.Больше всего поражала передняя стена. Без окон, она, как церковный иконостас, была увешана иконками и цветными литографиями с божественными сюжетами.
Перед стеной с потолка свисала на медных цепочках фиолетовая стеклянная лампадка с тонкой восковой свечкой, а под самым потолком тускло светилась маломощная электрическая лампочка.Рассматривая от порога иконы, Антон с некоторым замедлением сообразил, что, кроме черного кота, в доме никого нет. Кротов как глянул и не то шутя, не то серьезно, произнес:- Федо-о-ор! Ау-у-у...- Ор-ру-у!.. - коротко отозвалось эхо.Кот, вскинув голову, сверкнул зеленоватыми глазами я опять свернулся клубком. За дверью послышались грузные шаги. Дверь скрипнула, и с подойником парного молока вошел кузнец. Сияв с медно-рыжей седеющей головы картуз, он поклонился Кротову:- Здоров будь, Михаил Федорыч. - повернулся к Антону: - И вы, молодой человек, здравствуйте. - Прошагал к буфету. Достал из него несколько глиняных кринок. Начал сцеживать в них молоко. - Садитесь там... Разговор, можа, долгий получится... Вот с хозяйством справлюсь...- Так, Федя, и живешь, как на казарменном положении, - усаживаясь на лавку возле окна, вздохнул Кротов. - Корову сам доишь. Разве мужское это занятие, к примеру спросить?.. И чего ты только терпишь холостяцкую жизнь?- Бог терпел и нам велел, - спокойно ответил кузнец.- Женился бы давным-давно, детишек завел. Это - цветы жизни, можно сказать.- Пошли тебе бог их полный букет,- У меня, Федя, внуки уже имеются.- И слава богу.- Вот дался тебе бог. Влип ты, Федя, в религию, как несмышленая муха в мед.Кузнец не ответил. Он разливал по кринкам молоко неторопливо, словно тянул время. Остатки из подойника плеснул в консервную банку на полу, скомандовал:- Жук!Дремавший на кровати кот черной молнией метнулся к банке. Кузнец молча вынес кринки. Потом достал из печи тугун с горячей водой. Ополоснув подойник, выставил его за дверь. Погремел во дворе рукомойником. Шикнул на загоготавшего гуся, похоже, загнал в хлев корову и вернулся в дом. Однако начинать разговор не торопился. Убрал со стола Библию, как будто она ему мешала. Придвинул к столу табуретку. Сел и уставился в пол.- Как понимать твое молчание, Федя? - не вытерпел Кротов.Кузнец тяжело вздохнул:- Чудится мне, Михаил Федорыч, что погиб пасечник за золотой крест...Кротов недоуменно переглянулся с Бирюковым. Хмыкнув, сказал:- Не совсем понятно, Федор Степаныч, твое заявление.- Я не заявляю - подсказываю, из-за чего убийство могло совершиться.- Нам подробности надо знать, - вмешался в разговор Антон, а Кротов тут же представил его кузнецу:- Это товарищ Бирюков, начальник уголовного розыска района.Кузнец ничуть не удивился:- Бирюковых издали по обличью видать. - И с паузами, словно взвешивая каждое слово, стал рассказывать, как недавно пасечник Репьев предлагал ему за тысячу рублей архиерейский крест с изображением распятия. Крест был старинный и стоил намного дороже, чем тысяча.- Где Репьев взял эту церковную реликвию? - спросил Антон. - Не поинтересовались у него?- Спрашивал. Гриня сказал, будто бы в роднике близ цыганского табора нашел.- Из Америки с подземным потоком выплыл? - иронично вставил Кротов, но кузнец вполне серьезно ответил:- Нательные золотые да серебряные крестики, были случаи, люди и раньше в роднике находили. Часовня в старое время стояла там. С годами разрушилась. Остатки бревен Степан Екашев _ безбожник в войну на дрова себе увез, оттого и чахнет теперь здоровьем...- Откуда же, Федя, кресты в роднике? - недоверчиво спросил Кротов.- Видно, служители после революции зарыли их в землю, а вода подмыла. Кресты не для земли делаются.- По-твоему, Репьев на самом деле мог найти крест?.- Мог найти, а мог и украсть.- У кого?- У тех же цыган.- Думаешь, за это цыгане и убили Репьева?Кузнец торопливо перекрестился:- Упаси бог так думать. Винить цыган не хочу. Верней всего кто-то другой на Гриню руку наложил.