Петр,сидяу стола перед сальной свечою, шуршит бумагами, негромко щелкает
косточкамисчет,Алексейпомогаетему,Никита искусно плетет корзины из
прутьев.
- Вот-волянамданацарем-государем.Этонадо понять:, в каком
расчетеволя? Без расчета и овцу из хлева не выпустишь, а тут - весь народ,
тысячитысяч,выпущен.Этозначит:понялгосударь-с господ немного
возьмешь,онисамивсёпроживают.Георгий,князь,ещедоволи,сам
догадался,говорилмне: подневольная работа - невыгодна. Вот и оказано нам
довериедлясвободнойработы.Теперь и солдат не двадцать пять лет ружье
таскатьбудет,а-иди-ка,работай! Теперь всяк должен показать себя, к
чему годен. Дворянству - конец подписан, теперь вы сами дворяне, - слышите?
УльянаБаймаковапрожилавмонастырепочтитримесяца,акогда
вернулась домой, Артамонов на другой же день спросил ее:
- Скоро свадьбу состроим?
Она возмутилась, сердито сверкнув глазами.
- Чтоты,опомнись!Полугоданепрошло со смерти отца, а ты... Али
греха не знаешь?
Но Артамонов строго остановил ее:
- Грехаятут,сватья,невижу.Толиеще господа делают, а бог
терпит. У меня - нужда; Петру хозяйка требуется.
Потом он спросил: сколько у нее денег? Она ответила:
- Больше пятисот не дам за дочерью!
- Дашьибольше, - уверенно и равнодушно сказал большой мужик, в упор
глядянанее.Онисиделизастоломдругпротивдруга,Артамонов-
облоко-тясь,запустивпальцыобеихрукв густую шерсть бороды, женщина,
нахмуривброви,опасливовыпрямилась.Ей было далеко за тридцать, но она
казаласьзначительномоложе,наеесытом, румяном лице строго светились
сероватые умные глаза. Артамонов встал, выпрямился.
- Красивая ты, Ульяна Ивановна.
- Еще чего скажешь? - сердито и насмешливо спросила она.
- Ничего не скажу.
Онушел неохотно, тяжко шаркая ногами, а Баймакова, глядя вслед ему и,
кстати, скользнув глазами по льду зеркала, шепнула с досадой:
- Бес бородатый. Ввязался...
Чувствуясебявопасностипередэтим человеком, она пошла наверх к
дочери,ноНатальине оказалось там; взглянув в окно, она увидала дочь на
двореу ворот, рядом с нею стоял Петр; Баймакова быстро сбежала по лестнице
и, стоя на крыльце, крикнула:
- Наталья - домой! Петр поклонился ей.
- Непорядокэто,молодецхороший, без матери беседовать с девицей,
чтобы впредь не было этого!
- Она мне нареченная, - напомнил Петр.
- Всё едино; у нас свои обычаи, - сказала Баймакова, но спросила себя:
"Чтоэто я рассердилась? Молодым да не миловаться. Нехорошо как. Будто
позавидовала дочери".
Нехорошо как. Будто
позавидовала дочери".
Вкомнатеонабольнодернуладочьзакосу,все-таки запретив ей
говорить с женихом с глаза на глаз.
- Хотьон и благословенный тебе, да еще - либо дождик, либо снег, либо
- будет, либо - нет, - сурово сказала она.
Темнаятревогамутилаеемысли;черезнесколькодней она пошла к
Ерданскойпогадатьобудущем,- к знахарке, зобатой, толстой, похожей на
колокол, все женщины города сносили свои грехи, страхи и огорчения.
- Тутгадатьнеочем,-сказала Ерданская, - я тебе, душа, прямо
скажу:тыза этого человека держись. У меня не зря глаза на лоб лезут, - я
людейзнаю,я их проникаю, как мою колоду карт. Ты, гляди, как он удачлив,
вседелау него шаром катятся, наши-то мужики только злые слюни пускают от
зависти к нему. Нет, душа, ты его не бойся, он не лисой живет, а медведем.
- То-точтомедведем,-согласиласьвдоваи, вздохнув, рассказала
гадалке:
- Боюсь;спервого раза, когда он посватал дочь, - испугалась. Вдруг,
какбудтоизтучиупал,никомуневедом, и в родню полез. Разве эдак-то
бывает?Помню,говоритон,а я гляжу в наглые глазищи его и на все слова
дакаю, со всем соглашаюсь, словно он меня за горло взял.
- Это значит: верит он силе своей, - объяснила премудрая просвирня.
Новсё это не успокоило Баймакову, хотя знахарка, провожая ее из своей
темнойкомнаты,насыщеннойдушнымзапахом лекарственных трав, сказала на
прощанье:
- Помни:дуракитольковсказкахудачливы...Подозрительно громко
хвалила она Артамонова, так громко и много, что казалась подкупленной.
Авотбольшая,темнаяисухая,как соленый судак, Матрена Барская
говорила иное:
- Весьгородстономстонет,Ульяна, про тебя; как это не боишься ты
этихпришлых?Ой,гляди!Недаромодинпареньгорбат,неза мал грех
родителей уродом родился...
ТруднобыловдовеБаймаковой, и всё чаще она поколачивала дочь, сама
чувствуя,чтобезпричинызлитсянанее.Она старалась как можно реже
видетьпостояльцев,алюдиэтивсё чаще становились против ее, затемняя
жизнь тревогой.
Незаметноподкралась зима, сразу обрушилась на город гулкими метелями,
крепкимиморозами,завалилаулицыи дома сахарными холмами снега, надела
ватныешапкинаскворешнии главы церквей, заковала белым железом реки и
ржавуюводуболот;нальдуОки начались кулачные бои горожан с мужиками
окрестныхдеревень.Алексейкаждыйпраздниквыходил на бой и каждый раз
возвращался домой злым и битым.
- Что,Олеша?-спрашивалАртамонов.-Видно,здесь бойцы ловчее
наших?
Растираякровоподтекимедной монетой или кусками льда, Алексей угрюмо
отмалчивался, поблескивая ястребиными глазами, но Петр однажды сказал:
- Алексей дерется лихо, это его свои, городские, бьют.