Это и тебе выгодно,
сразу войдешь во все лучшие наши люди, на виду встанешь.
- Ну, - горделиво замычал Артамонов, - меня и без этого издали видно.
Обиженная его заносчивостью, она сказала:
- Тебя здесь не любят.
- Ну, бояться станут.
И, ухмыляясь, пожав плечами:
- Вот и Петр тоже всё про любовь поет. Чудаки вы...
- Да и на меня нелюбовь эта заметно падает.
- Ты, сватья, не беспокойся!
Артамонов поднял длинную лапу, докрасна сжав пальцы в кулак.
- Ялюдейобламывать умею, вокруг меня недолго попрыгаешь. Я обойдусь
и без любови...
Женщина промолчала, думая с жуткой тревогой:
"Экой зверь".
Ивотуютныйдом ее наполнен подругами дочери, девицами лучших семей
города;всеонипышноодетывстаринныепарчовыесарафаны,с белыми
пузырямирукавов из кисеи и тонкого полотна, с проймами и мордовским шитьем
шелками,в кружевах у запястий, в козловых и сафьяновых башмаках, с лентами
вдлинныхдевичьихкосах.Невеста,задыхаясь,-в тяжелом, серебряной
парчи,сарафанес вызолоченными ажурными пуговицами от ворота до подола, в
шушунезолотойпарчинаплечах, в белых и голубых лентах; она сидит, как
ледяная,впереднемуглуи, отирая кружевным платком потное лицо, звучно
"стиховодит":
По лугам, по зелены-им,
По цветам, по лазоревым,
Разлилася вода вешняя,
Студена вода, ой, мутная...
Подруги голосно и дружно подхватывают замирающий стон девичьей жалобы:
Посылают меня, девицу,
Посылают меня по воду,
Меня босу, необутую,
Ой, нагую, неодетую...
Невидимый в толпе девиц, хохочет и кричит Алексей:
- Это- смешная песня! Засовали девицу в парчу, как индюшку в жестяное
ведро, а - кричите: нага, неодета!
Близкокневесте сидит Никита, новая синяя поддевка-уродливо и смешно
взъехаласгорбана затылок, его синие глаза широко раскрыты и смотрят на
Натальютакстранно,какбудтоонбоится,что девушка сейчас растает,
исчезнет.Вдверистоит,заполняявсюее,МатренаБарская и, ворочая
глазами, гудит глубоким басом:
- Не жалобно поете, девицы.
Шагнувширокимшагомлошади,онастроговнушает, как надо петь по
старине, с каким трепетом надо готовиться к венцу.
- Сказано:"Замужем - как за каменной стеной", так вы знайте: крепка
стена - не проломишь, высока - не перескочишь.
Нодевицыплохослушаютее, в комнате тесно, жарко, толкая старуху,
онибегут во двор, в сад; среди них, как пчела в цветах, Алексей в шёлковой
золотистой рубахе, в плисовых шароварах, шумный и веселый, точно пьян.
Обиженнонадувтолстыегубы, выпучив глаза, высоко приподняв спереди
подолштофнойюбки,Барская,тучейгустогодыма, поднимается наверх, к
Ульяне, и пророчески говорит:
- Веселадочь у тебя, не по правилу это, не по обычаю.
Обиженнонадувтолстыегубы, выпучив глаза, высоко приподняв спереди
подолштофнойюбки,Барская,тучейгустогодыма, поднимается наверх, к
Ульяне, и пророчески говорит:
- Веселадочь у тебя, не по правилу это, не по обычаю. Веселому началу
- плохой конец!
Баймаковаозабоченно роется в большом кованом сундуке, стоя на коленях
предним; вокруг ее на полу, на постели разбросаны, как в ярмарочной лавке,
кускиштофа,канауса,московского кумача, кашмировые шали, ленты, вышитые
полотенца;широкийлучсолнцалежитнаярких тканях, и они разноцветно
горят, точно облако на вечерней заре.
- Непорядокэто- жить жениху до венца в невестином доме, надо было
выехать Артамоновым...
- Говорилабы раньше, поздно теперь говорить об этом, - ворчит Ульяна,
наклоняясьнад сундуком, чтобы спрятать огорченное лицо, и слышит басовитый
голос:
- Протебябылслух,что ты - умная, вот я и молчала. Думала - сама
догадаешься.Мне-что?Мне-была бы правда сказана, люди не примут -
господь зачтет.
Барскаястоит,какмонумент, держа голову неподвижно, точно чашу, до
краевполнуюмудрости;недождавшисьответа,онавылезает за дверь, а
Ульяна, стоя на коленях в цветном пожаре тканей, шепчет в тоске и страхе:
- Господи-помоги! Не лиши разума. Снова шорох у двери, она поспешно
сунула голову в сундук, чтобы скрыть слезы, Никита в двери:
- Наталья Евсевна послала узнать, не надо ли вам помощи в чем-нибудь.
- Спасибо, милый...
- На кухне Ольгунька Орлова патокой облилась.
- Да - что ты? Умненькая девчоночка, - вот бы тебе невеста...
- Кто пойдет за меня...
Авсаду,подлипой,закруглымстоломсидят,пьютбрагу Илья
Артамонов,ГаврилаБарский,крестныйотецневесты,Помялови кожевник
Житейкин,человекспустымиглазами,тележникВоропонов;прислонясь к
стволулипы,стоит Петр, темные волосы его обильно смазаны маслом и голова
кажется железной, он почтительно слушает беседу старших.
- Обычаи у вас другие, - задумчиво говорит отец, а Помялов хвастается:
- Мы жа тут коренной народ. Велика Русь! - И мы - не пристяжные.
- Обычаи у нас древние...
- Мордвы много, чуваш...
Свизгомисмехом,толкаясь,вбежалив сад девицы и, окружив стол
ярким венком сарафанов, запели величанье:
Ой, свату великому,
Да Илье-то бы Васильевичу,
На ступень ступить - нога сломить,
На другу ступить - друга сломить,
А на третью - голова свернуть.
- Воттакчестят! - удивленно вскричал Артамонов, обращаясь к сыну, -
Петр осторожно усмехнулся, поглядывая на девиц и дергая себя за ухо.
- А ты - слушай! - советует Барский и хохочет.