- А ты - слушай! - советует Барский и хохочет.
Того мало свату нашему, Да похитчику девичьему...
- Ещемало?-возбуждаясь,кричитАртамонов,видимо,смущенный,
постукивая пальцами по столу. А девицы яростно поют:
Схоромбытяоборону, Да с горы бы тя о каменье, Чтобы ты нас не
обманывал,Нехвалилбы,ненахваливалЧужедальниестороны, Нелюдимые
слободы, - Они горем насеяны, Да слезами поливаны..,
- Вотонокчему! - обиженно вскричал Артамонов. - Ну, я, девицы, не
вогневвам, свою-то сторону все-таки похвалю: у нас обычаи помягче, народ
поприветливее.Унасдажепоговоркасложена:"Свапада Усожа - в Сейм
текут; слава тебе, боже, - не в Оку!"
- Ты- погоди, ты еще не знаешь нас, - не то хвастаясь, не то угрожая,
сказал Барский. - Ну, одари девиц!
- Сколько ж им дать?
- Сколько душе не жалко.
НокогдаАртамоновдал девицам два серебряных рубля, Помялов сердито
сказал:
- Широко даешь, бахвалишься!
- Нуитрудноугодитьнавас!- тоже гневно крикнул Илья, Барский
оглушительно захохотал, а
Житейкин рассыпал в воздухе смешок, мелкий и острый.
Девичниккончилсянарассвете,гостиразошлись,почтивсе в доме
заснули,Артамонов сидел в саду с Петром и Никитой, гладил бороду и говорил
негромко, оглядывая сад, щупая глазами розоватые облака:
- Народ- терпкий. Нелюбезный народ. Уж ты, Петруха, исполняй всё, что
тещапосоветует,хотьибабьи пустяки это, а - надо! Алексей пошел девок
провожать?Девкамон-приятен,апарням - нет. Злобно смотрит на него
сынишкаБарского...н-да!Ты,Никита,поласковеебудь,ты это умеешь.
Послужи отцу, замазкой, где я трещину сделаю, ты - заткни.
Заглянув одним глазом в большой деревянный жбан, он продолжал угрюмо:
- Всё вылакали; пыот, как лошади. Что думаешь, Петр?
Перебирая в руках шёлковый пояс, подарок невесты, сын тихо сказал:
- В деревне - проще, спокойнее жить.
- Ну... Чего проще, коли день проспал...
- Тянут они со свадьбой.
- Потерпи.
Ивотнаступил для Петра большой, трудный день. Петр сидит в переднем
углугорницы, зная, что брови его сурово сдвинуты, нахмурены, чувствуя, что
этонехорошо,не красит его в глазах невесты, но развести бровей не может,
ониточнокрепкойниткойсшиты.Исподлобьяпоглядываянагостей,он
встряхиваетволосами,хмельсыплетсяна стол и на фату Натальи, она тоже
понурилась,усталоприкрывглаза,оченьбледная,испугана, как дитя, и
дрожит от стыда.
- Горько!- в двадцатый раз ревут красные волосатые рожи с оскаленными
зубами.
Петрповорачивается,какволк,несгибаяшеи, приподнимает фату и
сухимигубами,носомтычетсявщеку,чувствуяатласный холод ее кожи,
пугливуюдрожьплеча;емужалкоНатальюи тоже стыдно, а тесное кольцо
подвыпивших людей орет:
- Не умеешь, парень!
- В губы цель!
- Эх, я бы вот поцеловал.
.. Пьяный женский голос визжит:
- Я те поцелую!
- Горько! - рычит Барский.
Сцепивзубы,Петр прикладывается к влажным губам девушки, они дрожат,
ивсяона,белая,какбудтотает,подобнооблакуна солнце. Они оба
голодны,имсовчерашнегодня не давали есть. От волнения, едких запахов
хмельногоидвухстакановшипучегоцимлянского вина Пётр чувствует себя
пьянымибоится, как бы молодая не заметила этого. Всё вокруг зыблется, то
сливаясьвпеструюкучу,то расплываясь во все стороны красными пузырями
неприятныхрож.Сынумоляющеисердито смотрит на отца, Илья Артамонов,
встрепанный, пламенный, кричит, глядя в румяное лицо Баймаковой:
- Сватья, чокнемся медком! Мед у тебя - в хозяйку сладок...
Онапротягивает круглую белую руку, сверкает на солнце золотой браслет
сцветнымикамнями,на высокой груди переливается струя жемчуга. Она тоже
выпила,веесерыхглазах томная улыбка, приоткрытые губы соблазнительно
шевелятся,чокнувшись,онапьетикланяетсясвату,аон,встряхивая
косматой башкой, восхищенно орет:
- Эка повадка у тебя, сватья! Княжья повадка, убей меня бог!
Петрсмутнопонимает,чтоотецне ладно держит себя; в пьяном реве
гостейончуткосхватываетехидныевозгласыПомялова, басовитые упреки
Барской, тонкий смешок Житейкина.
"Несвадьба,а- суд", - думает он и слышит: - Глядите, как он, бес,
смотрит на Ульяну-то, ой-ой!
- Быть еще свадьбе, только - без попов...
Этислова на минуту влипают в уши ему, но он тотчас забывает их, когда
коленоилилокотьНатальи, коснувшись его, вызовет во всем теле тревожное
томление.Онстараетсянесмотреть на нее, держит голову неподвижно, а с
глазами сладить не может, они упрямо косятся в ее сторону.
- Скоро ли конец этому? - шепчет он, Наталья так же отвечает:
- Не знаю.
- Стыдно...
- Да, - слышит он и рад, что молодая чувствует одинаково с ним.
Алексей-с девицами, они пируют в саду; Никита сидит рядом с длинным
попом,упопа мокрая борода и желтые, медные глаза на рябом лице. Со двора
ис улицы в открытые окна смотрят горожане, десятки голов шевелятся в синем
воздухе,поминутносменяясьоднадругою;открытыертышепчут,шипят,
кричат;окна кажутся мешками, из которых эти шумные головы сейчас покатятся
вкомнату,какарбузы.Никитаособенноотметиллицоземлекопа Тихона
Вялова,скуластое, в рыжеватой густой шерсти и в красных пятнах. Бесцветные
напервыйвзглядглазастранномерцали, подмигивая, но мигали зрачки, а
ресницы-неподвижны.Инеподвижны тонкие, упрямо сжатые губы небольшого
рта,чуть прикрытого курчавыми усами. А уши нехорошо прижаты к черепу. Этот
человек,навалясьгрудьюнаподоконник, не шумел, не ругался, когда люди
пыталисьоттолкнутьего,онмолчаоттиралих легкими движениями плеч и
локтей.