.. Побродила я по свету, да поможет мне
бог.Столькоместисходила,чтои счесть не могу.Большие города
видела, десять таких, как Баия, в одном поместятся...
- А в Рио-де-Жанейро ты тоже была?
- Три раза насквозь исходила... Оттуда и сейчас...
- Здорово там красиво?
- Красота...От свету и от людейпрямотесно...Дажеглядеть
больно...
- А больших кораблей много?
- Одинодногообширней,вздешнюю гавань и не пройдут,такие
есть, что от пристани и до самого волнолома...
- Да не слишком ли велики?
- Ты не видел?А я вот видела. Это только настоящий моряк знает.
Иль ты думаешь, что лодочник - это моряк, что ли?
Шкипер Мануэл вмешался:
- Я тоже слышал... Говорят, и не поверишь, пока своими глазами не
увидишь.
- Апарнятамникакогонеподцепила,а,Роза?-спросил
Франсиско.
- Инестоит труда.Там мужчины никуда не годятся.Я там одно
время на холме жила,так знаете, как меня уважали? И слышать ни о чем
нехотела.Как-то раз один птенец путался что-то у меня под ногами в
танцевальной зале.Да я как опущу якорь на шею бедняге, так он тут же
ко дну пошел. Вот смеху-то...
Мужчины были довольны. Там, далеко, в столице, она показала всем,
кто она такая. Роза Палмейрао глянула на Гуму и промолвила:
- Говорили даже: если в Баие такие женщины, то каковы ж мужчины?
- Ты, видно, по себе громкую славу оставила, а, Роза?
- Был у меня сосед,так не знаю,что с ним приключилось, что он
одинразхотел меня повалить.А мне как раз незадолго до того мулат
один приглянулся,он до того ладно умел сложить песню или самбу,что
заслушаешься.Ну вот, сосед приходит как-то вечером, поговорить, мол,
по душам.Говорит, говорит, а сам все на кровать смотрит. А потом как
бросится на кровать - и лежит. Я ему говорю: "Кум, снимайся с якоря да
плыви отсюда".А он - на своем,причалил,будто это егогавань.А
глазищинаменяпялит.Я предупреждала:мой скоро придет...А он
говорит,что никого, мол, я не боюсь. Сам мужчина. Я его спросила: "А
женщин боишься?" Говорит: нет, только нечистой силы боюсь. А глаза все
пялитнаменя.Яемуговорю,чтолучшевсегодлянегобудет
отшвартоваться немедля.А он ни в какую. Еще и штаны стал стаскивать,
тогда меня досада взяла, знаете?
Мужчины улыбались, заранее смакуя финал.
- И что ж дальше?
- Да я его за шиворот и за дверь.Он еще все глядел,с полу-то,
рожа такая дурацкая...
- Молодец, кума...
- Да вы еще не знаете, что было потом. Я тоже думала, что песенке
конец.Ан нет.Вскорости мой мулат пришел,я и думать забыла.Но у
соседа-то,оказывается, заноза еще ныла, и он, что-то около полуночи,
вломился ко мне, а с ним - еще дюжина. Мой-то мулат сразу заметно, что
не робкогодесятка,ипарниэтикакегоувидели,тоужине
сомневались-подалисьназад.
..Они,бедняги,думали,что всего
дела-то,что дать моему Жуке подзатыльник,схватить меняиподнять
паруса, Когда опомнились, то у одного, смотрят, рожа расквашена, а я с
моим старым боевым ножом в самой гуще стою. Такое было! Я и мулат мой,
такмыужне дрались,а словно рыбу на кол ловили.Но тут вдруг -
здрасьте,добрый день:полиция,когда ее вовсе и не ждали.Ну, все
закончилось в управлении.
- Так что отсидела там, в Рио?
- Какоеотсидела!Пришлимы с Жукой туда,я шефу все как есть
рассказала,объяснила,что Роза Палмейрао себя вокруг пальца обвести
не даст,нет.Шеф сам был из Баии,засмеялся,сказал, что уж знает
меня, и отослал с богом. Я попросила Жуку тоже отпустить, он разрешил.
Атевсе остались,один из драки весь татуированный вышел,так и в
полицию явился.
- Повезло тебе на шефа, а?
- Но когда я стала Жуку разыскивать, то куда уж... Никогда больше
его и в глаза не видела. Очень он меня испугался...
Моряки смеялись.Стаканы с водкой опорожнились одинзадругим.
Шкипер Мануэл платил за всех. Кто сказал, что Роза Палмейрао похожа на
старый мех для вина?Гума не отрывал от нее глаз. О ней пели песни, и
она умела драться.Но у нее было ладное тело и глубокий взгляд.Роза
Палмейрао сказала Гуме:
- Я никогда не дерусь с мужчиной,который мне нравится... Спроси
кого хочешь...
Но в глазах Гумы не было страха.
Они поздно вышли из таверны.Старый Франсиско давноушел,даже
шкипер Мануэл устал ждать. Хозяин сказал Розе Палмейрао:
- Ты сегодня спать не собираешься?
- Да еще поброжу, давно не была...
Давно уж не лежала она рядом с мужчиной наэтихпесках.Многие
думают, что она умеет лишь драться, что жизнь для нее - скандалы, удар
клинком,блеск ножа. Если в народе говорят, что храбрецы после смерти
зажигаютсявнебезвездами,тоиона может засверкать среди этих
звезд.Однаконапраснодумают,чтожизньдляРозыПалмейрао
заключается только в скандалах.Нет, ей нравится больше всего, больше
чем ссоры,выпивки, беседы, быть покоренной женщиной, очень женщиной,
вот так,как сейчас, в объятьях Г\мы, вытянувшись на песке, перебирая
его волосы с ленивой нежностью...Глаза ее глубоки,как море, и, как
море,изменчивы. Они зеленые в ночи любви на теплом прибрежном песке.
Они синие в дни затишья,они темно-свинцовые,когда затишье-лишь
предвестник бури. Ее глаза блестят. Ее руки, привыкшие орудовать ножом
икинжалом,сейчасмягкииласковоподдерживаютголовуГумы,
покоящуюсянаних.Еегубы,с которых так часто срываются крепкие
словечки,сейчас раскрылись в тихой улыбке.Никогда раньше не любили
еетак,какейбылонужно.Все боялись ее ножа,ее кинжала,ее
красивого тела.Думали,верно,что если она вдруграссердится,то
будет только кинжал и нож,а красота станет ни к чему. Никогда раньше
не любили ее без страха.