- Ну хорошо, - прошептал я и закрыл глаза, чувствуя, как в голове сгущается холодная пугающая темнота. Да и, наверное, было бы странно, если бы от подобного не поехала крыша. Колесников, "Курск", капитан Лячин... Может быть, я все ещё нахожусь в бреду, и все это - только продолжение бесконечной поэмы рыжеволосого поэта Уродского?..
По-видимому, я на какое-то время снова то ли заснул, то ли потерял сознание, потому что, когда опять открыл глаза, рядом с моей кроватью сидел уже не капитан-лейтенант Колесников, а тот, кого он называл командиром "Курска" Геннадием Петровичем Лячиным. Это был крупный, прямо-таки богатырски сложенный мужчина лет пятидесяти - пятидесяти пяти на вид (хотя большинство подводников, насколько я уже мог судить, выглядело обычно лет на пять - десять старше своего настоящего возраста), с большими залысинами у лба и грустными серыми глазами.
- Ну, привет, - улыбнулся он. - Заставил ты нас поволноваться, ничего не скажешь! Почти четверо суток без сознания. И при этом все какие-то стихи бормотал... Кого это ты штудировал?
- Бродского... Иосифа.
- Он что - действительно такой гениальный поэт, как о том говорят?
- Да как вам сказать... Я думаю, что даже у самого никудышного автора можно найти несколько строчек, которые соответствуют или твоему внутреннему состоянию, или данному моменту истории.
- Например? - вскинул брови каперанг.
- Из Бродского? Ну вот хотя бы такое четверостишие. Я как раз недавно наткнулся на него в "Избранном":
"...Мне - бифштекс по-режиссерски".
"...Бурлаки в Североморске
тянут крейсер бечевой,
исхудав от лучевой..."
- Кх-гм! - подозрительно сощурив глаза, прокашлялся собеседник. - И чем же это соответствует текущему моменту?
- Ну-у... Вспыхнувшим сегодня вниманием к Североморску. А также характеристикой уровня состояния нашего флота... Наверное. Тут ведь все затушевано иронией.
- Не надо смеяться над нашим флотом. У него вполне соответствующий уровень, и я надеюсь, что скоро ты сможешь в этом и сам убедиться.
- Вы меня специально для этого и увезли с собой?
- Получается, что так. Зачем-то же Бог да послал тебя на нашу голову.
- Если о чьей-то голове и можно говорить, то скорее о моей, - потрогал я стягивающую мой лоб повязку.
- Да, да, извини. Это Колесников перестарался...
- Колесникова месяц назад похоронили. Вдова осталась.
- Я знаю об этом. И Олю знаю. И настоящего Лячина. Но так пока надо, поверь мне...
Я видел, что он крепко мучит себя, решая, посвящать или не посвящать меня в эту странную игру. Но и мне было тоже непросто принять её правила без объяснения сути.
Не смел раскрыть эту тайну без санкции командира лодки и псевдо-Колесников.
- Насчет имени я не вру - меня правда зовут Дмитрием, - убеждал меня он. - А об остальном пока не спрашивай. Командир сейчас думает над этим.
- Ну скажи хоть, на фига вы меня с собой взяли! - приставал я.
- А что с тобой было делать? - вскипел он. - С минуты на минуту над бухтой мог появиться вертолет с Клебановым и всякой московской сволочью, так что лодке нужно было срочно уходить под воду! Не бросать же нам было тебя на берегу без сознания? За камнями у нас была спрятана резиновая лодка, и мы подумали: возьмем тебя к себе на борт, доктор сделает перевязку, а потом мы тебя опять высадим... А тут оказалось, что надо срочно двигаться к Хоконсверну...
- Так мы сейчас возле Норвегии! - не удержался я. - Не за "Мемфис" ли ведем слежение? - вспомнились мне статьи о ремонтировавшейся в этом порту английской субмарине, якобы как раз и получившей свои повреждения во время столкновения с "Курском".
- Этого я тебе не могу сказать, - сделал каменное лицо Дмитрий. - На такие вопросы может ответить только командир...
И я ждал, когда меня снова заглянет проведать каперанг Лячин.
(Или, вернее, "Лячин-2", как я его для себя классифицировал.)
Но пока что мне приходилось общаться только с Колесниковым да занимавшимся моим лечением доктором - капитаном медицинской службы Алексеем Борисовичем Станкевичем (я уж пока и не стал спрашивать, как его зовут на самом деле). Один раз заглянул минут на пять "бравший" меня тогда на берегу вместе с Колесниковым Рашид Аряпов да как-то зашел с двумя краснобокими яблоками (и где он только достал их здесь, спрашивается?) и ксерокопированной версткой статьи Николая Черкашина "Дитя глубин и страха" инженер гидроакустической группы Алексей Коробков (если б кто-нибудь только знал, сколько требуется усилий, чтобы даже мысленно называть их именами погибших подводников!), с которым мы минут тридцать проговорили на разные темы.
- ...То, что ты видел в своем беспамятстве, могло быть не более, как отражением прочитанной когда-нибудь раньше книги. Мало ли описаний морского дна встречается в историях у Жак Ива Кусто, Жюля Верна или Виктора Гюго!
- Но откуда мне стали известны все эти названия - анемоны, асцидии, мадрепоровые кораллы - я ведь, блин, и до сих пор их помню! - строматеи, хвостокол-арнак, султанки?.. А панорама Атлантиды с её историей? Я никогда ею не увлекался и не занимался!..
- Да, странно. Хотя... Кто знает? Может быть, это сам Океан делился с тобой своей информацией. Ведь, говорят, что вода - это некая живая материя, информационный фонд планеты. И получается, что, теряя сознание, ты тем самым как бы включал на это время подсознание, а через него-то как раз, говорят, с нами и общаются тонкие миры...
Каперанг появился у меня каюте опять, как и при первой нашей встрече, во время моего сна, и когда я проснулся, он уже сидел рядом с кроватью на табурете и о чем-то думал.
- ...Ну что? - после некоторого молчания подал он первым голос. - Ты все гадаешь, что означает весь этот маскарад с фамилиями? И кто и зачем его устроил?
- Да как вам сказать? - пожал я плечами. - Наверное, мне было бы гораздо спокойнее находиться сейчас на берегу и ожидать, когда поднимут со дна моря тот - настоящий - "Курск". Но раз уж мы оказались с вами в одной лодке... Причем не в образном смысле, а в самом что ни на есть буквальном... То хотелось бы, конечно, понимать, куда она направляется и что меня в связи с этим может ожидать.
- Понимаю. Но сначала - один вопрос. Откуда ты... Ты не возражаешь, если я буду с тобой на "ты"? Ну и хорошо. Так вот, откуда ты узнал, что мы существуем, и главное - что мы всплыли тогда ночью в той бухте?
- Да не знал я ничего этого! - фыркнул я. - Шел себе по берегу, и вдруг смотрю - "Курск" стоит, целый и невредимый! Я чуть не офонарел. Ну, вспомнил, что со мной фотоаппарат, кинулся снимать... А тут сзади кто-то... Это Колесников?
- Да, они с Аряповым ходили в гарнизон... Ну, была в том необходимость. И, возвращаясь на лодку, увидели, как ты прячешься с фотоаппаратом за камнем. А поскольку мы не совсем обычная АПЛ, а лодка-двойник...
- Кто?
- Двойник, точная копия "Курска". Вплоть до дублирования фамилий экипажа.
- Зачем? Для чего это нужно?
Лячин надолго задумался, а затем, приняв какое-то внутреннее решение, махнул рукой.
- Ладно, слушай... Эта идея витала в руководстве ВМФ России уже давно, ещё с той самой поры, как в марте 1968 года на Тихом океане погибла советская ракетная подлодка К-129 класса "Гольф" с 98-ю членами экипажа на борту. Мы подозревали, что её протаранила американская атомная субмарина "Суордфиш", но лодка затонула на пятикилометровой глубине, и установить точную причину её гибели было невозможно. Однако в ходе совершенно секретной операции ЦРУ под кодовым названием "Дженифер" летом 1974 года специально построенное судно "Гломар эксплорер" осуществило подъем нашей лодки, хотя при этом её корпус и переломился пополам.