Крепка дружба, скреплённая кровью и потом боёв.
Попивая чай, Богарёв завёл разговор на важную тему.
– Как вы считаете, товарищ Мерцалов, удачен ли был наш ночной налёт на совхоз, где стояли немецкие танки? – спросил он.
– Ну, как ответить? – усмехаясь, сказал Мерцалов. – Ночью внезапно ворвались, против-ник бежал, мы заняли населённый пункт. Нам ордена за это дело полагаются. А вы считаете не-удачным, товарищ комиссар? – улыбаясь, спросил он.
– Конечно, неудачным, – сказал Богарёв, – совершенно неудачным.
Мерцалов приблизился к нему и проговорил:
– Почему?
– Как почему? Танки ушли. Шутка ли: наладь мы получше взаимодействие, ни один танк бы не ушёл. А вышло, что каждый командир батальона действовал сам по себе, не зная о соседе. Ну, и не получился удар по центру, где танки сосредоточились. Это раз. Теперь второе – немцы начали отступать. Надо было перенести огонь артиллерии на дорогу, по которой они отход со-вершали, мы бы их там уйму положили, а артиллерия наша после огневого налёта замолчала, оказывается, связь с ней порвалась, ну и не получила новой задачи. Мы их разбить должны бы-ли, уничтожить, а они ускользнули.
– Именно тут ещё много упущений, – продолжал Богарёв, отсчитывая на пальцах. – Например, надо было часть пулемётов заслать в тыл к ним, ведь вот она роща, прямо для них приготовлена: они бы встретили отступающих, а мы всё в лоб, в лоб жали, во фланги по-настоящему не зашли.
– Действительно, – сказал Мерцалов, – они выставили заслончик из автоматов, задержали ваш огонь.
– За что же тут ордена давать? – спросил Богарёв и рассмеялся. – Разве за то, что командир полка, известный товарищ Мерцалов, в самый сложный момент, вместо того чтобы управлять огнём и движением винтовок, пулемётов, автоматов, тяжёлых и лёгких пушек, ротных и полко-вых миномётов, сам схватил винтовку и побежал впереди роты? А? А дело было необычайно сложное, тут командиру полка не бегать бы с винтовкой, а думать так, чтобы пот на лбу высту-пил, принимать быстрые, ясные решения.
Мерцалов отодвинул кружку и обиженно спросил:
– Ну, что ещё думаете, товарищ комиссар?
– Думаю я многое, – усмехнулся Богарёв – Оказывается, под Могилёвом примерно такая же картина была: батальоны действовали каждый порознь, а командир полка шёл в атаку с раз-ведывательной ротой.
– Так, что же ещё? – медленно спросил Мерцалов.
– Что же, вывод ясен: в полку нет должного взаимодействия, подразделения, как правило, с запозданием вступают в бой, вообще двигается полк медленно, неповоротливо, связь во время боя работает скверно, из рук вон скверно. Наступающий батальон не знает, кто у него справа, – сосед или противник. Замечательное оружие используется плохо. Миномёты, к примеру, вообще в бой не вводятся, их всюду таскают с собой, но, оказывается, многие из них вообще огня не ве-дут. Полк не применяет фланговых заходов, не стремится в тыл противнику. Жмёт в лоб, и баста.
– Так, так. Это прямо интересно, – проговорил Мерцалов. – Какой же вывод из всего этого?
– Какой же вывод? – повторил с раздражением Богарёв. – Вывод тот, что полк дерётся плохо, – хуже, чем ему положено.
– Так, так. А вывод, вывод, самый, так сказать, основной? – спрашивал всё настойчивей Мерцалов.
Ему, видимо, казалось, что комиссар не захочет сказать последнее слово.
Но Богарёв спокойно проговорил:
– Вы человек смелый, не жалеющий своей жизни, но плохо командуете полком. Ну да. Война сложная. Участвуют в ней авиация, танки, масса огневых средств; всё это быстро дви-жется, взаимодействует; на поле боя каждый раз возникают комбинации и задачи посложней шахматных, их решать надо, а вы всё уклоняетесь от их решения.
– Значит, не годится Мерцалов?
– Уверен, что годится.
– Значит, не годится Мерцалов?
– Уверен, что годится. Но я не хочу, чтобы Мерцалов думал, что всё в порядке, что нечему больше учиться. Если Мерцаловы так будут думать, они немцев не победят. В этой битве наро-дов мало знать арифметику войны: чтобы лупить немцев, надо знать высшую математику.
Мерцалов молчал. Богарёв добродушно проговорил:
– Почему же вы чай не пьёте? Мерцалов отодвинул чашку.
– Не хочу, – сказал он мрачно. Богарёв рассмеялся.
– Видите, – сказал он, – у нас сразу установились товарищеские отношения. Я очень был рад этому. Сейчас мы пили чай с чудесным малиновым вареньем. Я вам наговорил разных кис-лых, противных слов, – сорвал, так сказать, чаепитие. Ну вот, думаете, мне приятно, что вы сер-дитесь, на меня обижены, вероятно, кроете меня самыми крепкими словами? Неприятно. И всё же я доволен, от души доволен, что всё это происходит. Нам ведь не только дружить, нам по-беждать надо. Сердитесь, Мерцалов, это дело ваше, но помните: я вам говорил серьёзные вещи, правду я вам говорил.
Он поднялся и вышел из блиндажа.
Мерцалов хмуро глядел ему вслед, потом вдруг вскочил, закричал, обращаясь к проснув-шемуся начальнику штаба:
– Товарищ майор, слышал, как он меня отчитывал? А? Кто я ему? А? Подумай только! Я Героя Советского Союза получил, у меня четыре ранения в грудь…
Начальник штаба, зевая, сказал:
– Человек он тяжёлый, я это сразу определил. Мерцалов, не слушая его, говорил:
– Нет, это подумать надо! Пьёт чай с малиновым вареньем и спокойно так говорит: «Вывод какой? Очень простой: вы, говорит, плохо полком командуете». Ну, что ты ему скажешь? Я даже растерялся, до того неожиданно. Это мне-то, Мерцалову!..
XI. Командиры
Ночыо Мерцалова вызвал по телефону командир дивизии полковник Петров. Разговари-вать было очень трудно, связь всё время нарушалась, слышимость была на редкость скверной. Под конец разговора связь порвалась окончательно. Мерцалов понял из слов полковника, что обстановка на участке дивизии в последние часы резко ухудшилась. Он приказал разбудить Мышанского и велел ему ехать в штаб дивизии. До штаба было двенадцать километров. Мы-шанский вернулся через Час с письменным приказанием командира дивизии. Немецкая танковая колонна с большим количеством мотопехоты вышла в тыл дивизии, воспользовавшись тем, что болото восточнее большого лиственного леса высохло за жаркие и сухие дни августа. Немцы вышли к шоссе, минуя большак, который оборонялся полком Мерцалова. В связи с новой обстановкой дивизия получила приказ занять рубеж обороны южнее занимаемого ею сейчас пункта. Полку Мерцалова с приданным ему гаубичным дивизионом приказано было отходить, прикрывать большак. Мышанский рассказал, что при нём в штабе дивизии уже сматывали связь, снимали шестовку и грузились на машины, что два стрелковых полка, дивизионная артиллерия и гаубичный полк в десять часов вечера уже вытянулись походным порядком, что медсанбат ушёл в шесть часов вечера.
– Значит, Анечки не видел? – спросил лейтенант Козлов.
– Какая Анечка! – сказал Мышанский. – При мне приехали делегаты связи, один из штаба армии, второй от правого соседа, майор Беляев, – я с ним ещё во Львове встречался, – говорит, на их участке день и ночь кровавые бои. Наша артиллерия что-то страшное наворотила, а они прут и прут.
– Да, положение создаётся крепкое, – проговорил начальник штаба.
Мышанский нагнулся к нему и сказал негромко:
– Это можно одним словом выразить: «окружение».
– Бросьте вы об окружении говорить, действовать надо, согласно боевому приказу, – сер-дито ответил Мерцалов. Он обратился к дежурному: – Вызвать командиров батальонов и ко-мандира гаубичного дивизиона. Где комиссар?
– Комиссар у сапёров, – ответил начальник штаба.