Чудесно - и он тоже свое место нашел, где в его годы полезен может быть и даже приятен! Больничный рай? Как переход к раю настоящему? Скинул крышку с ведра, стал туда с тарелок соскребать ложкой. Да, состав мусора тут разнообразный: прогорклые окурки, тампоны окровавленные, чьи-то трусы обкаканные. Жадно вдохнул. Привыкай, не стесняйся. Третье дыхание твое, может быть, самое глубокое.
Сполоснул тарелки чуть теплой струей, составил горкой, по коридору понес. Встречая взгляды, почему-то лихо подмигивал: все о'кей!
В столовую внес, обклеенную веселыми аппликациями, тарелки на клеенку поставил: вот! Пожилая нянечка, что управляла тут, - седая, краснолицая всплеснула ладошками:
- Это супруга ваша прислала? Ну молодец!
Обратно как на крыльях летел. И вдруг - Нонну увидал. Топает понемножку своими крохотными ножками!
- Ве-еч! - радостно проговорила. - Что ли выписывают меня?
- Ну!.. А кто тебе сказал это?
- Сестричка! Ну... сказала она, что капельница эта последняя. Кончен курс. Ве-еч!
- Ну чаво тебе?
- Узнай, а? Ить интерес-на!
- Ну а что? Можно! Вместе пойдем?
- Не-е. Я боюсь. Я лучше тут тебя буду ждать. Вдруг ты выйдешь и скажешь, - она мечтательно сощурилась, - поехали домой!
- Жди!
Я сам похолодел от столь неожиданной возможности - как-то не подготовился. Думал... А что вообще-то я думал? Что вообще-то хотел?
Хорошо, что перед входом в кабинеты врачей был такой отросток-аппендикс, закрытый занавеской. Я хоть постоял там немного, приходя в себя. Нонну домой? Прекрасно. И ее бредовая собачка к нам перебежит, и прочие чудеса начнутся. Нет, надо сначала понять. Я вернулся к ней.
- Занято, - безмятежно улыбаясь, сказал я. - Счас. Посидим маленько.
Я собрался с духом.
- Да, кстати, - как бы вскользь, лишь бы протянуть время, сказал я, тут Настю встретил на лестнице... чего плакала-то она?
Глазки Нонны, весело, оживленно бегающие, остановились, словно пойманные, нижняя челюсть выдвинулась вперед, крупно дрожала.
- А тебе что? - проговорила она совсем другим, глухим голосом.
- Да так просто, - беззаботно ответил я. - Ждем! - Я кивнул на занавеску: - ...Так чаво?
- Ты тоже пришел мучить меня?
- Нет... просто я спрашиваю, - начал злиться и я. Значит, только ей можно страдать, к остальным это право не относится?
Я смотрел на нее.
- Пристала ко мне... - Нонна, пытаясь успокоиться, надувала красные щечки мячиком, потом шумно выдыхала воздух, удерживая слезы. Но они все равно проступили на глазах, - ...почему я пью, - отрывисто проговорила она.
- Где?.. Здесь? - пролепетал я.
- Ну а где же еще?! - вдруг произнесла она хрипло и грубо, вовсе в другом обличье... но такое мы тоже видели.
- Так ты пьешь... здесь? - проговорил я.
- ...Нет, конечно! - с какой-то хамской ухмылкой сказала она. Так. И это она хочет выписываться?
- Ну и оставайся тогда тут всегда, если тебе так нравится! - тоже грубо произнес я. У меня тоже есть нервы!
- Вон-на что! - произнесла она нагло.
Я сидел раздавленный полностью. А только что ликовал! Идти к Стасу? Но с чем? Мы долго молча сидели. Вдруг - словно переключатель щелкнул - она засияла снова, улыбалась весело и слегка плутовато:
- Ве-еч! Ну сходи, а?
Не в силах сказать что-либо, я поднялся с трудом. Пошел. Зачем-то задвинул за собой занавеску. Постоял. Но что можно выстоять тут? Испариться бы лучше совсем, чтобы не решать, не думать! Два решения - и оба ужасны. Трудно какое-либо предпочесть. Глаза не разбегаются, а, наоборот, сбегаются к переносице, чтобы не видеть ничего. Назад хода нет: что я ей скажу? А вперед? С чем я оттуда выйду? С каким решением? Одно знаю - с ужасным. Приятных решений тут нет.
Что она сейчас там сияет, не исключает того, что час назад она обдала Настю ужасом.
Наверняка то есть! И так, видимо, будет всегда, раз Стас решил ее выписать: ничего больше сделать нельзя. Остальное - мое. Третье дыхание. Самое большое счастье бывает, оказывается, между ужасами! Я постучал.
- Да, - донесся усталый голос.
Замотали его! Чуть приоткрыв дверь, я влез в щелку: может, так больше понравится ему? Дальше особого простора тоже не наблюдалось: узкий кабинет, заставленный столами, Стас - в дальнем углу.
- Садитесь, - произнес он.
Я втиснулся между двумя столами.
- Как раз хотел с вами поговорить, - сказал он без всякого энтузиазма. Начало не предвещало ничего хорошего - конец, думаю, будет совсем плох. Хочешь - ну так говори! Вместо этого он долго сосредоточенно играл в бирюльки - поднимал с магнитной черной тарелочки гирлянду скрепок, любовался ею, опускал и вытягивал снова. Совсем, видно, выдохся - рта не может открыть! Открыл-таки.
- Ну что... - Стас произнес.
- Ну что? - я повторил как эхо.
- Состояние, в общем-то, стабилизировалось.
Вопрос только - какое состояние?
- Острый алкогольный психоз, опасный для окружающих, удалось, к счастью, снять.
Я кивнул, соглашаясь.
- Могу вам сказать теперь - стоял вопрос о буйном отделении, и довольно остро. Один голос перевесил - чтобы лечить ее здесь.
Я всегда был за демократию.
- Ну а теперь... вы видите, - он гордо сказал.
Я кивнул. Одобряюще. Понимающе. И с оттенком признательности, я надеюсь?
- А до бесконечности мы ее держать не можем. У нас ведь здесь не клиника, а НИИ. Научные кафедры. Нас в первую очередь интересуют больные... подтверждающие, так сказать, наши теории! - Он улыбнулся.
- А она - не подтвердила? Никакой теории? - Я натянуто улыбнулся. Скоро кожа лопнет от этих улыбок! Уж не могла подтвердить какую-нибудь теорию! Даже в сумасшедшем доме оказалась глупее всех!
- Ну почему? Подтвердила, - продолжал улыбаться Стас. - Но старые. Давно известные.
Что дура дурой и останется! - самая старая и самая верная теория.
- Вы хотите забрать ее? - Стас как-то опередил не только мои слова, но и мои мысли.
- Да, - быстро произнес я. А что мне оставалось.
- Но вы осознаете... - проговорил он.
Осознаю. А куда денешься?
- Но... от тяги к алкоголю... вы ведь избавили ее?
Помолчав, Стас покачал головой.
- Если вам кто-то скажет, что лечит алкоголизм, бегите от такого человека немедленно. Это шарлатан! - Он произнес это, видимо, гордясь своим глубоко научным... бессилием.
- Значит... - проговорил я.
- Значит, - подтвердил Стас. Мы молчали. - У вас есть на что опереться? Заставить ее сопереживать чему-то... за что-то почувствовать ответственность? Отвлечь ее, хотя бы чуть-чуть, от постоянных мыслей об алкоголе?
- Ну... всякие... семейные притчи, - улыбнулся я.
- Слова, слова, слова! - вздохнул Стас. - К сожалению, это не то!
Ну почему же? Словами как раз удавалось мне держать наш мир в гармонии. Такая работа.
- Мне кажется, у вас нет... морального веса, чтобы влиять на нее! произнес Стас. Второй раз. - Другой вариант, - сказал он, поняв, что подавил меня полностью, - интернат.
- На сколько?
- Как правило, навсегда. Там они становятся... тихими. И никого уже не беспокоят.
Знаю. Теща, ее мать, была там. И теперь уже нас не беспокоит. Совсем.
- Нет. Спасибо, - сказал я. Хорошо, что не сказал "нет уж, спасибо!". Держи моральный вес-то!
- Ну что ж. Я уважаю ваше решение! - Стас поднялся, протянул руку. И я ее пожал. - Значит, оформим все. Выпишем лекарства. Желательно нам до комиссии успеть. Там люди пожилые как раз, старой советской закваски, усмехнулся. - Сторонники изоляции хронических больных в интернатах.
Это на вольном Западе, я повидал, сумасшедшие по улицам ходят!
- Так что я вам позвоню, - сказал он.
- А когда... комиссия?
- В принципе, может быть хоть завтра. Когда освободится Евсюков.
Хоть бы он никогда не освобождался!
Мы смотрели со Стасом друг на друга.