Заманчиво, конечно, помочь будущему государственному деятелю, но... Есть более срочные задачи. Если я через сорок минут в Бехтеревку не домчусь - Нонну, глядишь, "упакуют", как мать ее упаковали там. Недолго мучилась старушка. Но у нее к тому времени муж умер уже. А я-то жив. К сожалению. Что ты такое говоришь?
Главное - ни хрена не готово, холодильник захламлен... как наша жизнь. Что я с ней тут делать буду - когда сам не знаю, что делать? Ну, видимо, с ее приходом и появится смысл - в том, чтобы из болота ее тянуть.
С батей бы посоветоваться!.. но он, как всегда, величественно удалился в нужный момент! Хотя бы как-то проинструктировать его! А! Все равно делать будет все по своим теориям! Хоть бы у себя пыль вытер - я провел пальцем по стеклу на полке! Но нет. Наверняка и тут в научную полемику вступит, а мне надо бежать. Ссыпался с лестницы.
Ч-черт! Тут-то и напоролся на батю. Не проскочить! С блаженной улыбкой стоит посреди двора, покрытого, как роскошным ковром, "конскими яблоками", и на руке держит сочный образец.
- Видал? - ко мне обратился. Спокойно разломил "яблоко", половинку мне протянул. Для науки нет преград! Объект, достойный изучения. Снаружи круглый, шелковистый, темный - на сломе более светлый, шерстистый, с ворсинками. Все? Я отвернулся от предмета, глянул на арку.
- Ценный, между прочим, продукт! - обидевшись на мое невнимание, назидательно батя произнес. Зря я брезгливость продемонстрировал к натуральному хозяйству. Будет теперь воспитывать меня. - В любом крестьянском доме, - голос свой возвысил, - ценили его!
Ну, в нашем доме тоже хранят. Не убирают. И даже производят, с размахом. Теперь тут у нас наездницы проживают - так что с этим не будет проблем.
Тут это как раз и подтвердилось - Анжелка свою лошадь вывела под уздцы. Конюшенная улица, где были когда-то Царские Конюшни, чуть в стороне, а у нас тут свое, нажитое. Сможем изучать.
- Прокатимся? - Анжелка задорно мне крикнула.
Я ей пальчик забинтованный показал, торчащий. Боюсь, неправильно меня поняла. Сделала неприличный жест - и в седло взметнулась, пришпорила лошадь - но тут же осадила. Из-под арки во двор, мягко, по навозной подстилке, знакомый джип въехал. Боб свинтил стекло, глядел на наездницу. Видно, напоминала "податливых валдаек" с хутора его.
Батя на Анжелку тоже благожелательно глядел, чуя, что перебоев с продуктом не будет тут.
- Между прочим, отличное топливо. - Отец бросил кругляк в снег с некоторым сожалением. - Кстати, экологически чистое! - усмехнувшись, добавил он. Вспомнил, видимо, мою историю про африканку, что жарила своему мальцу лепешки на верблюжьих какашках. Наше не хуже!
- Растаптывали в проулке, сушили, потом резали. Всю зиму печку топили, - поведал батя.
- Печку? - Боб даже вылез из тачки. - И тепло было?
- Жарко! - сверкнул взглядом отец.
Ну, надеюсь на их сотрудничество. А вот если я через полчаса в больнице не окажусь, будет действительно жарко! Я дернулся. Но батя слишком опытный лектор, слушателя никогда не выпустит, пока не внушит свое.
- Кстати, - произнес он задумчиво, - из-за кизяков и род наш такой!
Уже почти на бегу я тормознул возмущенно. Опять гнет свою теорию о влиянии условий на наследственность! Сколько спорили с ним, чуть не дрались - свое гнет упрямо.
- Как? - произнес терпеливо я. Насчет истории рода хотелось бы узнать. Как конкретно повлияли условия на нашу семью? Грыжа - это гены. А что еще?
Хотя в обрез времени, но это слишком важный вопрос.
- А?! - Хитрый батя, нагнетая обстановку, прикинулся глухим. Теперь еще надо уговаривать его. Не дождется! - Так из-за кизяков все! - Долгая пауза. Я пошел? - ...Дед твой, отец мой, носил кизяки в дом. Отец его, прадед твой, такое устройство вешал ему через шею - ящик спереди, ящик сзади. Ну и надорвался он.
Как, кстати, и я. У меня даже раньше грыжа вылезла, чем у отца. "Корень-то покрепче"! Год он насмехался, куражился - потом выскочила и у него. Так что грыжей мы навек обеспечены прадеду благодаря.
- Ну, работать он не смог больше. Начал книжки читать.
Аналогично.
- Потом писарем стал. Я видал записи его: каллиграфический почерк! Отлично писал.
Я тоже стараюсь.
- Ну так с него все и пошли учиться и вот стали кем-то... - Он торжественно возложил руку мне на плечо. Мы постояли молча.
- Кизяки-то научишь делать? - с волнением произнес Боб. У него свой азарт: альтернативное топливо, международный фурор. Прихоть эксцентричного миллионера.
Но батю не так-то легко взять! Подержав еще свою руку на моем плече, он уронил ее и, полностью отключившись, пошел себе, даже не глянув на Боба. Да, родственница права: "Корень-то крепче будет!" В свою сторону его никто не согнет. Батя медленно удалялся под арку. Спокойно и даже величественно. Передал эстафету поколений мне. Продавил-таки свою навозную колею - через меня.
- Тебя надо куда? - Боб открыл дверцу. Надеется, что навоз прочно вошел в мою кровь. А куда денешься? Если он успеет меня домчать, готов дерьмо утаптывать всю мою жизнь.
- В больницу не подбросишь по-скорому? - произнес я. Он кивнул.
Всадница под гулкой аркой с гиканьем обогнала отца, но он никак не среагировал, не ускорил свой медленный ход: лошадей он не видал, что ли? Медленно, ссутулясь и раскорячась, он вышел на улицу, вдумчиво постоял, определяя, куда дует ветер. Строго против ветра всегда идет. Считает - одна из теорий его, - что в наветренной стороне меньше газов автомобильных. Личная его экология, которую он блюдет тщательно, поэтому так крепко и долго живет.
Наконец вправо свернул. И мы смогли вырулить.
- Да-а, крепкий батя у тебя!
Мы выехали на Невский.
- Куда конкретно надо? - Боб спросил.
- Да надо тут подскочить в Бехтеревку.
Боб кивнул. Придется мне за батю отвечать. Осуществлять, так сказать, преемственность поколений. Дед, правда, начинал с кизяков, а я, похоже, ими закончу! Замкну собой круг.
У одной из амазонок, скачущих перед нами, лошадь подняла хвост и насыпала "продукта"! С этим не будет проблем. Боб на меня радостно глянул. Все как у него на валдайском хуторе. Теперь у нас тут хутор.
Кстати, если бы не любимая жена, я мог бы еще соскочить с этого дела. Но так, по дороге в Бехтеревку, не рыпнешься уже. Позаботилось мое семейство обо мне.
- Да, крепкий у тебя батя! - растроганно Боб произнес. - Чем-то деда моего напомнил!
- Чем?! - воскликнул я. Наше фамильное сходство теперь поддерживать надо.
- Кизяки тоже делал! - вздохнул Боб.
- Так ты умеешь, наверное?
- Нет. Мне не передал.
В мою сторону поглядел. "Передача", значит, может быть лишь через моего батю. Точнее, через меня. Таперича, благодаря бате и жене, я первый энтузиаст, умелец-говнодав. Спасибо. Приобщили к семейному ремеслу.
- Помню, - разнежился Боб, - чуть лето - сразу делает замес. Добавляет мякину, труху.
Значит, знает рецепт? Но перебивать сладкие его воспоминания я не стал.
- А сам уже на какую ни есть красотку поглядывает. - Боб подмигнул.
- А красотка-то тут при чем? - Я даже вздрогнул.
- Ну как? - разлыбился Боб. - Утопчет, высушит. Штабелями их сложит... Кизяки, я имею в виду. Потом - продаст кизяки по хатам, деньги в шапку и идет.
- ...К красотке?
- Ну а к старухе, что ли? - Боб захохотал.
Похоже, эту часть технологии он неплохо усвоил. Хоть сейчас в Париж! Но производство, видно, на мне. Усложнились отношения нынче: навряд ли у нас так же весело, как у его деда, дело пойдет!
Мы ехали мимо старого кладбища.
- ...А тут счас хоронят, интересно? - я спросил.
Пытался как-то отвлечь Боба, на более возвышенную тему беседу перевести, но он, похоже, это дело крепко застолбил.