Она была молодой, горячей, милой, и я все чаще думал о ней как о женщине, а не как о дочери моего приятеля.
Но я и так слишком сильно слился с семейством Вэзеров. Теперь мне начинала нравиться Энн, а я не хотел впутываться в их семейные дела еще больше.
-- Мы просто беседуем, Энн. Я провожу тебя домой.
Она покачала головой, но пошла за мной, когда я выскользнул из кабинки и направился к выходу. Когда мы выходили, пианист провел длинными белыми пальцами по клавишам и мягко вздохнул в микрофон.
Энн всю дорогу жалась на сидении. Она закрыла глаза, скрестила руки на груди и как будто обнимала себя. Я посмотрел на нее и увидел, что ее бедра слегка дрожат и извиваются. Ее глаза оставались закрытыми, и, казалось, она не замечала меня. Но едва я остановился перед небоскребом на площади Святого Эндрю, она положила ладонь на мою руку и склонилась ко мне.
-- Марк.
-- Да, Энн?
-- Я надеялась, что ты отвезешь меня в другое место. Не сюда. Не домой.
-- Я же говорил, что провожу тебя домой.
-- Да, помню. Но мне показалось... Посмотри на меня, Марк.
Она придвинулась ко мне. Ее лицо приблизилось, и я ничего не видел, кроме темных бровей, огромных зеленых глаз и изогнутых красных губ. Лицо выглядело напряженным, губы были влажны и раздвинуты.
-- Поцелуй меня, Марк.
Она притянула к себе мою голову и прижала губы к моим губам. Поцелуй получился сладким и мягким. Ее губы казались теплыми и нежными. Но только сначала. А потом они вдруг стали требовательными, жадными и скорее заманивали, чем целовали. Я обнял ее, прижал к себе, массируя губами девичьи уста. Ее язычок ожил в моем рту. Наконец я положил руки на ее плечи и нежно отодвинул от себя.
-- Подожди минуту, Энн. Так вообще не годится.
-- Я прошу тебя, Марк.
Ее руки жили своей жизнью, зубы плотно сжались. Я видел биение пульса на изящной и плавной линии детского подбородка. Дыхание жгло, рот находился в дюйме от моих губ.
-- Энн, я должен уйти, прямо сейчас. Мы не можем... Мне надо повидаться с Борденом.
-- Марк, я тебе не нравлюсь? Ты не считаешь меня достойной себя?
Я ощущал мягкость ее плеч под своими пальцами. Каждые несколько секунд ее тело импульсивно вздрагивало, и это движение проникало через пальцы в мое тело.
-- Ты нравишься мне,-- прошептал я.-- Ты очень милая, красивая...
Я замолчал. Не хватало слов, чтобы объяснить, насколько я запутался.
-- Тогда не будь таким грубым,-- умоляла она.-- Я еще в баре сказала тебе, как себя чувствую. Помоги мне, Марк. Помоги мне...
Ее руки обвили шею. Она снова прильнула ко мне. Губы впились в мой рот. Пальцы ласкали то шею, то грудь. Она сжались, и я ощутил, как ногти проникают сквозь тонкую ткань рубашки. Я слышал тяжелые удары своего сердца.
Ее тело было мягким, оно отдавалось моим рукам. Энн скатала свитер и прижала мою ладонь к своей коже. Ее пальцы скользнули под мою рубашку, и ногти царапали спину. Я провел рукой по ее гладкому боку, сжал твердую теплую грудь. Ее губы двигались в моем рту, дыхание заливало лицо. Грудь будто обжигала мою ладонь. Мягкость тела смешивалась с плавностью бедер, влага стекала с губ.
-- Марк,-- тихо прошептала она.-- Марк, люби меня, люби меня, люби меня.
Словно ледяной водой окатили кожу. Я вдруг вспомнил, как Глэдис говорила то же самое, почти тем же тоном, произнося целые фразы как одно слово, а ее горячее, струящееся и жадное тело вытягивалось, когда руки конвульсивно прижимались к моей коже. Глэдис. Миссис Вэзер.
Я резко оттолкнул Энн. Она всхлипнула.
-- Марк!
-- Иди домой.
Мой голос стал странным, резким и почти угрожающим.
-- Что случилось? Я не понимаю.
-- Прошу тебя, Энн. Иди домой.
-- Ты серьезно?
-- Да.
Не знаю, как долго она смотрела на меня. Ее глаза не мигали. Рот плотно сжался. Наконец она опустила голову и тихо спросила:
-- Почему, Марк?
-- Не знаю.
-- Я что-то не так сделала?
-- Нет.
-- Тогда почему?
-- Я не могу тебе этого сказать. Сам не понимаю. Я запутался. Просто забудь об этом, Энн.
Несколько секунд она молчала, а потом тяжело вздохнула.
-- Я пойду домой, Марк. Наверх. В свою комнату. Я буду думать о тебе. Ты этого хочешь?
-- Наверное.
-- Я разденусь и буду думать о тебе. Я головой залезу под одеяло и буду лежать без сна. Я буду думать о тебе.
Она замолчала. Я ничего не ответил.
Энн больше не произнесла ни слова. Через несколько долгих секунд она вышла из машины и тихо прикрыла дверь. Я слышал стук ее высоких каблуков по цементной дорожке.
Посидев немного в машине, я завел мотор и отправился в деловую часть города.
Глава седьмая.
На мой звонок отозвался сам Джозеф Борден. Я бросил в щель автомата несколько монет и сказал ему, что звонит частный детектив и что он меня не знает.
Борден оказался красивым мужчиной среднего роста с волнистыми каштановыми волосами, мягкими голубыми глазами, небольшими усиками и длинным узким носом. На нем был коричневый халат с золотыми тесемками вокруг запястий. Он стоял в дверях своей квартиры на Каталина-стрит и приветливо улыбался.
-- Вы мистер Логан?
-- Да, мистер Борден.
-- Прошу входите.
Он отступил в сторону, и после того как я вошел, указал мне на угловатое современное кресло, которое на удивление оказалось более удобным, чем я ожидал. Гостиная состояла из нескольких кривых линий и углов, которые соединялись в одно гармоничное целое. Два длинных книжных шкафа занимали полстены. У многих книг цветастые обложки истрепались и пестрели лоскутьями.
Борден сел в другое угловатое кресло в двух шагах от меня и весело спросил:
-- Что я могу для вас сделать, мистер Логан?
-- Вы профессиональный гипнотизер, не так ли?
-- Да. Вы правы.
Он дал мне возможность продолжать.
-- Не могли бы вы создать у меня правильное представление о вашей работе, мистер Борден?
-- Да, конечно. Обычно я читаю лекции, даю публичные и частные демонстрации гипноза.
-- Вот поэтому я и здесь. Вы проводили демонстрацию в доме мистера и миссис Вэзер в прошлую субботу, нее так ли?
-- Да. И вполне успешно, могу добавить.
Он весело улыбнулся.
-- Когда вы гипнотизировали мистера Вэзера, являлись ли позитивные визуальные галлюцинации частью его постгипнотических внушений?
Он широко раскрыл голубые глаза.
-- О, нет! Я вообще не внушаю визуальных галлюцинаций. Я лишь продемонстрировал гипноз тем, что заставил его произнести речь в роли Гитлера, и потом было еще одно внушение под конец вечера. Когда я щелкнул пальцем, он сказал: "А теперь стаканчик на дорожку".
Борден мягко улыбнулся.
-- Это довольно хороший способ подвести выступление к концу.
Я кивнул.
-- А что потом?
-- Мистер Вэзер смешал виски с содовой, мы выпили, и я пошел домой. Я никогда не позволяю себе пить на работе.
После короткой паузы он добавил:
-- Конечно перед уходом я тщательно проверил, чтобы каждый вышел из транса, поэтому все внушения были аннулированы.
-- Кто сопровождал мистера Вэзера, когда он готовил напитки?
-- Он был так добр, что пригласил меня взглянуть на его спальную... хотя с нами был кто-то еще из его друзей. Он очень гордится этой комнатой.
-- Прекрасно. Причина всех этих вопросов, мистер Борден, заключается в том, что после того вечера у Джея Вэзера каждый день возникают галлюцинации. На его плече появляется попугай. И я уверен, что это постгипнотическое внушение.
-- Вот как?
Он казался удивленным. Я привел подробности, и он сказал:
-- Да, похоже на последствия гипноза, но уверяю вас, мистер Логан, здесь нет никакой связи с выступлением в тот субботний вечер. Мы ничего не говорили ни о попугаях, ни о каких-либо других визуальных галлюцинациях.