..","Паруша,вывезиназем...",
"Паруша...", "Паруша...", "Паруша...".
Не было у нее мужа на фронте, и сына не было на фронте, перед всеми она
в долгу, перед нею -- никто. Ей какбы самой жизнью было заказано прибегать
кбабьемусредству--слезам,ивообщевсякоеоблегчение,жалость,
сочувствие вроде бына нее не распространялись, они ровно бы иотпущены ей
судьбою не были. И один раз, один только раз разревелась она в войну: пришла
кДаше, тогдаеще не бабушке, аладной, крепкой, добройженщине, та печь
затопила,велела Паруше раздеться,лопоть и обутки посушить --ростепель,
слякотькакраз была. Сняла Парунясвоив прахразбитые латки, портянки
размотала иприморилась возле печи. СтаршийДашинсын в избу ввалился,в
печь дрова подкладыватьвзялся, видит --старье, хлам какой-то мочальный к
печке прислонен -- он и его в огонь.
Проснулась Паруня, за головусхватилась: "Ой, в чем жея на работу-то
пойду?! Поначалу всеоторопели --Паруша ревет. Пошли женщины к колхозному
начальствупоходомизагрудкиего.Помогло.ОбулиПаруню,иона,
поблагодарив товарок захлопоты, снова впрягласьвработу,пуще прежнего
старалась всем помочь. Когда, где спала она в ту пору испала ли вообще--
никто не знал.
Выдавали Паруне за работу мясо, муку, деньги. Брат родной жилс семьею
вБыковкеже. Паруня весь свойпаектащила вдом брата--свойны он
вернулсяизраненный, больной туберкулезом. Золовка не пускала Паруню вдом
--вонькая-де, свиньеюпропахла.Голодная,замерзшая,придетподокно
Паруня, стоит, смотрит, тихонько завывая. Как собачонке, выбросят ей каравай
хлеба, из ее же муки испеченный, и дверь захлопнут.
Ах,как любят унас, особеннопо темнымуглам, обижатьбезответных
людей! Но когда ихне станет,когда они уйдут навечнои обнаружится после
них пустота и вроде бы потухнет свет в деревенском окне,оплакивают их люди
горько, винятся перед ними.
А как умеют и любят у нас, увы, не только по деревням, воротить рыло от
тех, кто выполняет грязную работу, забывая, что все насвете идет от земли,
растетназемле,а она, междупрочим, грязная, и на поля,между прочим,
кладут душной навоз, чтобхлебродился,картошка,овощи,чтоб есть было
чего.
Водномроссийскомгородкевиделянавоскресникевыразительную
картину: современное,стеклобетонное зданиеинститута,перед ним в модных
штанах,вкрасивых плащиках, снавойлоченнымиприческами, разукрашенные,
распомаженные девицымелиземлю.Как они ее, бедную,мели! Каждая девица
старалась держатьметлу как можно брезгливей, манерней, то под мышкой, то в
однойручке, обтянутой замшевой перчаткою, то уж и вовсе как-тонеприлично
-- студентки изображали отстраненностьоттрудаи от земли,имказалось
постыдным, если подумают, что родители их и они сами только что вот покинули
село.
..
В превосходной книгеМихаилаДомогацких "Джамбо,Африка!" явычитал
страницыо том, как вмногочисленном африканскомнароде масаев происходит
то, что книжно именуется урбанизацией. Побывав в городе, поотиравшись там на
должности боя, рассыльного, паче того-- наслужбе,иныемасаиначинают
пренебрежительноотноситься ксвоемународу, не хотятс нимобщатьсяи
узнавать родных. Так ведь масаи-то лишь недавно из колониализма вышли, ведут
племенной, полудикий образ жизни. Зачемже будущим-то учителям,выросшим в
трудовых семьях, учившимся в трудовых школах, на трудовые копейки народа, не
чурающегосяниземляного,нитягостногоратногодела,уподобляться
полудикому племени?..
Впрочем, что корить девушек с филфака -- они молоды, и им еще доведется
устыдиться своейжеманности.НовотвБыковкегостилу менядовольно
известный писатель, что в книгах своихи взастолье не устаетраспинаться
"за народ". Так вот этот самый"народник" не стал пить из одногостакана с
Паруней, погребовал, а я, хорошо его знающий, точно ведаю: Паруня чище его и
душой, и телом, м помыслами -- и оттого запретил ему бывать в моей избушке.
Современем Паруня перешла сосвинофермына колхозный телятник,где
работать ей было легче, есть у нее и своя изба -- крайняя в деревеньке, есть
коза, курицы, кошка и кривой наодин глаз кобелишка Тузик, который таскался
за хозяйкой по пятам и нещадно трепал за уши моего дураковатого пса Спирьку,
-- только он и был под силу Тузику. По интеллигентской воспитанности Спирька
не вступал в драку, лишь грозно рычал.
Стоимость всего хозяйства Паруни где-то в пределах трехсот илипятисот
рублей. В диалектике я не силен, политэкономию постичьдо глубинтак ине
сумел. Когда учился на Высших литературных курсах, Ишутину Михаилу Ивановичу
-- преподавателюполитэкономии--говорилнаэкзаменеодноитоже:
"Политэкономию знаюнадвойку, а надотройку, чтоб получать стипендию--
семья у меня". И преподаватель, добрая душа. за честное признание ставил мне
четверку. Нодаже при таком слабомзнании политэкономии я вот что маракую:
Паруня с детстватрудится,производит материальные ценности: мясо, молоко,
дрова, сено, древесину, и мне хочется знать -- куда это все девается?
Однажды я пережилсамое настоящее социальное потрясение. Еще утром был
в Быковке,а вечером по срочному вызову -- в Москве, в гостинице "Украина",
устроился жить и пошел вресторан поужинать."Мальчики" лет этак тридцать,
из тех, что кончилиЛитературныйили другой институт, в красивых пальто, в
мохеровых шарфах, в меховых шапках шляются по столице, попивая коктейлиили
чегопокрепче,вельможнорассуждаяприэтом"занарод",ине спешат
жениться,чтобынеуходитьотродителейинекормить своюсемью, да
разукрашенныедевкибесилисьв ресторане, справляли шабаш по поводу того,
что один из них протолкнул-таки "сценарий про рабочий класс". Парни-мужики и
курящиедевицывыкрикиваличто-тохриплое,дикое,по-африкански
"выразительно" вертели задами,закатывали глазав экстазе танца, загнанные
официантыразносилипостолам еду, какой быковские женщины и вглазане
видывали, вина, какие они сродунепивали.