Но молодец-мясник
ни убегать, ни прятаться и не собирался -- стоит себе у кинотеатра "Октябрь"
и лижет мороженое -- охлаждается после горячей работы. В спортивной курточке
канареечногоили,скорее,попугайногоцвета, красныеполосынагруди.
"Кровь! -- догадался Сошнин.--Руки вытер о куртку, ножподзамочекна
груди спрятал". Граждане шарахались, обходили измазавшего себячеловеческой
кровью"артиста". Онс презрительнойусмешкой на устах долижет мороженое,
культурноотдохнет--стаканчикужевнаклон,деревяннойлопаточкой
заскребает сласть -- и по выбору или без выбора -- как душа велит -- зарежет
еще кого-нибудь.
Спинойк улицена пестром железном перильце сиделидва кореша и тоже
питалисьмороженым. Сладкоежки очем-топеревозбужденно переговаривалнсь,
хохотали, задирали прохожих, вязались к девчонкам, и потому, как дрыгались
куртки наспинах, катались бомбошки наспор тивных шапочках,угадывалось,
какони беспечнонастроены. Мяснику уже все нипочем, братьего надо сразу
намертво, ударить так, чтоб, падая, он ушибся затылком о стену: если начнешь
крутить средитолпы --онили дружкиеговсадятнож вспину.На ходу
выскочивиз машины,Сошнинперепрыгнулчерезперила,оглушилостену
"кенаря", шофер за воротники опрокинул двух весельчаковс перилец, придавил
к сточной канаве. Тут и помощь подоспела -- поволокла милиция бандитовкуда
надо. Граждане в ропот, сгрудились, сбились в кучу, милициюв кольцо взяли,
кроютпочемзря,не даваяобижать"бедных мальчиков"."Что делают! Что
делают,гады,а?!" --трясся впросторном пиджаке выветренныйдо костей
человек, в бессилии стучаинвалиднойтростью потротуару: "Н-ну, легавые!
Н-ну,милиция!Экоонанасбережет!..". "И это середь беладня, середь
народа! А попади к им туда-а..." "Такой мальчик! Кудрявый мальчик! А он его,
зверюга, головой об стену..."
Сошнин"теркносу",но потрясенныйшофер,недавноработающийв
милиции, не выдержал: "Попались бывы этому кудрявомумальчику! Он бывам
запросто укоротил и языки, и жизнь..."
Вотделениикак раз красил стеныдавноуже вышедшийна заслуженный
отдых,ноотнуждыприрабатывающийкпенсии бывшийкомандир отделения
морскихпехотинцев,переколов-ший ножом фашистовбольше,чем егодед,
поморский рыбак, острогою рыбы.
"За чтотыубиллюдей,змееныш?"--усталымголосомспросилон
"кенаря".
"А хари не понравились!" -- беспечно улыбнулся тот ему в ответ.
Старый вояка не выдержал, схватилубийцу за горло, свалил на пол. Едва
отобралидобрамолодца,который вопил нацелыйквартал: "Бо-о-ольно! Не
имеешь право! О-о-ой, отпусти! Отпусти-ы-ы!" -- и потом невиннолупил глаза
на следователя: "Неужели меня расстреляют? Вышка?! Я ж не хотел.
.."
Глава третья
"Но все-все!Насегодня хватит!" -- отмахнулся Сошнин от навязчивых и
всегдавхудуюпогодудлинныхимрачныхвоспоминаний. Впредчувствии
избяного тепла он поежился, передернул плечами, словно бы стряхивая мокрои
прах от дум своих, погладил себя по лицу рукой и прибавилшагу. У него хотя
ибыловквартирепаровоеотопление,ноплитатожеосталасьот
доисторическихвремен.Хорошее,доброесооружение--плита.Онее
подтапливалдровишками, которыеемупо старойдружбе осенямисваливал с
телеги у дровяникаЛавря-казак. "Сей час растопим печку, супчику спроворим,
чайкупокрепче заварим --Богс ней, с житухой этойнеловкой, спогодой
гадкой, с проклятой больюв плече. Жизнь, она все-таки, в общем-то, ничего.
Вней то клюет, то не клюет..." Сошнинулыбнулся,вновь увидев наяву дядю
Пашус метлой во дворе, с достоинством топающую домой лошадку Лаври-казака,
дажемотивчикзасвистелиз фильма "Следствие ведут знатоки" и промурлыкал
выразительнейшийтекст популярнойнетолькосредимилиции,нои среди
гражданского населения песни: "Если что-то, где-то, почему-то, у кого-то..."
-- чем, видимо, и раздражил компанию из трех человек,расположившуюсяв их
доме, под лестницей, пить вино, поставив бутылку на отопительную батарею. "И
что они все троицами-то? Чем объяснить активность этого числа?"
Из новых жилищ, со станции--в укромный уголок, подпрелую лестницу
старого, доброгодома номер семь зачастили любители побеседовать. Свинячили
подлестницей, блевали, дрались, иныеи спали здесь,прижавшись кржавой
батарее,сочащейся тихимпаром,отчего подгнили подоконник,ипол под
батареей. Одного из троих Сошнин вспомнил -- бывший игрок футбольной команды
"Локомотив", сперваместной, потом столичной.Когда столичный "Локомотив",
потерпевкрушение,ахнулсявпервуюлигу,землякявилсядоигрывать
спортивную карьеру в родном городе. Соседи, впервую голову бабка Тутышиха,
ныли:"Леш,наведиты порядок подлестницей.Разгоникирюшников. Житья
нету!"
Но ему поднадоело на службе возиться со всякой швалью, устал он от нее,
да ипсиховать, нарываться на ножили на драку не хотелось -- донарывался.
Однако все равно придется разгонять пьянчуг -- народ требует. "Но на сегодня
мнехватитвпечатлений", -- решилЛеонид, да и вспомнились к местуслова
знакомоготюремногопарикмахера:"Усюшпанунеперебреешь".Икогда,
приподняв изуродованную ногу, опираясьна перила свободной рукой, с детства
натренированно взлетел он сразу на пол-лестницыиуслышал из-под лестницы:
"Эй, ты, соловей! Хиль Эдуард! Ктоздороваться будет?" -- "Ничегоне вижу,
ничего неслышу", -- продекламировал себеи,приволакиваяногу, двинулся
дальше, выше, в жилье, в свой спасительный угол. Но едва сделал шаг или два,
какуслышалзасобойпогоню:старые ступени родного дома он различал по
голосам, как пианист-виртуоз -- свой редкостный рояль.