.. Думали ли вы о своих
жертвах?
-- Начальник! -- усмехнулся зэк, обращаяськ Сошнину. -- Ты зачем меня
обижаешь? Я достоин более тонкого собеседника.
-- Но ты все-таки ответь, ответь. А то мы посчитаем, что виляешь.
--Я-а?!Виляю! Ещеразобижаешь, начальник. -- Исрасстановкой,
дожидаясь,чтоб журналистка успела записать объяснения, валил откровенность
свою:-- Еслибяумелдумать ожертвах, яббыл врачом,агрономом,
комбайнером, но не вором! Записали? Та-ак. Дарю вамещеодну ценную мысль:
если б небыло меня и моей работы, им, -- показалон наСошнина, -- и им,
им, им, -- тыкал онпальцем насторожевые будки, на Дом культуры, на баню,
гараж,на весь поселок,--всем им нечегобылобыкушать. Им меня надо
беречь пуще своего глаза, молиться, чтоб воровать ненароком не бросил...
С этим все ясно.Этот весь на виду. Его будут перевоспиты- вать, ион
сделаетвид,что перевоспитался, но воткакпонятьпэтэушников, которые
недавно разгромили в Вейскеприготовленный ксдаче жилойдом? Сами на нем
практику проходили,работали, и сами свой труд уничтожили. В Англии,читал
Сошнин,громят ужецелый город! Неподалеку от задымленного,промышленного
Бирмингема был построен город-спутник, вкотором легче дышать и жить. И вот
его-тогромятжители, и кабытолькомолодые! Навопрос: "Зачемони это
делают?" -- всюду следует один и тот же ответ: "Не знаю".
Глава четвертая
Сошнин много и жадно читал, без разбора и системы, в школе, затем дошел
до того, чего в школах "не проходили", до "Экклезиаста" дошел и, -- о, ужас!
Еслибы узналзамполит областного управления внутреннихдел--научился
читатьпо-немецки,добралсядоНицшеиеще раз убедился, что,отрицая
кого-либо и что-либо,темболее крупного философа,да еще и превосходного
поэта, надо непременно его знать и только тогда отрицатьили бороться с его
идеологией и учением,не вслепую бороться, осязаемо, доказательно. Ведь как
говорил русский ученый: "Искать что-либо, хотьтеорию относительности, хоть
грибы, искать, не пробуя,нельзя". АНицше-то как раз, может, игрубо, но
прямо в глаза лепил правду о природе человеческого зла. Ницше иДостоевский
почти достали до гнилой утробы человечишки, до того места, где преет, зреет,
набираетсявонииотращиваетклыкиспрятавшийсяподпокровомтонкой
человеческой кожи и модных одежд самый жуткий, сам себя пожирающий зверь.А
наРуси Великой зверьвчеловеческомоблике бывает не просто зверем,но
звериной,ирождаетсяончащевсегопокорностью,безответственностью,
безалаберностью,желаниемизбранных,точнее,самихсебязачислившихв
избранные,житьлучше,сытейближнихсвоих,выделитьсясрединих,
выщелкнуться, но чаще всего -- жить, будто вниз по речке плыть.
Месяцназад,вноябрьскуюужмокропогодь,привезлинакладбище
покойника.
Месяцназад,вноябрьскуюужмокропогодь,привезлинакладбище
покойника. Дома,как водится, детки иродичипоплакали об усопшем, выпили
крепко-- отжалости, накладбищедобавили:сыро, холодно, горько. Пять
порожних бутылок было потом обнаружено в могиле. И две полные, с бормотухой,
--новая ныне, куражливая мода среди высоко- оплачиваемых трудяг появилась:
с форсом, богатенько не только свободноевремя проводить,но и хоронить --
над могилой жечь денежки, желательно пачку, швырять вослед уходящему бутылку
свином-- авось похмелитьсягоремыке натом свете захочется. Бутылок-то
скорбящие детки набросали в яму, но вот родителя опустить в земельку забыли.
Крышку от гроба спустили, зарыли, забросалискорбную щельв земле, бугорок
наднеюоформили,кто-тоиздеток дажеповалялсяна грязномхолмике,
поголосил. Навалили пихтовые и жестяные венки, поставили временную пирамидку
и поспешили на поминки.
Несколько дней, сколько-- никтоне помнил,лежалсирота-покойник в
бумажныхцветочках, в новомкостюме, всвятомвенце на лбу,с зажатым в
синих пальцах новеньким платочком.Измылобедолагу дождем, полную домовину
воды нахлестало.Ужкогдавороны, рассевшись надеревавокруг домовины,
начали целиться -- с какогоместа начинать сироту, крича при этом "караул",
кладбищенский сторож опытным нюхом и слухом уловил неладное.
Это вот что? Все тот же, в умиление всехввергающий,пространственный
русский характер? Или недоразумение, излом природы,нездоровое,негативное
явление? Отчего тогда молчали об этом?Почемуне отсвоихучителей, ау
Ницше,Достоевского и прочих,давно опочивших товарищей, даи топочти
тайком,надо узнаватьо природезла?Вшколецветочкиполепесточкам
разбирали,пестики,тычинки,кточегоикакопыляет,постигали,на
экскурсияхбабочек истребляли,черемухи ломалии нюхали,девушкампесни
пели, стихи читали. А он, мошенник,вор,бандит, насильник, садист, где-то
вблизи, вчьем-то животе или в каком другом темном месте затаившись, сидел,
терпеливождал своего часа,явившисьнасвет,пососал мамкиного теплого
молока, поопрастывался в пеленки, походил в детсад, окончил школу, институт,
университетли, стал ученым, инженером, строителем, рабочим. Но всеэтов
нембылонеглавное,поверхувсе. Поднейлоновойрубахойицветными
трусиками, под аттестатом зрелости, под бумагами, документами, родительскими
ипедагогическиминаставлениями,под нормами морали ждало и готовилоськ
действию зло.
Иоднажды отворилась вьюшка в душнойтрубе, вылетел из черной сажи на
метлевеселой бабой-ягой илиюрким бесом диаволвчеловеческомоблике и
принялся горами ворочать. Имай его теперь милиция, беса-то, -- созрел он для
преступ- ленийиборьбы с добрыми людьми, вяжи, отымай у него водку, нож и
волю вольную, аон уж по небу на метле мчится, чего хочет,то и вытворяет.
Ты, еслидаже вмилиции служишь, весьправилами и параграфами опутан,на
пуговицы застегнут, стянут, ограничен в действиях.