По скользкомукоридору, с боков которого, словно набруствереокопа,
нагребенбыл навоз, Сошнинпрошелв кормовойцех,отперзакрытыхтам,
насмертьперепуганныхженщин. Они завыли вголоси, обгоняя друг дружку,
бросились изтелятника впротивоположную, приоткрытую дверь, возле которой
на стогесвежепахнущего сена,утром привезенного на березовыхволокушах с
лесной деляны, безмятежно спал Венька Фомин.
Сошнинстянул его с воза, грубо потряс заотвороты телогрейки. Венька
Фомин долго на негопялился, моргал, утирал рот рукой,не понимая, где он,
что с ним?
-- Ты ково?
-- Я чево. Вот ты ково?
-- Я тя спрашиваю, ты ково?
-- Пойдем за ворота, там женщины тебе объяснят, ково и чево.
-- Турист,пала!-- взревел Венька Фомин ивыхватил изсенавилы с
ломаным черенком. Вилы древние, ржавые,одвухрожках,толсто обляпанных
навозом, и срединих рыжие пеньки еще двух обкрошенных,словно выболевших,
стариковских зубьев.
"Ох уж эта обезмужичевшая деревня! Все в ней не живет, а доживает..."
-- Запорю,пала!.. -- Венька пошел на Сошнина,державилы наперевес,
словно пехотинец с винтовкой в бою.
-- Брось вилы, мерзавец!--Сошниндвинулся навстречу Веньке Фомину,
чем весьма его озадачил.
-- Неподходи, пала, запорю! Неподходи! -- заполошновизжалВенька
Фомин, пятяськ заднимполуоткрытым воротамтелятника, чтоб, бросив вилы,
ушмыгнуть в притвор, скрыться в родных полях и перелесках.
Сошнинотсек злодеюпутьк отступлению, прижимая егов угол. Венька
Фоминбыл теломи лицом испитой, вранних глубоких морщинах, подглазья --
чтоголыемышатаслапками,пенахиннымпорошкомнасохлавуглах
растрескавшихся губ. Больной, в общем-то, ужепропащий и жалкий человек. Но
пакостный, зло пакостный, и от него можно ждать чего угодно.
-- Брось вилы! -- рявкнулСошнини подпрыгнул кВеньке Фомину, держа
руку наперехват.
ВенькаФомин,прижавшисьспинойкстене,поднялвилы,какбы
загородившисьими. И тут бы свалил его подсечкой Сошнин, отнял бы вилы, дал
бы по шее разок -- завсех обиженных иугнетенных и повел бы в Починок, на
автобус, да возле воротнарывом наплыла навозная жижа, припорошенная сенной
трухой.Привыкшийк твердой, опористойобуви--яловымсапогам, к двум
твердым,пружинистымногам,Сошнинв узконосыхштиблетахпоскользнулся
хромой ногой, неловко упална руку --и сработала, сработала подлая натура
лагерника--битьлежачего.ВенькаФомин коротко ткнулвилами.Сошнин
мгновенно ушел от удара в грудь,но вилы все же достали его, и ржавый рожок
какбы нехотяс хрустом вошел вживое тело,в плечо, подсустав. Венька
Фомин по-шакальи оскалившись, надавил на вилы, приколол Сошнина к коричневой
гнилой плахе.
Рывком вскочив, Сошнинсхватился заобломышчеренка вил,пытаясь их
выдернуть. Боль пронзила его, повязалa.
-- Говорил,нелезь, пала!Говорил, нелезь... --вжимался вугол
перепуганный ВенькаФомин, вытирая разом вспотевшее лицо игубызапястьем
руки. Высохшая пена крошилась, опадала перхотью с треснувших губ, застревалa
в реденькой беспородной щетине Веньки Фомина.
-- Вытащи вилы, гад! -- с глухим отчаянием закричал Сошнин.
Дальшевсесвершалосьвзаторможенномудалении.ВенькaФомин
несколькими малосильнымирывками,молниямирассекавшимиголовуСошнина,
выдернулвилы,и Леонидувидел наржавомзубцесгустки крови, нечистые
сгусткинанечистом, словнопластилиномоблепленном, зубце,пошатнулся,
зажал рукойбрызнувшую кровь,уперсялбом в стену, тоже пахнущуюмочой и
тошнотворнымсилосом. Малость отдышавшись,он достал носовой платок, сyнyл
егопод водолазку, натянул на платок лямкумайки. Мгновеннопропитавшийся
кровью платок скользко понесло с плеча на живот.
-- Давай платок! -- не глядявытянул Сошнинруку.Венькa Фомин сунул
ему затасканный, серыйкомочек.-- Чтo ж ты наделал, скотина! -- простонал
Сошнин, бросаягрязную тряпицу в плаксиво-угодливую морду Веньки Фомина,и
кинулся на свет, зажимая рану.
Бабы-скотницы увидели уже далеко зателятникомбегущих друг за другом
погрязиСошнинаиВенькуФомина,подумали,чтобандюгагонитсяза
человеком,чтобыегозарезать, завыливголос. Надобыловернутьсяк
телятнику,надеть пиджак,пальто,надобылобежатьвПолевку, просить
Маркела Тихоновича запрячь лошадь.Но лошадь может оказаться в лесуили на
силосныхямах, атои на жнивьепасется, начнут всемполевскимнародом
причитать, ловить, запрягать, потеряется дуга или хомут, у телегивывалится
штырь,колесоспадетсреди грязи соси, завязнутнавыездеилисредь
проселка.У Маркела Тихоновича "к груде подопрет", сама Чащиха, как всегда,
выступать примется,отыскиваяврагов, Светку перепугают и, чего доброго, с
собой возьмут...
Не только носовой платок, но и майка кисельным, липким сгустком сползла
кпоясу.Кровьпропиталаводолазку,ожглабедро,зачавкалавлевой
штиблетине. У раненого начали обсыхать губы, во рту появился привкус железа.
"Так быстро! Худо мое дело..."
-- Помогай! -- сорванно прохрипел Сошнин.
ВенькаФоминсуетливоподставился, захлестнулруку Сошнина на своей
тощейшее -- видел в кино или на фотографиях, недоумок, как выносят раненых
с поля боя.
-- 0-о-ой,пала,попался-а...Опять попался! --вылон. --Так от
тюряги,видно, мне никуда инеуйтить.Доля моя, пала,пропащая... -- С
ВенькиФоминакатился слабосильный пот.Внемощных грязныхструяхпота
дрожала сеннаятруха, и,когда касалась губ, он слизывал грязнуюсмесь и,
забыв ее сплюнуть, глотал горечь, продолжая выть и при читать.