.
Я, кажись, отяжелел...
-- С удовольствием, дядя Лавря! Только я тебя домой сперва, ладно?
-- Лады, Леша,лады. А раненье заживетдо свадьбы.Заживе-от! Я эвон
как израненный --и ничаво!Ни-ча-а-во-о-о!И выпью. Ик старушонкееще
ковдынаведаюсь.хе-хе-хе.Простименя,старогодурака,Леш!Вино
хвастается. А баба счас мне такова бою даст, что фронт игрушкой покажется!..
Доставив Лаврю-казака до дверей квартиры, Сошнин поскорее скатился вниз
и погнал лошадь, потому как жена фронтового казака, словно по сигналу боевой
трубы,набрасывается на того,ктоявляется с мужем. И кабы дело кончалось
одними обвинениями. Можно даже и веника отведать.
Толсто обитая старыми спецодежными штанами дверь в нижней квартире была
приоткрыта,и, кактолькодвухпудоваягиря,ещедо войныунесеннаяс
товарного двора вовновьтогдапостроенныйдом номерсемь, бацкнулаза
спиной Леонида в почти напополам ужеперетертыйкосяк,на привычный удар,
сотрясшийдеревянноестроение,выглянулабабкаТутытиха,поманилаего
пальцем:
-- Леш!Леш! Подь суды!Полюбуйся! Чеу нас есь-то! -- изакатилась
счастливым мелким смехом.
Впереднейкомнате передзеркаломкрутиласьвнучка бабки Тутышихи,
Юлька, итожезаливалась смехомотослепляющегосчастья.Мечта Юлькина
исполнилась -- на ней был бархатный костюмчик темного, неуловимо-синегоили
черно-фиолетовогоцвета,сзолотойполоскойпо карманчику и бортам.По
главное в туалете -- штаники: с боков в ряд медные кнопочки, и здесь же -- о
чудо!овосторг!--колокольцы,потриштукинагаче,нокакони
перезваниваются -- симфония! Джаз! Рок! Поп! -- все-все вместе в них, в этих
кругленьких колокольчиках-шаркунцах, всямузыка мира, всеискусство,весь
смысл жизни и манящие тайны ее!Плюсктонному-то костюмчикубелоснежная
водолазочкаиталийскогопроисхождения,туфелькинадробномкаблучке,
выкрашенные золотом,пустьи сусальным, паричок шелковисто-седой,какбы
нечаянно растрепанный.
-- Ой, дядьЛеша! --бросилась нашеюЛеонидуЮлька.--Ятакая
счастливая! Такаясчастливая!Этопапас мамой мне привезли.ВРигеу
моряков купили. Дорого, конечно, но зато уж!..
"Откупились! Опять откупились отродного дитяти!" -- сморщился Сошнин,
разжимая костлявенькие руки Юльки и снимая их с шеи.
-- Задавишь еще от восторга чувств!
-- И задавлю! И задавлю! -- почти в беспамятстве взвизгивала Юлька,
Настолебутылка"Рижскогобальзама",чекенчикбеленькой,горсть
копченой ряпушки, второпях, неумелооткрытая банка шпротов, яблоки насыпью,
обломок рижского ржаного хлеба в бумажной обертке, иещечто-то, крошеное,
мятое, впопыхах на стол набросанное. "И от бабки откупились!"--отрешенно
вздохнул Сошнин, изо всех сил изображая на лице счастливое сопереживание.
-- Поздравляю,Юлька,поздравляю!Тебеоченьидет!--какможно
радостней говорил Леонид.--Женихижелезнодорожногопоселка, да что там
железнодорожного, всехпоселков! Всех улиц и районов, города Вейска, считай
что на шампур надеты! Шашлыки!
-- Да ну тебя, дядь Леш! Всегда ты меня высмеиваешь. Нет, правда, идет,
дядьЛеш?Правда?!--отступаяотнего,как бывшуткукокетничая,
подергивала Юлька штанишки так, чтоб звенели колокольцы.
Бабка Тутышиха от восторга приплясывала и била в ладоши.
-- Выпей, Леш,со мною!Такаяунасрадость!-- предложилабабка
Тутышихаот щедрот своих, налила в рюмочкуодноготолько"бальзама".--
Пользительный напиток. Тебе не дам! -- вытара- щилась она на внучку.
-- А мнеи не надо. Япробовала -- он горький. Шампанское -- вотэто
да!
Леонид отлил из рюмочки, разбавил "бальзам"водкой и, наказав бабке не
пить больше, собрался домой.
-- Тебе, можа, Леш, сварить че надо? Полвымыть? Мы придем.Цытьты,
мокрошшелка! -- прикрикнула бабка Тутышиха на внучку. -- Скидавай кустюм!
-- Ой, баб! Я в общежитие к девчонкам сбегаю, ладно?
-- Ну, мотри! Одна нога здесь, друга там! -- разрешила бабка.
Леонид, подавив вздох, поднялся ксебе -- временибез малого два часа
ночи. Юнаямодницапобежит показывать наряд,бабка тем временемдобавит,
уснет.Юлька явитсянаутре, может, и совсем не явится. Бабка заругается,
зашумит на внучку, полотенцем помашется...
Глава девятая
В железнодорожном доме номер семь, усына своего, Игоря Адамыча, бабка
Тутышиха появилась лет восемнадцать, может, двадцать назад, но казалось, что
она тут жила вечно, никуда не уезжала и ниоткуда не возникала. А между тем у
бабкиТутышихибылаоченьразнообразнаябиографияидовольно-таки
содержательнаяжизнь.Бабка Тутышихаговорилапросебя,махая рукой за
окошко,чтоонародом"оттэль,сзападу".Былаонабуфетчицейпри
железнодорожнойстанции, рано пристрастилась квину и мужскому полу --от
увлечений такогородадопреступления путьблизкий:сделала растратуи
угодила перевоспитыватьсяв женскуюколонию, ажзаБайкал.Тамстроили
железнуюдорогу.Длинную,Работыбыломного.Восновномземляной.
Зойке-буфетчице дали большую лопату и поставилина отсыпку полотна. А она к
тяжелойработенепривычна,сдетстванепривычна.Матьее,повариха
станционного ресторана,дочь никакой работой не неволила, известно издавна:
у ямщика лошадь надсажена, у вдовы дочь изважена.
Покидала Зойка лопатой землю день, другой, неделю -- не нравится ей эта
работа. И тогда мимоходом, совсемнечаянно,она стала "зацепляться" плечом
за конвойного начальника и взвизгивать: "У-у, кареглазенький, чуть не свалил
на землю.