.." И какни туп был начальник конвоя,все же тонкий намек понял,
пригласилЗойкукогоньку,далзакурить --непрошлоимесяца,как
Зойка-буфетчица собщихработперевелась встоловуюпосудомойкой, ну, а
оттударукойподатьдо заветнойдолжности, до комсоставского буфета, где
Зойка блюла себя, стало быть, помногу на глазах уначальства не запивала, с
женатыми мужиками не гуляла.
Белокурая, востроглазая,телом кругленькая, беспрестанноулыбающаяся,
когда когонадоподсахарить,рассыпающаязвонкий беззаботныйсмех,она
безбедноотбыла положенные тригода и отправилась сосправкою в кармане в
направлении запада.Ноехатьтуда далеко, адолгожданная свободаманила
соблазнами жизни. Ехала Зойка, ехала, видит: станция какая-то, возле станции
сквер со скамейкой, на скамейке, обсыпанной желтым листом, сидят два мужика,
меж них пол-литровка, огурец большущий на газете и кирпич хлеба.
Зойка сошла с поезда и говорит мужикам:
-- Налили бы.
Те налили.Разговорились. ХватиласьЗойка --поезд-то ушел!Ноона
помнила, что он шел на запад, торопиться же ейбыло некуда ине к кому.И
пошлаона по линии, на закатсолнца, где солнце закатывается, там запад --
помнила онасо школы.Шла-шла -- притомилась. Видит впереди: будкастоит,
желтым крашенная. Вокруг будки строения всякие, ограда, колодец сбоку будки,
сведром,собака на цепи сидит, на железнодорожную линиюсмотрит, кого-то
ждет.
Зойка свернула с линии. Собака на проволоке как попрет, как оскалится и
ры-ры-рына Зойку."Ну, съешьты меня, пес. АнародувЭсэсэредвести
мильенов.Еще сколько останется?То-то! Всех не переешь!"Черезкакие-то
минуты, все осознав, пес, как тот конвойный начальник, лежал у Зойки головой
нагруди, целовал ее в губы, облизывался сладостно, вилял хвостом, преданно
взвизгивая.
Вограде, за постройками, курицы порхались, на задах, за дверью низкой
постройкигрузноетело завозилосьисвинячьимголосомпожаловалосьна
одиночество:"Ах-ах, ах-ах". Наогороде,межещенесрубленныхвилков
капусты, ходила корова, жевала что-то. Завидев Зойку, замычала: "Му-ы-ы-ы!"
-- Мы, мы, -- откликнулась Зойка, подошла, обняла корову за шею, слезой
горемычных женщин прошибло. Ласковая, добрая корова была под цветпожухлого
листа, на лбу белая пролысина, и один у нее рог,как положено, над головой,
бледным месяцемсветится, другойпочему-то впереди, почти на глаз упал, не
иначе как хозяин пожевал его с похмелья.
Будка была не замкнута. Зойка вошла, осмотрелась. О две половины будка,
с русской печью и подтопком. В первой половине, что потеснее, кухня со всеми
принадлежностями; заперегородкой,сбитой извагонки и обклеенной газетой
"Гудок", горенка сказенной кроватью, со столом изо всего дерева. На окошке
цветы, в простенке -- рамы с карточками, справа буфет с посудой, слева шкаф,
ивдольстеныдеревянный вокзальныйдиван. Навсехизделиях подереву
вырезано строгое "МПС", "МПС".
Навсехизделиях подереву
вырезано строгое "МПС", "МПС"...
Ничего помещенье, обставленное, только навсем обиходе лежит отпечаток
мужской грубой руки и пахнет керосином.
Однако поверх керосинного духу козырем все крыл запах наваристых мясных
щей. Зойка заглянула в печку -- так иесть! В загнете стоит чугунсо щами,
рядом,всковородке,докоркизапекшаясядраченаизкартошек.Зойка
проголодалась и все это приготовление из печи достала, найдяещевсенцах
кадку согурцами ина печи в корзине крупныепомидоры,иные уж с гнилью.
Накрылана столгостья и остановилась середьпомещения, соображая. В углу
иконакакой-то святойдевы с угасшейсиней рюмкой-лампадой. Зойка открыла
сундук, придвинутый кзаборке. Нет в нем искомого. Еще посоображала Зойка и
с гиком бросиласьвсенцы,там ларь, возле ларя корыто спеском, вларе
керосин в бидонах,фонари, лопаты, путевые башмаки, фляги, банки, петарды и
всякий железнодорожный инвентарь. Над ларем аптечка,и,конечно, в аптечке
-- где же и быть-то ему больше? -- спиртик в баклажке, в алюминиевой, тоже с
буквами "МПС". Зойка развела спиртик в стакане, дождалась, когда возмущенный
водоюхимическийпродуктпоуспокоится,выпила егодосухаисбольшим
аппетитомпообедала.Вощах былхорошийкус свинины,онаегобратски
разделилапополам, спиртику тоже ещеразвелаи оставила настоле, закрыв
бумажкой,чтоб невыдохлосьпитье.Подумав еще маленько,Зойкаотнесла
остатки еды кобелю, называяего Полканом. У пса было другое имя, но с этого
днякобель презрел его и забыл навсегда, приняв, будто награду, тозванье,
которым его нарекла гостья, как оказалось, долгая.
ПрибралаЗойка на столе,спатьзахотелось. Открылаонапостель--
мужиком пахнет, наволочка давно не стирана инакидка тоже. Зойка достала из
сундукапростыню,наволочку,полотенце, сходилак колодцу,вымыла ноги,
озырнувшись налес,и повышечего помыла,содрогаясь отхолоднойводы,
личико свое сытенькое,отводызаалевшее, рукамипогладила,поволосам
гребешкомпрошлась, заглянуввнастенное зеркало, подмигнуласебелевым
глазом -- уж что-что, подмигивать она умела!
АдамАртемовичЗудин--путеобходчик, как положено Адаму,былеще
холост, Еву еще не приобрел. Наведывались иногда в будку Евы со станции либо
изпутевойказармы, чтозадвенадцатьверст отегопоста,но, быстро
заглохнуввтаежнойместностиотоднообразнойжизни,сбегали.Ивот
возвернулся Адамс линии,сжелезнодорожного обхода -- мамочки мои! В его
будке,вопределенном емужелезнойдорогойказенном помещении,наего
кровати спит Ева, белокуренькая, лицом посвежелая. Святая женщина, не иначе!
Вошлавжилище,все,чтотребовалось, нашла,покушала, выпила-- ис
половинывсе, с половины!Так иположено Еве:Адаму-работникуоставлять
половину всего,потомучтоонаизоветсяполовиной, --по-божески, по
справедливости людям житьполагается, хоть на том, хоть наэтом свете.