ИгорьАдамович,все ещемолодой,ноуже посолидневший,схорошей
профессией ибольшим заработком, долгоневдовствовал, учительницашколы
рабочеймолодежи,где ондобивал среднее образование, Викторина Мироновна
Царицына,ссамойранней молодости,спединститутаеще,имеющаядвух
девочек-близняшек, Клару и Лару,быстренько помогла ученикус образованием
семьи и по части всякой иной грамоты.
УВикториныМироновныбылаквартиравуправленческом доме.Игорь
Адамович скоро позабыл номерстарого дома, иосталась Юлькапри родителях
считай что сиротой,на руках великого педагога-- бабки Тутышихи,которая
материла внучку за отставание в учебе, гонялась за ней с полотенцем, если та
не слушалась ее.
Нашестнадцатомгоду,видя,чтоЮльканачалаохорашиваться,
подглядыватьзамальчишками испатьнеспокойно, бабкаТутышиха стравила
внучкукакому-топьющемупроходимцу,исинюшнаялицом,тонконогая,
недоразвитаяЮлька,из-заумственнойотсталостинеудержавшаясяв
пединституте,приткнута былаВикторинойМироновнойв училище дошкольного
воспитанияи маялась там которыйгод, мучая себяи воспитательныенауки.
РодителиЮльки,подрастивдвухдочерей в управленческом доме,возлюбили
путешествия иотдых в санаториях, жили в свое удовольствие, катались вокруг
Европы и по ближним странам, завели дачный участок, увлеклись цветоводством.
Юлькатемвременемдобивала себя скавалерами,средикоторых, вспомнил
Леонид,случалсяитотмодникв дубленке сгуцульским орнаментом.Он,
поди-ка, Юльку иподжидал с гоп-компанией подлестницей,да тут и нанесло
Юлькиного верхнего соседа.
БабкаТутышихажить без Юльки немогла, училаееуму-разуму, будто
фельдфебель в пехотной роте, не подбирая выражений:
-- Ты передкаждым-то встречным-поперечнымнерасщапери-вайся,--
зычнымголосомкорила она внучку. -- Ты строк отшшытывай иликакую анпулу
проглоти.
-- Капсулу, бабушка. Ампула в стекле.
-- Нуи што, што встекле? Раз атмаесси, потом зато те свобода. А это
что жезамоду взяла -- кажин разпятьдесятрубликов!Гдеотцу навас
полсотских набраться? Вас уевотри халды, и все развитые, похотливые. И в
ково токоудались?Я вот удала была, ноум имела! У тэй-та,у царицы-та,
дочки учительши, а кунки у них тоже, гляди-ко, веселы...
Спит бабка,поднабравшись вкусного"бальзама" иприкончивчекенчик.
Юлькапереполошила своим нарядом подружек изобщежития училища дошкольного
воспитания, примерно такогоже уровня ума и духовныхзапросов, каку нее.
Всееще зудит и пытаетсяпоставить на путь праведный дядя Паша потерявшего
"обликсовести" старцаАристарха Капустина, рыбака-стервятника, черпающего
веснамирыбувзаморныхпрудахиозерах,балующегося"телевизором",
"косынками",--так недолго довзрывчаткидокатиться и угодить в тюрьму.
Юлькапереполошила своим нарядом подружек изобщежития училища дошкольного
воспитания, примерно такогоже уровня ума и духовныхзапросов, каку нее.
Всееще зудит и пытаетсяпоставить на путь праведный дядя Паша потерявшего
"обликсовести" старцаАристарха Капустина, рыбака-стервятника, черпающего
веснамирыбувзаморныхпрудахиозерах,балующегося"телевизором",
"косынками",--так недолго довзрывчаткидокатиться и угодить в тюрьму.
Лавря-казак,выдержавизвержениевулкана,дожидаетсячаса,когда
расплавленныепороды остынут иосядутвнутроклокочущегократера,на
цыпочках прокрадетсяв туалет, где за журчливымунитазом, средибутылок с
краскамии пакетовспорошками,стоит сосуд с деловойнаклейкой "деготь
колесный" -- клятая капелюшечка никак не дает ему сонно расслабиться. В Доме
ребенкаспит--неспиттетяГраня,чутко сторожасонмалыхлюдей,
осиротевших в несчастье, брошенных или пропитых мамами и папами.
Запираютсянаночьклубы,стадионы,рестораны, библиотеки,Дворцы
культуры, но летят самолеты, идут поезда, стоят на посту часовыеи сторожа.
Где-то в тюремном вагоне тесно спит с такими же, какон, хануриками, Венька
Фомин из Тугожилина и не знает, куда его везут. А везут его далеко и надолго
-- остатков уже шибко траченной жизни может ему не хватить на возврат.
Крепкозапершисьнадеревянныйзасов и нажелезныекрючья,врозь
улеглись в жарко натопленной избе супруги Чащины, вздыхает украдкой, чтоб не
потревожить"самое",перемогаетбессонницуМаркелТихонович, тоскуяпо
внучке, думая о зяте и дочери, может,и фронт вспоминает -- вслух, прилюдно
он отчего-товспоминаетвойну редко,вздыхаетлишь иногда: "Неприведи,
господи, еще раз такое..."
Уторкаввундеркиндов, сонно перелистывает затасканную рукопись некоего
СошнинамыслительницаитолкачместнойкультурыОктябринаПерфильевна
Сыроквасова.
Большой начальник Володя Горячев правится спать и, как ему кажется, про
себявыражается по адресу гостя ивсех порядков, неимзаведенных,но в
невесомость орбиты его втянувших.Алевтина Ивановна, путающая зычные голоса
покойногомужаибогоданного сыночка,наглухонакрываетвнукаЮрочку,
отворачиваетотеголицаголубойогонекночника, смотритна заоконный
уличный свет, думаяо детях вверенного ей Домаребенка, гдеона, ровно бы
искупая вину за нерожалость свою, пытается стереть из жизни и памяти детишек
немилосердностьбеспутных ипреступныхженщин,выправитьихдальнейший
жизненный путь.
Лерка иСветка,уработавшись, спятобнявшись на тесномдиванчикев
теснойи душнойкомнатушке, вмноголюдном каменном бараке, согласно новой
эре ловко переименованном в жилище гостиничноготипа. "Все эры,эры..." --
вспомнилось Cошнину.
Кто-то на дежурстве но отделению сменил Федю Лебеду? Кого-то побьют или
изувечатночьютридобрыхмолодца, уязвленныевдоме номерсемьи от
уязвленности жаждущие мщения?
Качаетсяза окномфонарь,крошатсяответрасосульки.