И -- в тот же миг разом сверкнули несколько блицев.
Я оглянулся. В нескольких шагах от нас стояли с фотокамерами Мичико Катояма, Моника Брадшоу и весь мой "боевой взвод" -- полковник
Лозински, адвокат Норман Берн, мэр-здоровяк Джон 0'Хаген и ковбой-издатель Роберт Макгроу. Роберт держал свою видеокамеру на плече, как
гранатомет. Я невольно улыбнулся этой охране. А генерал тем временем сказал:
Дорогой мой! У нас сейчас постоянно требуют то архивы Сахарова, то дневники Валенберга, то какие-то рукописи! Но у нас ничего нет,
клянусь! Вы же советский в прошлом человек, вы должны понимать: если был приказ что-то уничтожить или смыть, то приказы в то время выполнялись.
И он так подчеркнул слова "в то время", чтобы на этот раз я поверил ему на сто процентов. Да, в то время приказы действительно
выполнялись. И если все эти годы в моей душе еще теплилась призрачная надежда, что где-нибудь в подвалах КГБ на архивной полке лежит опечатанный
металлический ящик с моим фильмом, то теперь...
Would you shake hands, please [Пожмите друг другу руки, пожалуйста]! -- прозвучал сбоку тонкий голосок миниатюрной Мичико Катояма.
Я еще колебался какую-то долю секунды, но генерал уже протянул мне руку, и в этом жесте не было никакого подтекста или символики, это
просто рефлекторный ответ на просьбу женщины и фотографа.
Но именно этот непроизвольный жест обнаружил, что генерал прекрасно понимает по-английски! Хотя на протяжении всей конференции общался с
нами только через переводчика.
_14_
Я шел по Москве.
Мне хочется написать эту фразу еще раз, на отдельной строке заглавными буквами: Я ШЕЛ ПО МОСКВЕ.
И еще раз: Я ШЕЛ ПО МОСКВЕ.
Потому что Я -- улетевший из этой страны в самый разгар холодной войны, Я -- отрезавший ее от себя, его руку, пораженную гангреной, Я --
выскребший из себя даже сны о Москве, как при аборте выскребают ребенка, Я -- написавший несколько таких антисоветских романов, что издатели,
страшась мести КГБ, советовали мне публиковать эти книги под псевдонимом, -- ШЕЛ -- сам, своими ногами, не в наручниках, не во сне, а жарким
солнечным днем! -- ПО МОСКВЕ!-- вы понимаете?! -- по мостовым моей юности... по своей прошлой жизни...
Я шел, и душа моя пела, как у ребенка, проснувшегося солнечным утром. Всю нашу делегацию увезли из АПН на обед, а потом их поведут на
русский балет на льду, поскольку Большой театр -- дежурное блюдо для всех иностранных туристов -- закрыт на ремонт. Но я бы и в Большой не пошел
-- у меня слишком мало времени в Москве, чтобы терять несколько часов на театр. Ведь послезавтра мы уже летим в Ленинград, а оттуда через три
дня поездом -- в Таллинн, и все -- бай-бай, USSR!
И вот я иду по Москве... От АПН к Дому кино на встречу с друзьями. Космонавты,которыеходилипоЛуне,испытывали,поих рассказам,
неземное удовольствие от отсутствия притяжения. И космонавты, которые летают вокруг Земли, тоже кайфуют там от невесомости. Но я уверен, что еще
большее удовольствие они ощущают в момент приземления, когда выходят из космических кораблей и идут по своей собственной, самой обыкновенной, но
такой родной земле. Десять лет я был в невесомости, я жил на Луне. А теперь я вернулся на СВОЮ планету, я иду по СВОЕМУ асфальту, я дышу СВОЕЙ
атмосферой и я читаю СВОИ, русские вывески. Пусть на этой планете земное притяжение усилено давлением КГБ и КПСС -- мне плевать, я сейчас этого
и не ощущаю.
Пусть 11 лет назад они арестовали и смыли мой фильм -- теперь КГБ будет всюду стелить перед нашей делегацией красные дорожки, ведь
им так нужно, чтобы мы рассказали миру, какие они мирные и демократичные. И пускай московский асфальт сер от пыли и газетного мусора, заплеван и
перерыт канавами -- мои ноги ступают тут легко, как ноги Христа по воде. И пусть атмосфера Москвы загазована выше всех допустимых пределов, я
дышу этим воздухом, как веселящим газом. А про русские вывески и говорить нечего! -- пусть это не бродвейская реклама, а самые стандартные,
дубовым шрифтом написанные слова из лексикона пролетарского неандертальства-- "ПРОМТОВАРЫ". "КУЛЬТТОВАРЫ", "ХОЗТОВАРЫ", "ВОЕНТОРГ", -- но все
равно я тут как рыба в воде! Я иду по Москве. Я --иду -- по Москве!
Вы слышите? Я ИДУ ПО МОСКВЕ-Е-Е-Е-Е!!!! Я шагаю, перекатывая в голове эти невероятные слова, повторяя их, щупая языком, небом, гортанью.
Мне хочется танцевать, выкрикивать эти фантастические слова, петь их, сказать кому-нибудь!
Десять лет Лиза внушала мне, что я старый, нелюдимый и никому не нужный облезлый пень. И -- внушила! Я жил"как тень, как нелюдь, черные
кошки когтями рвали мне грудь по ночам. Но теперь вдруг -- я вернулся к самому себе, прошлому, и нет у меня никакой жены! И не было! Это был
просто сон, ночной кошмар, а теперь я проснулся! И светит солнце! Облака в небе! И я дышу! И я иду по Москве!
Какая-то мятая консервная банка валялась на тротуаре, я саданул ногой, она обрадованно покатилась по асфальту, звеня и подпрыгивая. "Звеня
и подпрыгивая" -- писал я когда-то на школьной доске примеры с деепричастными оборотами... Даже мятая консервная банка говорит здесь со мной на
моем языке!
Но через несколько кварталов мне пришлось обуздать свою эйфорию. Потому что глаза и лица прохожих не отвечали на мою улыбку. Наоборот, я
постоянно натыкался на отчуждение в их взглядах и даже враждебность. В первые минуты я еще недоумевал -- почему они не улыбаются в ответ, почему
отгораживаются, как вакуумом, или даже со злостью отталкивают меня глазами и проходят, сухо поджав губы? И только через несколько кварталов
сообразил -- я же для них иностранец! На мне нет ничего модного, с бирками от Кардена или братьев Бруке, но советским людям и не нужно этого, у
них поразительно развито чувство селекции на своих и чужих -- даже по походке, по цвету лица они запросто отличат иностранца от советского. Я и
сам это делал когда-то с первого взгляда. Это же легко: посмотрите, как все иностранцы держат плечи -- как люди, которым не приходится постоянно
таскать в руках тяжелые сумки с картошкой, луком, макаронами и другими продуктами из центра города на окраину, из автобуса в метро и снова в
автобус, а потом еще вверх по лестницам, без лифтов. От этой ежедневной, многолетней, в любую погоду ноши -- навстречу снегу, пурге и слякоти --
плечи советских людей выпячены вперед, спины сутулы, головы набычены и глаза глядят исподлобья. А от постоянной нехватки фруктов, овощей и
лосьонов кожа их лиц суха, землиста и пориста. А иностранцы? Я имею в виду тех иностранцев, которые могут себе позволить путешествовать по миру.
Гляньте на американских старушек туристок -- у них же фигуры, стать, походка, как у Майи Плисецкой, а лица -- как наливные яблочки...
Какую же реакцию может вызвать у обитателей, скажем, Гарлема какой-нибудь богатый австралиец, который с идиотской улыбкой пойдет по
Amsterdam Avenue в районе 140-х улиц, восторгаясь разбитыми домами, мусором на мостовой и нищетой местных жителей?
Усилием лицевой мускулатуры я убрал с лица улыбку.