Не могли успокоиться лишь несколько моих товарищей. Бывало, в самый разгар посиделок с выпивкой у меня из-за спины на них устремлялся острый взгляд.
– Прямо жуть берет.
– Не обращай внимания, – говорил я. – Вреда-то никакого.
– Это понятно, но все равно как-то не по себе.
– А-а.
– Где ты ее подцепил-то?
– Да нигде, – ответил я. – Появилась, пока я тут думал. Вот так.
Он кивал. При этом вздохнув.
– Понимаю. Это в твоем характере.
– Ну.
Еще час мы пили виски, однако настроение было испорчено.
– Слышь? – спрашивал я. – Что в этом такого невыносимого?
– Такое ощущение, будто за мною следит мать.
– Интересно, почему?..
– Что значит – почему? – смущенно говорил он. – Потому что она сидит у тебя на спине.
Обобщив некоторые мнения, я пришел к выводу, что у меня за спиной (сам я этого видеть не мог) – не какая-то конкретная тетушка, а нечто эфемерное, меняющее облик в зависимости от моих собеседников.
Один приятель увидел в ней свою собаку Акиту-ину, умершую прошлой осенью от рака пищевода.
– Былой ей пятнадцать лет. Возраст для собак преклонный. Но не от рака же пищевода!..
– Рак пищевода?
– Да – рак, образующийся в пищеводе. Тяжко. Мне бы так не хотелось. Каждый день по-станывала. Но голоса при этом не подавала.
– А-а.
– Я хотел было ее усыпить, да мать была против.
– Почему?
– А кто ее знает? Видимо, не хотела пачкать руки, – совсем без интереса ответил он. – А та два месяца мучилась на капельнице. На полу в чулане. Сущий ад... – И он на время замолк. – Не собака – так себе. Трусиха. Как увидит людей, давай лаять. Толку от нее никакого. Только на-доедает. В болячках вся.
Я кивнул.
– Ей бы не собакой, а цикадой родиться. Куда больше счастья. Без умолку трещи себе – ни-кто слова не скажет. И не было бы этого рака пищевода.
Но она оставалась собакой и сидела у меня на спине с пластиковой трубочкой изо рта.
Одному риэлтеру она казалась учительницей из начальной школы.
– Пятидесятый год. Самое начало Корейской войны, – говорил он, вытирая пушистым по-лотенцем пот с лица. – Два года подряд вела наш класс. Приятно вспомнить. Хотя чего приятно-го, когда я ее почти забыл?
Посчитав меня родственником этой учительницы, он предложил мне холодного ячменного чаю.
– Если подумать, бедная женщина. Не успела выйти замуж, как мужа забрали в солдаты. Посадили на судно, а судно по пути того – хлоп из пушки, и все. Кажется в сорок третьем. Она продолжала преподавать, а на следующий год бросилась в огонь при налете. С левой щеки и до самой руки... – Он провел пальцем длинную линию от левой щеки, допил чай и вытер полотен-цем пот. – Говорят, была красивая. А тут такая жалость... Даже характер изменился. Была б жи-ва, под шестьдесят уже было бы. А так... уже в пятидесятом...
Вот так приобретает очертания карта квартала, а также таблица мест на свадебный банкет. Постепенно расширяется круг бедных тетушек, и прежде всего – на моей спине.
Но, вместе с тем, из моего окружения один за другим, как зубцы расчески, стали пропадать друзья.
– Сам-то он парень ничего. Вот только не хотелось бы каждый раз видеть лицо матери. – Или же старой собаки, умершей от рака пищевода, или учительницы с ожогами.
Я почему-то стал ощущать себя креслом дантиста. Никто меня не грузит, никто не прези-рает. Но все меня при этом избегают. А встретившись где-нибудь случайно, тут же пропадают по вполне уважительной причине. Одна девчонка даже призналась честно: с тобой я чувствую себя неловко.
– Но я ведь не виноват.
– Но я ведь не виноват.
– Понимаю. – И она неприятно засмеялась. – Была бы утебя за спиной стойка для зонти-ков, еще куда ни шло...
Стойка для зонтиков.
Ну и ладно. Шибко общительным меня не назовешь. Чем жить со стойкой для зонтиков, лучше уж так, как сейчас.
Вместо этого обо мне начали писать в некоторых журналах. Репортеры заявлялись чуть ли не каждый день, фотографировали, а если тетушка на снимке выходила неудачно, еще и серди-лись. И, завалив неуместными вопросами, убирались восвояси. Я эти журналы даже не открывал. Прочел бы какую-нибудь статью о себе – наверняка бы повесился.
Один раз даже попал на утреннюю телепрограмму. Меня разбудили в шесть, отвезли на машине в студию, напоили подозрительным кофе. Ведущий – полупрозрачный комментатор средних лет. Поди чистит зубы по шесть раз на дню.
– Итак... наш сегодняшний гость – господин N. Аплодисменты.
– Доброе утро.
– Доброе утро.
– Господин N по некой случайности стал носить на спине бедную тетку. Не могли бы вы рассказать, как это все и как оно вам...
– В принципе, ничего ужасного. Она не тяжелая, еды и питья не просит.
– И плечи у вас...
–...не болят.
– Как давно она к вам прицепилась?
Я вкратце рассказал историю о площади с единорогами, но ведущий смысла так и не уло-вил.
– Одним словом, – сказал он, откашлявшись, – эта тетка хоронилась в пруду, у которого вы присели, а затем забралась вам на спину?
Я покачал головой. Хотя тут явно требовался какой-нибудь анекдот или, на худой конец, второсортная страшилка.
– Бедная тетушка – не призрак. Она нигде не прячется. Ни к кому не цепляется. Она, если так можно сказать, – просто слово, – раздраженно пояснил я. – Просто слово.
Все слушали молча.
– В общем, слова – это нечто вроде электрических полюсов, соединенных сознанием. И ес-ли через них долго пропускать одинаковый импульс, в них непременно возникнет какая-нибудь реакция. Естественно, вариант этой реакции у каждого свой. У меня это – чувство независимого существа. Такое ощущение, будто во рту набухает язык. И к спине у меня, в конечном итоге, прицепилось словосочетание «бедная тетушка». В нем нет ни смысла, ни формы. Можно сказать, нечто вроде общего символа.
Ведущий не знал, что сказать.
– Вот вы говорите – без смысла и формы. Однако мы сейчас отчетливо видим у вас за спи-ной некую форму, которая несет для каждого из нас свой смысл.
Я пожал плечами:
– Ну... это и есть символ.
– Выходит, – чтобы хоть как-то разрядить обстановку, начала вопрос молодая ассистент-ка, – при желании вы можете свободно вычеркнуть собственной волей из сознания этот имидж или существо?
– Это невозможно. То, что уже возникло, продолжает существовать вне моей воли. Это как воспоминания. Знаете же, какие они бывают – нипочем не забудешь, особенно если хочешь за-быть.
Ассистентка, не согласная с моим ответом, гнула свое:
– Например, мне тоже под силу процесс общей символизации сказанных вами слов?
– Думаю, да.
– Если я, – вставил свое слово ведущий, – например буду каждый день, каждый раз повто-рять слово «общий», значит, у меня на спине когда-нибудь может возникнуть общая фигура?
– Пожалуй.
– Получается, осуществляется общая символизация слова «общий»?
– Именно так. – От прямых попаданий софитов у меня разболелась голова.
– Кстати, а как выглядит это самое «общее»?
– Не знаю, – ответил я. – Эта проблема превышает силу моего воображения. С меня хва-тает бедной тетушки на спине.
Разумеется, все в мире – буффонада.