- Локай! - прозвенел голос у меня в мозгу, - немедленно в замок! И не вздумай трогать узловязы и даже походить к ним. Я сам их соберу.
Десять темных! Похоже, он-таки снял свое заклинание. Я выпрямился и заметил причину беспокойства Урсая: одна из тех ветвистых фигурок, что я расставлял по лугу весь день, смутно белела в сумраке шагах в десяти передо мной. Вот только теперь не нужно даже было глядеть на нее истинным зрением, чтобы понять: что-то с ней не то. Фигурка тихо потрескивала, как остывающий горн кузнеца и наполняла воздух каким-то смутным напряжением. Казалось, это само пространство вокруг нее потрескивало, грозя порваться. Если предположить, что вся энергия из закрывавшего сплошным пологом весь луг заклинания распределилась по десятку таких фигурок, то сколько же теперь в них энергии? Я представил и вздрогнул. А потом осторожно развернулся и тихонько, стараясь наступать мягко-мягко, пошел к замку. Урсай встретил меня в воротах.
- Иди к себе, - заявил он, сверкнув глазами, - и не высовывайся, пока не позову.
'К себе', это, надо полагать - в башню. Я протяжно вздохнул, но о еде напоминать не осмелился и побрел по коридору. Половина факелов уже погасла и я, спотыкаясь и ворча, успел преодолеть в темноте почти всю лестницу, пока не сообразил, что теперь уже вполне мог посветить себе сам. Сколдовал Объемный Свет, залив всю площадку и пол-лестницы призрачным сиянием, посмотрел на закрытую дверь своей комнаты и поморщился. Открыл дверь, зашел внутрь. Свет, разумеется, остался снаружи. Я вздохнул и повторил заклинание, в последний момент сообразив закрыть дверь, чтобы заклинание не растеклось наружу. Объем отведенной мне комнаты был невелик, поэтому свет получился довольно ярким. Я вздохнул еще раз и принялся размышлять - чем я могу скрасить свое ожидание в свете вновь появившихся магических способностей. Мне нужно было: первое - набить желудок чем-нибудь съедобным, второе - что-нибудь мягкое, на что можно лечь. Первое отпадало сразу - насколько я знаю, даже милорды архимаги не владели магией, способной насыщать голодный желудок. Во всяком случае, оба виденных мной архимага предпочитали пользоваться результатами труда обычных поваров. А второе... пожалуй, я бы мог заставить траву держаться в одной куче, не набивая ее в мешок. Но мне недвусмысленно было повелено не высовываться из комнаты, а Урсай - не тот тип, чьи указания можно трактовать двояко.
Нарвать и натаскать траву через окно магией... в принципе, ничего невозможного, пусть даже и ночью, но результатом продолжительных усилий у открытого окна стали лишь пяток травинок, горсть земли, кусок дождевого червя и непонятно откуда взявшийся высохший плавник какой-то рыбешки. Плавник я тут же сжевал, червяка брезгливо оглядел и выкинул обратно в окно - от соблазна подальше. После чего присел у стены и задумался. Пожалуй, задачка в очередной раз оказалась мне не по силам. Травы я нарвать не могу. Если бы у меня был мешок, я бы мог сделать его воздухонепроницаемым, надуть его и спать на нем, но мешка у меня, как нетрудно догадаться, тоже не было. Можно попробовать провернуть этот фокус с рубашкой - хоть подушка будет, все ж не совсем на камнях спать. Я, сморщившись от боли в затекшей ноге, выпрямился, снял куртку, принялся стаскивать рубашку, и тут меня осенило: что такое неудобство? Это та же боль, только в меньшей степени. Если вдуматься - то и голод тоже! Если уж я стал исчадием Тьмы (поневоле, заметьте, исключительно поневоле), так почему бы мне этим не воспользоваться? Попробовать-то можно. Я вышел в середину комнаты, лег на камни, создал простенькую иллюзию и попытался на нее замкнуть канал боли, как учил меня темный. Не получалось, видимо, неудобство за боль не считалось.
Разозлившись, я приподнял голову, уронил ее обратно и зашипел - получилось даже больнее, чем я собирался. Зато канал замкнулся сразу, как купленный. Боль немедленно испарилась, но я не спешил размыкать канал, даже наоборот, немножко его расширил и немного подработал над окружающей меня иллюзией. Теперь меня окружал богатый интерьер, долженствующий, по моему замыслу, принадлежать покоям саманского халифа. Танцовщицы, правда, мне так и не удались, несмотря на все мои старания, и, в конце концов, я плюнул на них и создал вокруг себя альков, накрытый полупрозрачным шелком. Сквозь него мои танцовщицы смотрелись вполне прилично, и сам халиф бы не отличил. Я повернулся на бок, с удовлетворением отметив отсутствие неприятных ощущений и полное отсутствие чувства голода, и закрыл глаза. Ох, и устал я сегодня... но определенно, в положении темного мага есть некоторые прелести.
Проснулся я от вспышки боли во всем теле. Сильной боли - я даже закричал во сне, и, продолжая орать, проснулся. В дверях моей комнаты, освещенный слабым утренним светом, хмурился Урсай. Я замолчал, пытаясь сообразить, что я не так сделал и чем заслужил очередное наказание.
- Дурак, - сказал, как припечатал, темный, - боль дана человеку как предостережение смерти и если ее игнорировать, то сам не заметишь, как перейдешь последний порог. На первый раз тебе хватит того наказания, что ты сам себе придумал, но если ты еще раз замкнешь канал боли не из необходимости, а из малодушия - будешь неделю под оркрисом ходить.
Я, не переставая мысленно стонать, содрогнулся - оркрисом называлось специальное заклятие принуждения - тот, на кого оно накладывалось, продолжал все ощущать и понимать, но вот без явного указания мага не мог пошевелить даже пальцем. Один раз, для примера, Урсай наложил на меня оркрис на пол-дня, я чуть с ума не сошел - мерзкое это ощущение, быть заживо замурованным в собственном теле.
Темный, тем временем, поразглядывал, как я извиваюсь, подобно червяку на противне, хмыкнул удовлетворенно, и ушел. Я полежал, постанывая, еще немного и попытался встать. Раза с пятого мне это удалось, и я похромал наружу. Ноги, казалось, кто-то набил иголками, спину скручивало и сводило судорогами, а левая рука так и вообще не ощущалась и отказывалась работать. Очень хотелось замкнуть канал еще раз, но здравый смысл пересиливал и без учительской угрозы: пожалуй, я и в самом деле чересчур увлекся вчера - мог бы и сам догадаться, что ничего хорошего из лежания на камнях не получится, неважно, будет при этом ощущаться боль, или нет. Дохромав кое-как до лестницы, я понял, что дойти до первого этажа у меня нет ни сил, ни желания. Я повернулся, чтобы зайти обратно в свою комнату, да там и сдохнуть, как у меня в голове прозвучал голос Урсая 'Спускайся в обеденную залу, будем кушать'. Хм. Где, интересно, у нас обеденная зала? Надо сначала покушать, сдохнуть можно будет и попозже.
За ночь темный умудрился откуда-то натаскать в свои комнаты кучи мебели, картин, ковров и всяческих безделушек, так что апартаменты его выглядели вполне обжитыми и даже уютными. Я, не привлекая внимания, оглядел интерьер истинным взором - нет, не иллюзия - все настоящее. Интересно, откуда он все это натырил? Я оглядел просторный и совершенно пустой стол в первой комнате, попытался вспомнить, за которой дверью должна располагаться столовая, но голос Урсая прозвучал вовсе не из столовой, а от двери, из коридора.
- Обеденная зала - здесь. И, на будущее - не заходи более в мои комнаты, не получив явного повеления это сделать. Я выскочил в коридор, как ошпаренный. Откуда мне знать, что он успел еще какую-то залу обустроить? Покрутил головой, в поисках двери, из-за которой доносился голос, и толкнул первую попавшуюся.