Крестикнакостелеигрушечно мерцал,возникая изосеннегомарева,
сельцо обозначилосьверхушками явственней, донесло от него петушиные крики,
вышловполепестренькоестадо коровисмешанный,букашками по холмам
рассыпавшийсятабунчик овец икоз.За селомхолмы,переходящие в горки,
затем и в горы, далее -- грузно залегший на земле и синей горбиной упершийся
в размытоеосенней жижей поднебесье тот самыйперевал,который перевалить
стремились русские войска еще в прошлую, в империалистическую, войну, целясь
побыстреепопасть в Словакию, зайти противнику вбок и в тыл испомощью
ловкогоманеврадобытьпоскорейповозможностибескровную победу.Но,
положивнаэтих склонах, гдемысидели сейчас,околоста тысяч жизней,
российские войска пошли искать удачи в другом месте.
Стратегические соблазны, видимо, так живучи, военная мысль так коснаи
так неповоротлива, что вот и в эту, в "нашу" уже, войну новые наши генералы,
нос темиже лампасами, что и у"старых" генералов, сноватолклись возле
Дуклинского перевала, стремясьперевалитьего, попасть в Словакию итаким
вотловким,бескровнымманевромотрезать гитлеровские войска отБалкан,
вывести извойныЧехословакиюивсеБалканскиестраны, да изавершить
поскорее всех изнурившую войну.
Но немцы тоже имелисвою задачу, иона с нашей не сходилась, она была
обратногопорядка: они не пускалинас наперевал,сопротивлялись умело и
стойко.Вечером из сельца, лежащего за холмом, нас пугнули минометами. Мины
рвалисьвдеревах,посколькуровики,щелииходысообщенийнебыли
перекрыты, сверху осыпало нас осколками -- на нашеми других наблюдательных
пунктах артиллеристы понесли потери, и немалые, потакомужиденькому,но,
как оказалось, губительному огню. Ночью щели и ровики были подрыты в укос, в
случае чего от осколковзакатишься под укос--и самтебечерт не брат,
блиндажиперекрыты бревнамии землей, наблюдательные ячейки замаскированы.
Припекло!
Ночью впереди нас затеплилосьнесколько костерков, пришла сменная рота
пехоты и занялась своим основным делом -- варитькартошку, но окопаться как
следует рота не успела, и утром, только от сельца застреляли,затрещали, на
холмс гомоном взбежали россыпью немцы, наших будто корова языком слизнула.
Обожравшаясякартошкойпехота, побрякиваякотелками, мешковатотрусила в
овраг,не раздражая врагаответным огнем. Какой-то кривоногий командиришко
орал, палил из пистолета вверхи по драпающим пальнул несколькораз, потом
догналодного, другого бойца, хватал их за ворот шинели, топо одному,то
двоихсразу валил наземь,пинал. Но,полежав немного,дождавшись,когда
неистовый командир отвалит в сторону,солдаты бегли дальше илинеумело, да
шустро ползли в кусты, в овраг.
Боевые эти вояки звались "западниками" -- это по селам Западной Украины
заскребли их, забрили, немножко подучили и пихнули на фронт.
Изъезженнаявдольипопереквойнами,истерзаннаянашествиямии
разрухами,здешняя землядавноуже пересталарожатьлюдей определенного
пола, бабыздешние были храбрееищедреемужиков, характеромони скорее
шибали на бойцов, мужики же были "ни тэ ни сэ", то есть та самая нейтральная
полоска,чтотакопаснои ненадежноразделяет два женскиххода:когда
очумелый от страсти жених или просто хахаль, не нацелясь как следует, угодит
в тайноеместо, то такэтои называетсяпопасть впросак.
Изъезженнаявдольипопереквойнами,истерзаннаянашествиямии
разрухами,здешняя землядавноуже пересталарожатьлюдей определенного
пола, бабыздешние были храбрееищедреемужиков, характеромони скорее
шибали на бойцов, мужики же были "ни тэ ни сэ", то есть та самая нейтральная
полоска,чтотакопаснои ненадежноразделяет два женскиххода:когда
очумелый от страсти жених или просто хахаль, не нацелясь как следует, угодит
в тайноеместо, то такэтои называетсяпопасть впросак. Словом, былаи
осталасьчастьмужскаяэтойнацииполумужиками,полуукраинцами,
полуполяками,полумадьярами,полубессарабами, полусловакамии еще,и еще
кем-то. Но кем бы они ни были, воевать они в открытую отвыкли, "всех врагов"
боялись, могли "бытись" только из-за угла, чтовскорости успешно и доказали
, послевойнывырезая ивыбивая другдружку,истребляя нашеоставшееся
войско и власти битьем в затылок.
Вобщем,"западники" драпанули в овраг и снова как ни в чем не бывало
началитам варить и печь картошку, тем более что выгонять их из оврага было
некому: кривоногого лейтенанта, командира роты, как скоро выяснилось, меткий
немецкийпулеметчик снисходительной короткой очередью уложил в картошкуна
вечный покой, взводных в роте ни одного не осталось.
x x x
Пока мы,взводартиллерийскогодивизиона,умаянные ночнойработой,
просыпались, очухивались, немцы холмик перевалили, оказались у самого нашего
носа иокапывались уже по краямклеверногои картофельного полей, ожидая,
вероятно, подкрепления.Но тут со сна,с переполоху открылся такойогонь,
такой треск поднялся, что немцы сперва и окапываться перестали, потом, видя,
что мы палим в белый свет как в копеечку, снова заработали лопатками. Кто-то
из наших командиров уже бежал вдоль опушки,и кричал,истонал: "Прицелы!
Прицелы, растуды вашу туды!" Я глянулнаприцел карабина и тоже изругался:
прицел стоял на "постоянном" -- в кого тут попадешь?! Сдвинул скобу на цифру
пятьсот и вложил новую обойму.
Немцыперебежками пошливперед, приближаяськлесу. Мне, да и всем,
наверное, казалось, что расстояние междунами и ними сокращалосьуж как-то
слишкомбыстро,но слеваотдороги, где былнаблюдательныйпункт штаба
бригады,заработалидвастанковых инесколькоручныхпулеметов.Немцы
залегли,началипродвигаться впередпо-пластунски, еще бросок -- и тут, в
лесу, мы или тоже драпанем, или ужзубы в зубы-- унас такоебывало. На
Днепре, брошенные пехотой, мы схватывались с немцами на наблюдательном лоб в
лоб, зубы в зубы -- мне та драчка снится до сих пор.
Я начал переводить планку на двести пятьдесят метров и услышал команды,
доносившиесяиз блиндажа командирадивизиона."Залечь! Всемзалечь!"--
разнеслось по опушке. Прекратив огонь, мы попадали на дно ячеек щелей, ходов
сообщений. Немцыподумали,чтомытоже драпанули,какнашадоблестная
пехота, поднялись, радостно загомонили, затрещалиавтоматами-- итутих
накрыло залпом гаубиц нашего и соседнего дивизионов.