Ребятапринялись орудовать лопатами. На этотраз лопату в руки взял исам
Пал Андреич,работалне работал, носуетился на виду увсех. Пеклеванв
работе силен и неустанен,на сообразиловку же туг, однако и он спустя время
сказал:
- Коляша! А ведь мы украли машину хлеба. Дело подсудное.
- Молчи знай, нас не спрашивали. Не е.., не сплясывай. Слыхал такое?
- Слыхал, да все же у меня семья, жана, дети.
- Где она, жена, дети? А фронт уж недалече.
- Оно, конешно,- вздохнул Пеклеван.
Ина этом всякие разговоры про всякоепостороннее закончились, зато с
питанием ребята горя не знали, так иноровили "на практику" попасть, потому
как в машине у Пал Андреичадля них припасена булка пшеничного хлеба, когда
и печенюшки-шанежки,когда и пироги сосердиеми всенепременно -туесс
молоком!Ох инаставникуКоляши сПеклеваном,умеет задобро платить
добром, да и в беде боевого товарища не кинет.
На вторую ночь Пеклеван с дежурным по двору казармы заволокли под своды
кладовки деревянный щит,бросили нанегодвастеженыхкапота смашины,
бушлат с
плеча наставника.Пеклеванвынул из-подбушлата двакаравая хлеба -
один арестанту, другой дежурному - и выдохнул на ухо Коляше:
-Игреньканаш,Пал-то Андреич,пропасть тебене даст. Шшыт ивсе
другое до подъема дежурному сдай, ночью снова приташшым.
Прошел день, другой, третий. На четвертый, вернувшись с оправки, Коляша
увиделна полу кладовки обломокжирпича ибрызгистекол.Поднял голову:
окошечко-полумесяц выбито. Старшина Олимпий Христофорович Растаскуев вставил
зубы, вернулся в роту и вступил в негласный смертельный бой со своим врагом.
"Однако,пропадатьмневсеже",-заныло,заскулило вoдиночестве
истомившееся, волосьем от холода обросшее сердце солдатика, и тут же красно,
какнагородскомсветофоре,вспыхнуловголове:сбежатьизуборной,
подняться в казарму и пронзить-таки эту падлу боевым штыком!- но вместес
капотами, бушлатом и хлебом он получил в посылкепаклю для затычки окошка и
записку: "Держись, парень! Мы тут действуем".
Ну, разИгренька действует, значит, все в порядке, обрадовался Коляша,
и вера его всилу и находчивость наставника не пропала даром. Через неделю,
когдасинякипочтисошлислицакурсанта,еговернуливроту,где
обнаружился другой старшина,изхохлов,вздорный, крикливый, но грамотеев
почитающий. Поначалу сдержанно относившийся к ротному бунтарю и как бы между
деломзаметивший:"Еунас отдельныеличности,устав непочитають,у
прэрэканья вступають, даже руку на старших командиров поднимають - так ина
их знайдэться мощна сила та, армэйска дисциплина,- вона усему голова".
В роте все курсанты уже втянулись в учебу и в армейскую жизнь. Толковые
ребята, ктехникесклонные,на"гражданкепоработавшие с техникой,уже
водили машинысамостоятельно.
Наставник у них ездил в машине вместо мебели.
Им было не до Коляши ине до старшины. Та же "бестолочь, что пошла в осадок
роты,скотороймаялиськомандиры,старшина,наставники,терпеливо
дожидалась весныи отправки нафронт. Тамуж чего Бог даст - дела и славы
иль бесславья и смерти. Курсанты в роте смягчились к Коляше,за его героизм
зауважалиего,но отусталости, не иначе,советовали не лезть большена
рожон, не вступать в бой с беспощадной военнойсилой, она и не таких героев
в бараний рог гнула, хотя, конечно,гниду эту, Растаскуева-то, следовало бы
припороть к стене штыком, но лучше гвоздями прибить к доскам...
Отгрехаподальше битого вояку-старшину перевелинетолько в другую
роту, ноив другуюказарму. Долго, старательнопридумывавший,чегобы
сделать Растаскуеву при встрече: плюнуть в глаза, сказать "мудило гороховое"
или толкнуть его локтем?.. "Ну,че, живой еще? Воняешь?!" - спросить,- один
разстолкнулсяКоляшасосвоим бывшим старшиной.Давместо всего этого
опустилисьглаза,самособойторопливое"Здрасьте,товарищстаршина!"
вылетело,и бочком,бочком проскочилКоляшамимо победительношагающего
старшины.
Что-тосломалось,наджабилось,истлеловКоляшеинескоро
восстановится.Итолькоприроднаяактивностьнатуры,склонностьк
легкомыслию,враньюивесельюпомогут емуперемочьармейскуюнадсаду.
Игренька,подкармливаяи матерясь,настропалил-такиКоляшуиПеклевана
крутитьбаранку.Ротныйстаршина,привлекший Коляшуделатьстенгазету,
которую юноедарованиеписалоот корки докорки,передовицу -таки в
стихах, махнул на этого курсанта рукой: "Який з его спрос, вин поэт!.."
Перед отправкойнафронт,на прощаньевроту нанесвизитОлимпий
Христофорович Растаскуев, руку пожимал курсантам. Коляшу рукой обнес. Вечный
настырник, неслух, никчемный человечишка громко, со значением произнес:
- Как жаль, что вы с нами на фронт не едете!
Все курсанты, да и сам Олимпий Христофорович, понялинамек - до фронта
не доехав, под колесами поезда оказался бы товарищ старшина.
- Родина и партиязнают,кого накакой участок определить, чтоб была
большая польза от человека и бойца,- веско, с чувством глубокого достоинства
ответил старшина Растаскуев и из казармы величественно удалился.
На фронт ехали, как ехали тогда тысячи и миллионы боевых единиц, не без
приключений,небезпроисшествийвпути.Нообэтомвсеуже
рассказано-пересказано, писано-переписано.
Поезд остановился ночью на какой-то многопутевой станции, составдолго
волочили,толкалипоэтимпутям, пока,наконец,не засунуливтупик,
обложенный черным снегом. Из-за угольной золы, пыли и шлака сугробы оседали,
сплющивались, медленноизгорали внутри,вовсестороныизних сочились
маслянистые, мазутные ручьи, бурьян по обочинам был сух, переломан и загажен
-непервый людской эшелон заталкивалисюдаи,конечно,непоследний.