Да если бы Коляша мог бросить этот проклятый
телефон, он сам, не спросясь, бегал бы за девушкой щенком возле избы, тявкал
и зубами хватался за подол, забыв про войну.
Мать Антонина предложила товарищам охвицерам сготовить обед, если у них
естьпродукты;отсебяже онамогла добавитьк обеду яишницу. Товарищи
охвицеры благосклонно согласились с этим предложением, отделили продуктыот
сухого пайка в распоряжение хозяйки.
Заполошно бросив: "Пойдем!" - Элла схватила освободившегося телефониста
за руку иумчала за собой во двор,со двора,в котором стоялакорова, по
лестнице-наверх, на сеновал. В дощаномщелястом сеновалепахлосвежим
сеном и яблоками. В глуби сарая, у дальней стены серела кучкапрошлогоднего
сена. На нем была раскинута нехитрая постель - стеженое старое одеяло вместо
матраца,в головахполовичок,нанего брошенасмятаяподушкаи что-то
скомканное,наподобие покрывальца."Тут онаспала!-догадался Коляша,-
совсем недавно". Унего занялся дух. Элла порхала по сеновалу, собирая яйца
сновав подол платьица,оголив серо-голубые трусики с белыми пуговкамина
боку. Вдруг девушка остановилась перед Коляшей, уперлась в него:"Ты чего?"
Господа охвицерыделикатно отворачивались, когда она вот так-то, с фруктами
и яблоками, задрав подол, одаривала их плодами. Коляше она зачем-то сунула в
руки теплое яйцо. Он стоял посреди сеновала, держа куриное яйцо в ладонях, и
не отрывал взгляда от Эллы.Он и губами-топошевелить немог, авот яйцо
раздавил, и оно потекло на ботинки. Держа одной рукой подол с яйцами, другой
рукой Элла принялась клочком сена очищатьсолдатскийботинок, торопливо, с
захлебом рассказывая, чтоприехали они сюда сУралаисначала ей тутне
нравилось,но, каквырос и началцвестисад,- понравилось,и вдруг тоже
поняла - он ее не слышит, то есть слышать-то слова слышит, носмыслаих не
понимает.
- Бедный ты мой! Ты ж на войне...- погладила она его свободной рукой по
щеке иприказала немедленнолечь в постель испать.- Потом... потом,все
потом. Я тебе нравлюсь, да? - уже слестницы высунула она голову. Глазищи у
нее ясно и возбужденно сверкали.
"Вотона,погибель-токакаябывает",- обреченноподумалКоляшаи
закивал головой - да-да!
- Я приду к тебе! - шепнула или крикнула Элла.
Коляша решил, что все это ему метится,женскийэто товарныйобман, и
только - о нем он так много слышал и читал.
Усталость, давняя,фронтовая,всесминающаяусталость,исобытие,
встреча эта, молнией его опалившая,-обессилили парня, и только он коснулся
подушки, будто в обморок провалился иль в яму бездонную угодил.
Ночь была уже, сочился лунный свет в щели сарая, когда Коляша проснулся
от осторожного к нему прикосновения. Кто-то лежал рядом, гладил его по щеке,
касался губами уха.
-Хорошийты мой! Солдатикмой молоденький,желанненький...Я тебе
нравлюсь? И ты мне тоже... И ты мне...- шелестело рядом.
Коляша,нешевелясь, внималголосу небесному.
..Я тебе
нравлюсь? И ты мне тоже... И ты мне...- шелестело рядом.
Коляша,нешевелясь, внималголосу небесному.И от голосаодного и
ласкового кнемуприкосновения истек в белье и,если бдальшеничего не
было, онвсеравносчиталбы,чтомгновенияэти в его жизни-самые
волнительные,самыесчастливые.Но девушка, скользя губами по лицу, нашла
его губы и впилась в них. Коляша плотно-плотно сжал рот.
-Да ты ещеи целоваться-то неумеешь?!- прошепталаЭллаи стала
старательно учить его целоваться.
Коляша весь опустели, как и что было дальше,- плохо понимал и помнил.
Он истекал семенем, почти беспрерывно содрогаясь от силы,давно и навязчиво
его угнетающей.
Очнулсяон от легкойболи- Элла,Эллочка, повторяя: "Хорошиймой!
Сладкиймой!",- покусывала сосцынаегогруди, и, вспомнив,какмужики
говорили, что иные женщины во время полового сношения не только кусаются, но
кричат,Коляша сперваиспугался,но потом всеже решил, что радитакого
небывалого удовольствия можно всестерпеть - и отдался губительной страсти,
как это дело называют в книгах.
Они маленькои поспали, и поговорили даже. Элла,тронув его погубам
пальцем, сказала, мол, ей очень приятно, что она у него была первой.
- И дай Бог, чтобы не последней,- кротко вздохнула добрая душа.
Преисполненныйблагодарности,онхотелнаблагородствоответить
благородством, мол, когда война кончится, он приедет в Бердичев и женится на
ней, на Элле. Но в это время Коляшу крикнули снизу,содвора,-пришла его
пора дежурить. Он глянул начасы - было четыре часа утра. Сменщики дали ему
отдохнуть две смены. Молодцы какие! Понимая, что так простоуходить нельзя,
надо что-тосделатьнапрощанье, Коляша пыталсяприпомнить, какв таких
случаяхпоступают герои книг, ноотчего-то не вспомнили просто поцеловал
девушку исказал: "Спасибо!" - получилось,будто в магазине, продавщице за
селедку благодарение, и он тихо, стесняясь нежности, добавил: "Милая".
Элла, уже сонная, подняла руку, погладила Коляшу по щеке.И он, сам от
себя того не ожидая, неуклюжечмокнул еемаленькую ладошку и почувствовал,
какобессиленноопаласоленымотдающаярука,раздалсяглубокий,
удовлетворенныйвздох, который долго-долго, всю жизнь будет помнить Коляша,
ибопойметсовременем:все,что вжизнибываетвпервыйраз,-не
повторяется, все же, что случается второй раз,- вторично.
Приспевает пора рассказать о том,как Коляша Хахалин нарушил клятву, в
огне данную, вынужденно сел за руль и сотворил вынужденный подвиг.
Раненный весной сорок четвертого года впутаных, бестолковыхбоях под
Каменец-Подольском,он вселетокидаембыл по прифронтовым госпиталям. В
одном госпитале пристроился былосанитаром, нонараненойногеникак не
зарастал свищ,сочилось в бинты, присыхала кране вата,иего метанули в
чуть отдаленные тылы- долечиваться, да не долечили, отправили нестроевиком
в ровенский конвойный полк, где он и встретил День Победы.