С дальнегобоку залезал под укрытие и подтыкался Венка Окольников,
ближе к печке-голландке идвери вкатывался, точнее, лепился на край кровати
КоляшаХахалин. Какое-то время всележали, надыхиваятеплоипривыкая к
положению средь лежачегообщества.К Коляше, кактолькоон проникалпод
одежду,залазила головой под мышкуТуська Тараканова, мордочкой похожая на
поросенка, и замирала в ожидании чуда - Коляшиных сказок.
- Ну, давай начинай,- взывали из темноты, тревожимой позарями.
Коляша, внимая голосу народа, начинал собирать в кучу все, что вычитал,
увидел, науроках услышал или сам придумал,- плел он всякую небылицу, мешая
королевичейсцарями,маршаловсрыцарями, мушкетеровслейтенантами,
медсестерспринцессами,принцессспродавщицами. Ипритихшая вночи,
разомлевшая от тепла иегосказок,переполненная любовью ко всему доброму
публика тихо отходила ко сну. Первой начинала похрюкивать под мышкой Коляши,
мочитьее сладкой слюнойТуська Тараканова, затеми остальныеотлетали в
детский, уютный сон. Напуганные,нервные детии те, кто мочился под себя,-
онибоялись пустого коридораиполутемного, пропахшего мочой икарболкой
туалета,- в сопровождении Венки илиКоляши семенили в отхожее место, иих,
поругивая,пускалиобратновнагретуюпостель.Исновараздавалось
требовательное:"Дальше-точе?",- и, напрягаясвою голову, Коляша давал и
давал, под собственный голос постепенно расслабляясь и засыпая.
Но обязательно находились малый, чаще малая, при которой кто-то кого-то
рубил, резал, былиитакие, как Коляша, кто и расстрелы зрел. Эти засыпали
долго,мучительно,билисьво сне, стонали,вскрикивали-"наджабленный
народ",- говорили про них и про себя спецпереселенцы.
Унялись все. Можно спать и сочинителю, ноон еще какое-то время лежит,
вслушиваясь вдыханиедетей, впохуркиваниеТуськи, и смотрит вжелобок
рамы, которую вверхуеще не достало, незапечаталоснегом, чувствуя, ловя
взглядом голубойсвет,мерцающий, будтонаэкраненемогокино,ощущая
счастливуюусталостьхорошопоработавшего,людей умиротворившего,детей
утешившего человека.
Вот этоибылисамые дорогие вегожизни часы и минуты, с этим ему
жить,с этим терпеть все невзгоды и передолять беды. Остальноевсе,как у
всех людей. Но, кстати, и было-то детдомовское содружество, ночная сказка не
так уж и долго.
Вдетдоме из пионервожатых ввоспитатели выдвинулась кучерявая девица
лет восемнадцати иначалабурную деятельность, организовала много кружков:
МОПРа, ДОПРа, содействиябратским народам, угнетенным оковамикапитализма,
кройки и шитья,хотясамане умелани шить, ни кроить.Боевыевыкрики,
марши, песни разносились из красного уголка: "Нас не трогай, и мы не тронем,
азатронешь- спуску недадим, ивводе мы не утонем,и вогнемы не
сгори-ы-ы-ым..." Она-то,новаявоспитательница в матросскомкостюмчикес
юбкою в складку, с косой, увитой наивной розовой лентой, и обнаружила ночное
лежбище ребят в девчоночьей комнате.
.." Она-то,новаявоспитательница в матросскомкостюмчикес
юбкою в складку, с косой, увитой наивной розовой лентой, и обнаружила ночное
лежбище ребят в девчоночьей комнате.
-Эт-точтотакое?!-взревелавозмущенновоспиталка.-Этож
безнравственно!Этожнедопустимов советскомдетдоме!-иразогнала
компанию.
Кэпэзэшники,будущиеклиентыисправительных лагерей итюремохотно
разъяснили несмышленой братве, что такое безнравственность. Узнали,что они
не братьяи не сестры по несчастью, что онидевочки и мальчики,у которых
есть различия нетолько в одежде, вприческах,нои в прочем,например,
половая разница: упарнишек - чирка, у девчонок - дырка, и никакая они друг
другу неродня.С тех пор сделалось вдетдоме пакостно:парнишкиначали
подглядывать задевчонками, девчонки запарнишками, шпана прорезала дыры в
деревянных стенах не только детдомовского, но и школьного туалета.
Сгорелавысоконравственнаявоспиталкасовсембыстроинеожиданно.
Будучипесельницей,танцоркойивообщевертижопкой,онаоченьбыстро
справиласьссекретаремгоркомакомсомолаГордеевым,отбилаегоу
секретарши. Молодоженам дали половину итээровского домикас двумя комнатами
и кухней. Молодаяжена неумела и не хотела вести дом, у неев жизни были
более крупные задачи, и приспособила она детдомовскихдевчонок вуборщицы.
Как-то собрала она ребят на спевку у себя дома, но умысел у нее был, чтобы и
полы у нее вымыли певцы, и половики выхлопали, и вообще прибрались. Во время
уборки девчонки вымели из-подкровати с пружинами побывавшие в эксплуатации
гондоны и унесли домой, где парниихнадули ибегали по коридорубудто с
праздничными шарами, да и напоролись на директора детдома.
- Что это за пакость? - спросил директор.
Бывалые кэпэзэшники охотно ипопулярно объяснили директору, что это не
пакость,этогондон, что по-французски значит презерватив, одевается он на
хервовремя половогосношения длятого, чтобыженщина не забеременела.
Пусть директор насчет заразы не беспокоится, найдя гондонна помойке иль за
штабелями на причалах, парнишкиих выворачивают,прополаскиваютитолько
послеэтойсанитариинадувают ртом. При надуваниисоветские презервативы
лопаются, ноиностранные-разноцветные- доходят до размера праздничных
шаров,и нарылеу нихобнаруживаетсянарисованнаятигра, котораяпри
большом ветре шевелит усами, так что с этими веселыми изделиями вполне можно
ходить на первомайскую демонстрацию...
Воспиталкуперевеливгороно-методистом - есть чемуей учителей
учить, в первую голову учительш.
"Ах, детство, детство!Нет к тебе возврата, не возвращаетсяоно, зови
иль не зови, и ничего-то не вернуть обратно: ни игр, ни дружбы, ни любви..."
- пошел плестись стих в голове Коляши Хахалина,однако сон, всеутишающий,
всехутешающий, сошел на него, иоборвались нехитрые воспоминания,и стих
оборвался,толькоболь осталась:ломилолицо, болела голова,из носаи
разбитых губсочилось на подушку - били беспощадно,таквот врага-фашиста
били бы, так он давно бы уж нашу территорию очистил.