Виталий сначала отказался наотрез, пришлось его довольно долго уговаривать. Затем он заявил, что аккомпанирует он себе сам, но лишь на рояле.
Рояля в пекарне не было, но мы так разохотились, что решили немедля отыскать рояль. Отец позвонил в Дом культуры, но там сегодня была лекция о международном положении, и все давно разошлись - долгие гудки свидетельствовали, что ни одного человека в Доме культуры не осталось. Тогда папа стал названивать поочередно - в театр, в НИИ, всем знакомым и, наконец, какому-то Кириллу Дроздову, который оказался дома.
Узнав, в чем дело, Дроздов пригласил нас всех к себе домой завтра вечером, предупредив только, что у него не рояль, а пианино.
- Пианино устраивает? - спросил отец у Виталия. Тот кивнул головой: "Вполне".
Вскоре отец собрался уходить и пригласил нас утром - или днем, когда сможем,- к нему в НИИ, который ему очень хотелось нам показать.
Он терпеливо ждал, пока мы договорились (дело было в Жене и Алеше, Христина ведь работала в этом институте), и, попрощавшись, ушел.
Институт произвел на меня (на ребят тоже) огромное впечатление, хотя мама вдосталь потаскала меня по всяким НИИ. (Уверен, что в душе ей страстно хотелось, чтоб я стал научным работником.)
Бросалось в глаза, что этот научный институт далекого городка Восточной Сибири был оснащен новейшей техникой. Лаборатории просто ослепляли сложнейшей аппаратурой, приборами. Я сказал об этом.
- Филиал Сибирского отделения Академии наук1 - усмехнулся отец.- А теперь, ребята, я познакомлю вас с весьма интересным человеком. Математический гений. Ему еще и тридцати не исполнилось, а уже доктор наук. Автор потрясающих открытий. Вот так-то, ребята!..
Он постучал в дверь, и мы вошли, немножко стесняясь.
Из-за письменного стола, заваленного бумагами и рукописями, поднялся навстречу нам высокий сутуловатый молодой человек. Прямые белокурые волосы, зачесанные со лба назад, падали до плеч. Темные, почти черные глаза на бледном лице смотрели иронично и дерзко.
- Садитесь, товарищи, Андрей Николаевич, садитесь...- Кирилл пододвинул кресло отцу, мы присели на стулья. Стало очень тихо. Кирилл молча смотрел на нас.
- Может, расскажете ребятам о своей работе...- нерешительно попросил отец.
Кирилл пожал плечами.
- Не обижайтесь, но... ведь никто из вас ничего не поймет? Вы мне представьте их, Андрей Николаевич. Кто из них ваш сын?
- Пожалуй, не поймем. Мне в Новосибирском академгородке рассказывали, что, когда Кирилл Дроздов защищал кандидатскую, один академик сказал, что в этом переполненном учеными конференц-зале, кроме самого Кирилла и этого академика, может, только трое-четверо ион я л и, о чем говорил Кирилл. Что-то совсем новое, непохожее - в алгебре. Бо-ольшой шаг вперед в науке. А когда его диссертация космонавтике послужила, получил и Ленинскую премию. .
- Да что говорить, характер у него...
- Ложь насчет характера,- серьезно опроверг Кирилл,- был на зимовках не конфликтовал. А здесь? Со всеми отличные отношения. Так кто из троих ваш сын?
- Угадайте.
- Этот?
Кирилл, к моему великому возмущению, указал на Женю. Все рассмеялись. Отец представил нас, подчеркнув, что Женя - выдающийся автомобилист-гонщик, а я мастер фигурного катания.
Об Алеше добродушно сообщил, что он хороший пекарь. Виталий был дома готовил опару. И хорошо, что его не было: как его представлять? Не подонок же? Бывший студент? Уголовник?
- То-то мне знакомо твое лицо,- сказал Кирилл,- я видел тебя по телевидению. Конечно же, Андрей Болдырев... В паре с девочкой. Марина...
- Марина Шалая.
- Да. Помню. Чудесная девчушка. И как это ты смог бросить спорт после такого-то успеха? Ну, а математикой никогда не увлекался?
- Н-нет, учился по математике на одни четверки. Вот кто у нас математикой увлекается - Алеша.
- Да, это у Алеши хобби! - подтвердил Женя.
- Да бросьте, ребята! - смутился Алеша.
- Помолчи, все равно скажу.- Он - прирожденный математик, может, гений, которому не дали проявиться. Вам дали, а ему не дали, понимаете?
- Нет.
- Андрюша!
- Алеша, помолчи! Он занимается математикой наедине, как пишут стихи. Ведь я просто преклоняюсь перед ним. Прежде всего за то, что он - личность. Он же умеет противостоять любому плохому влиянию. Когда он был маленький и жил с родителями, окружение могло влиять только плохо... Нелегко учиться, когда у тебя болит голова от побоев, когда ты голоден, когда не хватает просто ласки, душевного тепла. Каждый вечер пьянка, брань, побои... И в таких условиях сохранить душу. Алеша привык стесняться людей, которые его всегда недооценивали, вот он и молчит при них. Но при мне он не молчит. И сколько же глубоких мыслей я от него слышал. Вот он сидит с нами, стесняясь: "всего лишь пекарь"! Всего лишь, хотя без хлеба никто из нас жить не сможет. Не знаю, в чем проявится талант Алеши - в математике или в чем другом, может, и в хлебопечении или доброте, но Алексей найдет себя. Вот так-то!
Я наконец выдохся и умолк, чтоб перевести дыхание. Алеша не знал, куда деваться от смущения, но Кирилл вдруг протянул мне через стол руку.
- Спасибо, Андрей! - сказал он, и было видно, что это от всей души. И добавил просто: -Ты хороший парень. Я бы тоже хотел иметь такого друга, как ты или Алеша.
Все повеселели.
- Значит, ты, Алеша, изучаешь по ночам "математику,- удовлетворенно заметил Кирилл,- на чем остановился теперь?
Алеша смущенно взглянул на Кирилла.
- Так ведь самоучкой. Я теперь по профессии...
- Знаю. Но мне хотелось бы знать, что именно ты одолеваешь сейчас. Тебе ведь трудно. Может, я помогу. Посоветую...
Алеша так и просиял от удовольствия.
- Спасибо, Кирилл Георгиевич. Конечно, вы могли бы дать мне совет. Может, я не с того боку захожу. Я сейчас учусь интегрировать, решать в квадратурах обыкновенные дифференциальные уравнения. Начал было изучать векторный анализ и тензорную алгебру, но... умение оперировать с тензорными индексами мне не очень-то дается. Взялся за основы теории функций комплексного переменного, но ничего совсем не понял... Ни в теории группы, ни в методе Лапласа. Рано еще браться за это мне.
Кирилл изумленно переглянулся с отцом и стал расспрашивать Алешу о деталях, потом, поговорив, снабдил его какими-то толстыми трудами по математике. На этом мы распростились до вечера.
У Кирилла Дроздова была такая же просторная однокомнатная квартира, как и у отца, но, отражая индивидуальность хозяина, совершенно не походила на отцову. Общее лишь одно: много книг. Но и книги совсем разные. Я постоял возле стеллажей: физика, математика, космография, кибернетика, воздухоплавание, физиология, психология и театр. На нижних полках журналы: "Квант", "Физиология человека", "Театр" - за много лет,- солидные исследования, монографии, воспоминания артистов и режиссеров.
На свободной от книг стене портреты Эйнштейна, Ландау, Вавилова (но не физика, а Николая Вавилова, генетика), Смоктуновского и поэта Павла Антокольского. И всего один пейзаж, мастерски сделанный,- утро на неведомой планете.
А на одной из полок я увидел в пластмассовой рамочке портрет красивой женщины... Это была фотография моей матери.
...Час от часу не легче, я, что называется, просто обомлел. Все уже расселись - Виталий у пианино, ребята - рядком на тахте, папа в кресле, Кирилл и Христина приготовили кофе и принесли его, а я все стоял, как пень, и смотрел на фотографию матери. Как она здесь очутилась?
- Что, понравилась? - добродушно спросил Кирилл.- Садись пить кофе. Тебе со сливками?
- Все равно. Откуда у вас фотография?
Он уловил в моем голосе возмущение и усмехнулся.