Не беспокоясь более о судьбе попутчика, г-н де Борни откланялся и
приказал кучеру следовать в Фер-Шампенуаз, как и предвидел Жибасье.
Наш мадьяр сторговался со станционным смотрителем и пустился в путь,
наказав форейтору ехать той же дорогой, что и предыдущий путешественник.
Он обещал в награду форейтору пять франков, когда они нагонят карету.
Тот пустил лошадей во весь опор, но Жибасье прибыл на следующую
станцию, так никого и не встретив на дороге.
Жибасье расспросил станционного смотрителя и кучера: никто не приезжал
со вчерашнего дня.
Стало ясно: Сарранти почуял неладное; во всеуслышанье он приказал
кучеру ехать через Фер-Шампенуаз, а на самом деле выбрал Шалонскую дорогу.
Жибасье остался позади.
Нельзя было терять ни минуты, чтобы прибыть в Мо раньше Сарранти.
Жибасье бросил кабриолет, вынул из чемодана синий с золотом костюм
правительственного курьера, надел лосины, мягкие сапоги, забросил за плечо
мешок для депеш, сорвал фальшивые бороду и усы и приказал подать почтовую
лошадь.
В мгновение ока лошадь была оседлана, и вот уже Жибасье мчался по
Сезаннской дороге. Он рассчитывал добраться в Мо через Ферте-Гоше и
Куломье.
Он оставил позади, не останавливаясь, тридцать лье.
Через Мо не проезжал ни один экипаж, похожий на тот, что описал Жибасье.
Жибасье приказал подать ужин в кухне, стал есть, пить и ждать.
Оседланная лошадь стояла наготове.
Так прошел час, и вот прибыла ожидавшаяся с таким нетерпением карета.
Стояла глубокая ночь.
Господин Сарранти приказал подать бульону прямо в карету и велел ехать
в Париж через Кле: этого только и нужно было Жибасье.
Он вышел через черный ход, вскочил на коня и, обогнув улочку, выехал на
парижскую дорогу.
Через десять минут он увидел позади огни - два фонаря на почтовой
карете г-на Сарранти.
Все случилось так, как он хотел: он видел, оставаясь незамеченным.
Теперь надо было подумать о том, чтобы его не слышали.
Он свернул на обочину и скакал, по-прежнему опережая карету на километр.
Прибыли в Бонди.
Там, словно по мановению руки, министерский курьер обратился в
форейтора, и тот кучер, что должен был отправляться в дорогу, за пять
франков с радостью уступил ему свою очередь.
Подъехал г-н Сарранти.
До Парижа оставалось рукой подать: можно было не выходить из кареты; он
выглянул из окна и спросил свежих лошадей.
- А вот они, хозяин, да какие! - подал голос Жибасье.
В самом деле, пара отличных белых першеронов уже была наготове; лошади
ржали и били копытом.
- Да стойте вы смирно, окаянные! - закричал Жибасье, управляясь с
дышлом с ловкостью заправского кучера.
Взнуздав лошадей, мнимый кучер подошел к дверце кареты с шапкой в руке
и спросил:
- Куда едем, милейший?
- Площадь Сент-Андре-дез-Арк, гостиница "Великий Турок", - отвечал г-н
Сарранти.
- Отлично! - отозвался Жибасье. - Считайте, что вы уже там.
- Как скоро мы будем на месте? - спросил г-н Сарранти.
- Через час с четвертью, если не будем нигде, останавливаться! -
пообещал Жибасье.
- Скорее в путь! Десять франков чаевых, если приедем через час.
- Как прикажете, хозяин.
Жибасье вскочил на подседельную лошадь и пустил коней в галоп.
- Как прикажете, хозяин.
Жибасье вскочил на подседельную лошадь и пустил коней в галоп.
Теперь-то он был уверен, что Сарранти у него в руках.
Подъехали к заставе. Таможенники произвели краткий досмотр, которым они
удостаивают путешественников, разъезжающих на почтовых, проговорили
сакраментальное слово: "Поезжайте!" - и г-н Сарранти, семью годами раньше
покинувший Париж через заставу Фонтенбло, теперь вновь въезжал через
Птит-Виллет.
Четверть часа спустя карета влетела во двор гостиницы "Великий Турок"
на площади Сент-Андре-дез-Арк.
Оказалось, что в гостинице всего две свободные комнаты, расположенные
одна против другой: номер шесть и номер одиннадцать.
Г-н Сарранти выбрал комнату номер шесть, и лакей проводил его до двери.
Когда лакей спустился во двор, его окликнул Жибасье:
- Эй, скажите-ка, дружище...
- В чем дело, кучер? - презрительно отозвался лакей.
- Кучер! Кучер! - повторил Жибасье. - Ну да, я кучер. Что дальше? Разве
в этом есть что-то унизительное?
- Да нет, конечно. Просто я вас называю кучером, раз вы кучер.
- Ну и ладно!
И он, ворча под нос, направился было к лошадям.
- Так чего вам было от меня нужно? - полюбопытствовал лакей.
- Мне? Ничего.
- А вы ведь только сейчас спросили...
- Что именно?
- "Скажите-ка, дружище!"
- Да, верно... Дело-то вот в чем: господин Пуарье... Вы, разумеется,
его знаете?..
- Какого Пуарье?
- Ну, господина Пуарье.
- Не знаю я никакого Пуарье.
- Господина Пуарье, фермера из наших мест... Неужто не знаете? У
господина Пуарье стадо в четыреста голов! Не знаете господина Пуарье?..
- Да говорю же вам, что не знаю никакого Пуарье.
- Тем хуже! Он приедет одиннадцатичасовым дилижансом из Пла-д'Этена.
Знаете дилижанс Пла-д'Этена?
- Нет.
- Вы, стало быть, не знаете ничего? Чему же вас мать с отцом обучили,
ежели вы не знаете ни господина Пуарье, ни дилижанса Пла-д'Этена?.. Да-а,
надобно признать, что есть на свете легкомысленные родители.
- Да при чем здесь господин Пуарье?
- Я собирался передать вам от него сто су, но раз вы его не знаете...
- Я не против познакомиться.
- Если уж вы его не знаете...
- А зачем ему давать мне сто су? Не за красивые же глаза?..
- Нет, конечно, принимая во внимание, что вы косой.
- Не важно! Так почему господин Пуарье вам поручил передать мне сто су?
- Он хотел снять номер в гостинице, потому что у него есть дельце в
Сен-Жерменском предместье; он мне сказал: "Шарпильон!.." Так меня зовут -
Шарпильон, и это имя передается в нашей семье от отца к сыну...
- Очень приятно, господин Шарпильон, - заметил лакей.
- Он мне сказал: "Шарпильон! Передашь сто су служанке гостиницы
"Великий Турок" на площади Сент-Андре-дез-Арк, пусть оставит за мной
комнату". А где ваша служанка?
- Это ни к чему! Я сниму для него номер ничуть не хуже, чем она.
- Ну нет! Раз вы его не знаете...
- Это совсем не обязательно для того, чтобы снять комнату.
- Аи впрямь! Не так вы глупы, как кажетесь!
- Благодарю!
- Вот сто су.