На стальных воротах висел здоровенный ржавый замок. Элен растерянно посмотрела назад, и этой секунды
мужчине оказалось достаточно, чтобы выдернуть ключ зажигания.
— Вот и приехали, — сказал он.
— Десятки тебе не хватит? Еще?..
— “Хватит” — это не про деньги, — изрек бородатый, встряхивая ладонью, ловя выскочивший из рукава нож и выщелкивая лезвие — все одним
движением.
— Возьмешь наличные и карточки, — предположила Элен. — И тачку тоже?
— И тачку, — спокойно подтвердил он.
— И меня?
— Ну, так!..
Мужчина продолжал ее рассматривать, уже откровенно и деловито, как свою собственность.
— Один разик, — строго сказала она. Незнакомец нахмурился и поиграл ножом — на случай, если она вдруг не заметила.
— А чего ты ждал? Мне что, плакать, что ли? Давай, же двигайся, только по-быстрому.
Она решительно расстегнула “молнию”, сунула левую руку за пазуху и, приподняв правый локоть, выстрелила через куртку ему в живот. — Ты чего
от меня ждал? — повторила Элен. — Слез?
Открыв дверь, она вытолкнула его из машины и вышла сама. Теперь ствол можно было и показать, иногда это полезно. Она носила пистолет во
внутреннем кармане — страшно подумать, что сделал бы полицейский, нащупав рядом с грудью еще и рукоятку. Семимилли метровый “стейджер”,
оружие профессиональных подонков: пуля на воздухе нейтральна, в крови разлагается. Если не убьет, то замучает до смерти.
— Ну что, угомонился? — Она откинула нож подальше и присела на корточки. — До Малой Полянки-то мы с тобой так и не доехали...
Собрав силы, бородатый махнул рукой куда-то в стык между стенами.
— Ты издеваешься? — возмутилась Элен. Он виновато кашлянул.
— “Ударник”... Или Кремль... Любой покажет.
— Какой еще Кремль?!
— Щас из трубы... направо... потом дальше... дальше, дальше... — мужчина снова помахал, уже слабее.
Элен выпрямилась и, прикрыв глаза, погладила лоб. Значит, направо и дальше... Километра три по прямой, затем поворот, еще один, там
спросить у прохожего, опять поворот, и... Да, бродяга говорил правду: она попадет на мост между красным забором и большой белой церковью.
Где-то в тех местах и будет Малая Полянка.
— Тебе сколько лет? — осведомилась Элен.
— Сорокх... сорок фосемь, — с натугой произнес бородатый.
— А мне — двадцать четыре. Ты ублюдок, ясно?
— Ясно... Вызови врача. У тебя же есть?.. терминал есть?..
Она достала трубку и посмотрела в потолок. На сей раз жмуриться ей не пришлось: варианты были очевидны, почти осязаемы. И было их на
удивление мало, всего четыре.
Первый. Бродяга — кстати, Петр Николаевич Рыбкин — дохнет прямо здесь, у запертых ворот. Композитная пуля уже начала растворяться, через
полтора часа его смогут спасти только в серьезной дорогой клинике. Еще через час его не спасет уже никто. Но умрет он нескоро, агония
продлится до вечера.
Второй. Петр Николаевич успевает попасть на операционный стол. И продолжает жить с кривым рубцом во все пузо. Как долго — зависит от него
самого, Элен это не касается.
Третий. Рыбкин выживает, и его треп о “смазливой суке со “стейджером” доходит до тех, кто ею, хм... такой смазливой, сильно интересуется.
Находят ее или нет — неизвестно. Точнее, не важно. Просто этот вариант отпадает как слишком хлопотный.
Ну и четвертый, конечно. Четвертый вариант.
Элен подняла пистолет и сделала в полицейском плаще новую дырку, ближе к сердцу. Мужчина дернулся и уронил голову, как будто пуля перебила
в нем арматурину.
Вернувшись к водительскому сиденью, Элен скинула куртку и надела свитер. Вода с улицы сюда не попадала, но под утро становилось свежо. У
Элен задрожали руки. Нервы?.. Нет, вряд ли. Если бы она тратила на это много энергии, то давно бы не жила. Хотя, с другой стороны, — если
бы не тратила, не жила бы точно.
Элен не представляла, как некоторые умудряются дотягивать до старости, не зная, что их ждет в следующую секунду. Не видя параллельных
вариантов. Не имея возможности выбирать, поскольку каждый их выбор — единственный и каждый — навсегда. Для нее это было загадкой. А то, что
делала она... вернее, то, как она жила... Иначе она не умела.
Врач говорил Инге Лаур, что дочка у нее родится с отклонениями. Предупреждал, что ребенку будет трудно в этом мире. Советовал что-нибудь
предпринять.
Когда крошка Элен появилась на свет, того врача уже месяц как закопали в землю — выезжал из дома и не догадывался, что через перекресток
несется трейлер с неисправными тормозами. Он даже не догадывался...
Элен не могла этого понять. Но все же ей было трудно. Очень трудно одной.
Минус 42 часа
— Господин Юхневич?..
— Здесь что, неразборчиво написано?
— Нет, нормально. — Сержант снова посмотрел на Карточку.
— Или вы думаете, что это не мои документы? — начал закипать Тиль. — Думаете, утопил хозяина в речке и хожу теперь с его удостоверением?
— Нет господин Юхневич, ничего такого я не думаю. — Полицейский уже собрался отдать ИД-карту, но задержал руку. — В городе неспокойно, вот
и проверяем. Служба. Всего хорошего, Александр... э-э...
На карточке было выбито “Александр В. Юхневич”, и Тиль мгновенно ответил:
— Васильевич.
— Добро пожаловать в Москву, Александр Васильевич, — сказал сержант, возвращая документы.
“Или Витальевич...” — добавил про себя Тиль. Искали не только его. Искали экстремистов — красных, зеленых, коричневых и, не исключено,
каких-нибудь еще. Искали банду, ограбившую расчетно-кассовый центр, и банду, расстрелявшую грабителей. По ярким, но крайне субъективным
описаниям искали мошенников, по смутным воспоминаниям — нечестных шлюх. Искали и одного залетного деятеля со “стейджером”, ухлопавшего
ночью какого-то бродягу.
И Тиля Хагена в Москве искали тоже — на всякий случай, просто потому, что его искали везде. По двадцати образцам грима — от блондина с
бакенбардами до седого латиноса. В одной из ориентировок был, вероятно, и настоящий портрет, но истинный облик Тиля затерялся среди
вариантов маскировки.
Его не узнали, а он всего-то и сделал, что вставил контактные линзы, превратив голубые глаза в карие. Если бы сержант держал в голове его
приметы, то удивился бы тому, насколько они совпадают: высокий лоб, короткие темные волосы, лицо — слегка скуластое, слегка одутловатое.