И подобный ответ был повсюду. Везде, куда бы ни приходила Милдрет, она слышала нечто подобное. История за историей. Статья за статьей. Менялись лишь цифры на одометре старого «Доджа», да таяли надежды о славе и признании.
– Бросай все и возвращайся назад, – сказал ей по телефону отец. – Никто ничего не узнает. Никто не обвинит тебя в неудаче. – Как бы ни так, – скривилась Милдрет. Она бросила трубку и легла в кровать. Раньше запах простыней в мотелях напоминал ей о славе, сейчас, казалось, он смеется над ней, издевается, напоминая о несостоятельности. Даже сны, рваные и беспокойные, продолжали эти истязания, воссоздавая в памяти лица сослуживцев. Милдрет просыпалась посреди ночи и заново изучала сделанные заметки, прослушивала многочисленные записи цифрового диктофона. В последнем отеле, где она остановилась, кондиционер не работал, и липкий пот, которым покрывалось тело, дополнял картину нестерпимого раздражения. – К черту! – буркнула Милдрет, сбрасывая с кровати кипу газет. – Хватит с меня! – она заснула, думая о том, что вернется домой, но когда наступило утро, даже не вспомнила о своем ночном решении.
Проехав табличку с названием небольшого городка и прочитав цифры проживающих в нем жителей, Милдрет сокрушенно вздохнула. В последнем подобном городе ее чуть не линчевали за вопросы, которые она задавала. Милдрет снова вздохнула и решила не искушать судьбу, прямиком направившись к шерифу Притчарду. Старик встретил ее усталой, но, тем не менее, добродушной улыбкой. Милдрет отыскала газету со статьей о событиях в Вудворте десятилетней давности и положила на стол. Шериф близоруко прищурился, читая заголовок. Голубые глаза подернула пелена воспоминаний.
– Ваша дочь, – осторожно начала Милдрет, боясь, что снова ошиблась в предположениях. – Она ведь выжила, не так ли?
– Так, – признался старик, но боли на его лице не стало меньше.
– Можно сказать, что вам повезло.
– Повезло?
– Никто не выживает после подобных нападений, – Милдрет отвела глаза, смутившись прямого старческого взгляда. – У нее… она… ее разум… надеюсь, она в порядке? – спросила Милдрет, глядя себе под ноги. – Вы же понимаете, прошло уже много лет, и я бы хотела встретиться и поговорить с единственным свидетелем.
– Нет.
– Но…
– Если у вас есть хоть немного сострадания, то вы не сделаете этого.
– Вы не понимаете…
– Нет! Это вы не понимаете! – вспылил шериф. – Вы думаете только о своей работе. Вам важна только ваша статья, и нет никакого дела до судьбы человека. Думаете, ей приятно вспоминать? Думаете, так легко возвращаться в самую ужасную ночь в своей жизни?!
– А что если он жив? – выпалила Милдрет, устав от бесконечных обвинений в свой адрес. – Что если прямо сейчас тот, кто превратил вашу дочь в калеку, выбирает себе новую жертву?
– Это невозможно. – Почему? – Милдрет заставляла себя замолчать, но за последние недели негатива накопилось слишком много. – Не стоит считать себя особенным, шериф! Вы не единственный в этом списке. И поверьте мне, быть прикованным к инвалидному креслу намного лучше, чем лежать в земле!
46
Нет. Милдрет так и не получала благословление шерифа на свидание с его дочерью. Снова нужно было врать и притворяться. Впрочем, как и всегда. Остановившись возле пары прохожих, Милдрет узнала, где живет шериф. Прокатилась по городу, делая не важные для статьи заметки о жизни местных жителей, и подъехала к старому дому. Темно-зеленая краска на деревянных стенах давно начала слезать. Ступени рассохлись. Белая дверь почернела от тысяч прикосновений за свою долгую жизнь. Забора не было. Газон перед домом пострижен, а в клумбах цвели белые розы, неестественные в своей нежности в этом месте, где время, казалось, остановилось. Милдрет выключила диктофон и перешла через дорогу. Старая лестница устало скрипнула. Милдрет постучала в дверь. В глубине дома что-то загудело.
– Открыто! – услышала Милдрет женский голос, открыла записную книжку и проверила имя, сравнивая с тем, что вертелось в голове. – Открыто! – снова услышала она женский голос. – Можете входить!
– Тесс? – Милдрет осторожно толкнула дверь и перешагнула через порог. Дочь шерифа сидела в кресле-каталке наверху лестницы, и тщетно пыталась прицепить трос лебедки, чтобы спуститься вниз.
– Никак не могу привыкнуть, – сказала Тесс, смутившись своей неловкости.
– Могу помочь, – дружелюбно предложила Милдрет.
– Лучше уж поднимайтесь, раз вошли, – сказала Тесс, награждая лебедку недовольным взглядом. Ступени снова скрипнули. Мягкий старый ковер напомнил лужайку у дома. Тесс развернулась и, толкая коляску руками, покатилась в дальний конец коридора. Милдрет поразила неестественно бледная кожа своей новой знакомой. Выходит ли она когда-нибудь на улицу? Дверь в комнату Тесс открылась. Колеса перевалились через старый порог. Женщина подъехала к окну и развернулась. – Так чем обязана? – голос у нее был усталый и немного раздраженный, словно она всегда была недовольна чем-то. Милдрет почему-то вспомнила приют для старых дев, о которых писала пару лет назад. Их лица, их взгляды, голоса, комнаты – все это было таким же, как то, что сейчас видела Милдрет. Даже запахи. Она почему-то запомнила их очень хорошо. Иногда, долгой одинокой ночью, Милдрет настороженно принюхивалась к запахам в своей квартире, пытаясь уловить сходство с теми, что были в приюте для старых дев. Теперь воспоминания усилились. Стали четкими. Эта комната не напоминала Милдрет комнату старой девы. Она и была такой. – Не стоит, – недовольно сказала ей Тесс. – Не жалейте меня. Калеки этого не любят.
– Простите, – выдавила Милдрет, открыла папку с бумагами и протянула Тесс газету.
– Что это? – женщина посмотрела на жирный заголовок. Милдрет ожидала увидеть слезы, но слез не было. Скорее тоска.
– Простите, что приходится напоминать об этом…
– Так вы из газеты?
– Дейли Ньюс.
– Дейли Ньюс?
– Это в Нью-Йорке, – Милдрет увидела, как кивнула Тесс.
– И как вы думаете, что здесь случилось? – женщины встретились взглядом. Милдрет поджала губы, пытаясь подобрать слова. Что сказать живому свидетелю случившегося кошмара? Чем объяснить свой интерес? Соврать? Но как сделать это, глядя в глаза тому, кто знает правду?
– Вы видели его, не так ли? – спросила Милдрет, но Тесс не ответила. – Почему вы никому ничего не рассказали?
– Не о чем рассказывать.
– Вы могли помочь поймать того, кто превратил вас в калеку.
– Его уже поймали.
– Вот как?! – необъяснимая ярость подступила к горлу Милдрет. – Тогда что это? – она вытащила из папки десятки газетных вырезок и бросила их на колени Тесс. – Большинство из них погибли уже после нападения на вас! – Тесс молча взяла измятые клочки, близоруко вглядываясь в заголовки. Милдрет не отрываясь наблюдала, как все больше и больше боли и мучений появляется на этом бледном лице. Она не хотела заставлять страдать эту женщину, но понимала, что по-другому ничего не выйдет.
– Я не знала, – тихо прошептала Тесс, спустя четверть часа. – Отец сказал мне, что все кончилось. Сказал, что убил его.
– Убил? – Милдрет почувствовала, как подпрыгнуло сердце, но тут же заставила себя успокоиться. Все это на проверку может оказаться бредом свихнувшейся женщины. Ее фантазией. Ее способом сбежать от реальности. – Что значит убил? – осторожно спросила Милдрет.
– Застрелил, – Тесс пожала плечами. – Так, по крайней мере, он мне сказал.
– Сказал? – разочарование застлало сознание Милдрет. Ну, конечно! Отец просто хотел успокоить дочь, прогнать ее страхи.
– Я видела его могилу, – сказала Тесс, словно прочитав мысли своей гостьи.
– С телом? – Милдрет смущенно кашлянула. – Вы видели тело того человека, который сделал с вами такое? – она увидела удивление в глазах Тесс и предположила, что высказать теорию о том, что убийцей является не животное, а человек – было правильно и безжалостно верно. Словно удар ниже пояса в боксе – в случае чего всегда можно сказать, что это была случайность. Милдрет облизнула губы и приготовилась выслушать откровение о случившимся.
– Человек? – переспросила ее Тесс. – Вы сказали человек? – ее губы изогнулись в ироничной улыбке. – Это был не человек, – устало качнула она головой. Тяжелые веки скрыли глаза. Дыхание участи
47
В лесу было тихо, и не смотря на раннее утро, даже птицы не спешили затягивать свои трели. Милдрет остановила «додж» у обочины и нетерпеливо забарабанила пальцами по затянутому в кожу рулевому колесу. История Тесс волновала и вселяла ужас. Зверь, насилие, ребенок… Милдрет выбила из мягкой пачки сигарету и включила прикуриватель. Образ Тесс будоражил сознание отрешенностью и безразличием. Может, она спятила, и все эти истории не более чем плод больного воображения? Милдрет попыталась вспомнить нечто подобное. Сколько женщин представляли своих насильников монстрами и чудовищами? Наполненные ужасом сказки всегда более приятны для восприятия, чем жестокая реальность. Милдрет прикурила и, закрыв глаза, попыталась собрать разбегающиеся мысли воедино. Нет. Все это не может быть правдой. Скорее всего, дело обстоит именно так, как она и думала – убийца разгуливает по стране, собирая свою кровавую жатву. Единственным недостающим звеном было отсутствие свидетелей. Если бы Тесс могла трезво взглянуть на вещи и дать описание преступника! А ее отец? Несомненно, он что-то знает, но как заставить его говорить? Раскопать могилу? Убедиться, что она пуста? Отыскать ребенка и сделать анализ ДНК? А если не поможет и это, то рассказать о внуке шерифу, заставить его говорить в обмен на собственное молчание?
Милдрет вышла из машины и достала из багажника взятую у Тесс лопату. Описание дороги, ведущей к могиле, было настолько детальным, что Милдрет в какой-то момент подумала, что Тесс, возможно, приходит сюда довольно часто. И снова никакого удивления. Подобное случается. К тому же Тесс считает, что в могиле лежит не только насильник, но и отец ее ребенка. Возможно, вся эта история была рассказана специально, в надежде, что Милдрет сможет сама во всем разобраться и сломать этот психологический барьер, который Тесс воздвигла для себя. Может быть, она даже надеется вернуть таким образом своего ребенка. Сколько сейчас ему должно быть? Одиннадцать? Двенадцать?
Милдрет остановилась, уставившись на старую, поросшую травой могилу. Идея о безумии Тесс пошатнулась, но устояла. Нужно было сначала раскопать могилу. Убедиться, что на дне ничего нет. Милдрет воткнула лопату в сухую землю. Железное острие с необычайной легкостью прорезало грунт. «Долгое это будет утро», – подумала Милдрет, налегая на черенок лопаты. Думала ли она когда-нибудь, что будет заниматься чем-то подобным? Милдрет раскопала могилу до половины и тихо выругалась, увидев свежие мозоли на своих ладонях. Зачем она это делает? Ведь на дне все равно никого нет! Милдрет закурила, убеждая себя бросить это бесполезное занятие. Вспомнила своего отца и решила, что просто обязана довести до конца хоть одно дело. Отбросив сигарету, Милдрет снова взялась за лопату. Капельки пота покрыли ее лицо. Одежда прилипла к телу. Продолжая копать, Милдрет пыталась отвлечь себя, обобщая в голове все факты, которые удалось собрать за последние недели. Мозоли лопнули, и черенок лопаты окрасился кровью. Милдрет убедила себя, что не видит этого. Не чувствует. Не заметила она и полуразложившуюся лапу зверя, появившуюся между комьев сухой земли. Лопата звякнула о крепкую кость. Милдрет вздрогнула. Воображение нарисовало изуродованное человеческое тело, которое она должна будет достать из могилы. Желудок сжался. Но не от страха. Скорее от разочарования. Так много стараний, а что в итоге? История о насильнике и разгневанном отце, который пристрелил его? На какое-то мгновение Милдрет пожелала, чтобы история Тесс оказалась правдой. Встав на колени, она начала откапывать найденное тело руками.
– Какого черта! – прошептала Милдрет, увидев звериную лапу. Долго смотрела на нее, пытаясь определить, какому виду она принадлежит. Затем откопала морду. Хаос в голове усилился. Найденное животное не было похоже ни на одно из известных ей. – Это еще ничего не значит, – решительно сказала Милдрет. Выбравшись из могилы, она отыскала в багажнике «доджа» веревку и обвязала ей тело зверя. Черви и время облегчили задачу. Пыхтя и тихо ругаясь себе под нос, Милдрет вытащила найденное тело из могилы. Проделанная операция отняла у нее последние силы. Тяжело дыша и вглядываясь в чистое небо, она лежала на спине рядом со зверем и заставляла свое тело подняться. «Это будет сенсация!» – думала Милдрет. Перед глазами уже мелькали будущие газетные заголовки: «Найден новый вид», «Новый вид животного открыл охоту на человечество». Милдрет вздрогнула, вспомнив ребенка Тесс. «А что если и это окажется правдой?» – желудок снова предательски сжался. Повернув голову, Милдрет посмотрела на зверя. Неужели он похож на человека больше, чем можно представить? Выходит, что так. Иначе как смогла бы забеременеть Тесс? Милдрет призвала на помощь все свои антропологические знания. Что если этот монстр на проверку окажется лишь тупиковой ветвью человеческой эволюции? Она вспомнила остальные убийства. Сомнений не было. Зверь, который сейчас лежал рядом с ней, не был единственным представителем своего вида. Есть и другие. Сердце Милдрет возбужденно забилось. Если ей удастся разобраться во всем этом, то слава и подпись в истории будет обеспечена. Весь мир будет говорить о ее открытии. Милдрет закрыла глаза и хрипло рассмеялась.
48
Джулиан Гефорд подошел к зеркалу и поправил черный галстук. Карлотта умерла три года назад, а он так и не научился хорошо завязывать галстук. Сложно, наверно, в пятьдесят семь лет начинать новую жизнь, потеряв близкого человека. Дети дарят внуков и обещают приехать на рождество, но дом постоянно остается пустым. Гефорд завел двигатель нового черного седана и подумал, что Карлотте он пришелся бы по вкусу. Включив СД проигрыватель, Гефорд попытался прогнать нахлынувшее на него уныние. Фрэнк Синатра пел «Незнакомые люди», и Гефорд танцевал под этот мотив с Карлоттой. Воспоминания были настолько четкими, что он даже чувствовал запах волос своей жены. Темные, рассыпанные по плечам они обрамляли бледное, женственное лицо с волевым подбородком в центре которого красовалась небольшая ямочка. Джулиан вздохнул и заставил себя вернуться в реальность. Воспоминания рассыпались, оставив лишь чувства. Тоска уступила место нежности, одиночество – теплу прожитых лет. Включив передачу, Гефорд выехал на дорогу. Кротчайший путь до работы занимал не более пятнадцати минут, но он всегда добирался в объезд, неосознанно повторяя маршрут, который проделывал каждый будничный день, когда была жива Карлотта.