— Дух неупокоенный, странник стороны, вернись к себе, отчаянный, оковы разорви, — послышался совсем рядом сухой речитатив Петраса. — Пройди путями тайными, обряды соверши, от скверны отмщения свой Атман отдели.
Отпустило. Я обмякла. Каменной глыбой навалилась апатия и усталость.
— Я же предупреждал — не показывай эмоции. Мёртвые всегда этим пользуются, — посетовал Петрас.
Пока я глотала ртом воздух, пытаясь отдышаться, он запалил свечи и стёр пентаграмму, принёс одеяло с подушками и помог мне устроиться поудобнее.
— Выпей — должно полегчать.
Петрас сунул мне под нос откупоренную флягу. От неё разило крепкой настойкой. Я с трудом заставила себя сделать несколько глотков. Напиток обжёг внутренности, убил могильный холод и разогнал застывшую в жилах кровь.
— Спа-спасибо, — прохрипела я. В мысли вернулась ясность, а вот всё тело, наоборот, покачивало на волнах — совсем от хмеля развезло. — Не говори Вейасу...
— Только между нами, наш секрет, — Петрас взял меня за руку и принялся поглаживать тыльную сторону ладони большими пальцами. — Эта девочка единоверка из тех, что мы недавно повесили? Я сразу понял, что это они тебя обидели. Не вини себя ни в чём и не бери в голову их бредни. Они сами сделали свой выбор — сопротивляться, баламутить остальной люд. И поплатились за это — всё по справедливости.
Его тёмные глаза были почти такого же цвета, как у Айки, но оттенок — беззвёздной зимней ночи, жестокой и не знающей пощады. Петрас не поймёт моей беды, вот Вейас бы понял, хотя бы постарался. В ночь после казни он чувствовал почти так же, хоть и не сознавался в этом.
Петрас придвинулся ближе и, мягко коснувшись пальцами щеки, повернул моё лицо к себе. Тяжёлый взгляд завораживал, как взгляд хищника, нацелившегося на жертву. Запах, терпкий и горький одновременно, обволакивал, опережая хозяина. Свет померк. Сладкий вкус молодого вина проник в рот вместе с требовательными движениями губ. Руки клубком змей кишели повсюду на моём теле!
— Нет! Оставь! Что ты делаешь?! — оттолкнула его я.
— И что же такое я делаю? — мурлыкал Петрас, не воспринимая моё сопротивление всерьёз. Вдавил в пол и снова принялся целовать. Потом заглянул в глаза: — Сама скажи мне, что же я делаю.
Его пальцы очертили контур выреза на платье, горячая ладонь скользнула внутрь и принялась поглаживать мою грудь. Страх и бессилие тошнотворным комом подступили к горлу.
— Зачем? — простонала я, заливаясь слезами. От крепкого вина и нападения призрака сил бороться не осталось. Какая же я дура, подлец всё рассчитал с самого начала! — Ведь я же даже некрасивая.
— Глупая, — рассмеялся он, развязывая пояс на платье и вынимая мои руки из рукавов. — Есть камни красивые, яркие на вид, но на проверку они оказываются лишь крашеными стекляшками. А есть такие, что прячутся в самых недоступных скалах. Без огранки их трудно оценить, но оттого они только дороже. Диковинка, редкость — разве можно их сравнивать с безделушками, которые найдутся у каждого?
— Я для тебя редкий камень?
Я остолбенела, застыла, даже думать толком не могла. Петрас облизывал мою шею, больно прикусывая и засасывая нежную кожу. Если до этого я надеялась его разжалобить и остановить, то теперь поняла всю тщету.
— Наиредчайший, — он стянул платье ниже, оголив грудь. Неприятный холодок усиливал ощущение полной беспомощности. — Ммм, до чего же хороша!
Никогда не ощущала себя такой слабой, постыдно уязвимой. Подстилка! Не могла ни вырваться, ни закрыться, ни утонуть в беспамятстве.
— Твоя красота завораживала меня ещё в детстве. Я каждый день отправлял прошения в орден, чтобы нас соединили брачными узами, а когда пришёл отказ, повсюду искал подобную тебе. Но знал, что такой больше нет — ты одна в своём роде. И теперь, когда ты сбежала от жениха и сама пришла ко мне, я не упущу этот шанс. Ты будешь моей. Тебе понравится — обещаю.
Он так больно сжал мою грудь, что я не выдержала и вскрикнула.
— Пожалуйста, не надо!
— Не переживай, я тебя не брошу. Как только в ордене узнают, что ты беременна моим наследником, им придётся согласиться на наш брак. Ты же сама этого хотела.
Руки Петраса скользнули по моим ногам вверх, до бёдер задирая юбку. К горлу подступила дурнота.
— Вейас! — отчаяние придало сил.
Я пихнула кузена коленкой под дых и пока он корчился, рванула к двери, поправляя на ходу платье. Но, естественно, не успела — Петрас догнал и навалился сверху, снова прижимая к полу.
— Строптивая кобылка, но так ещё пикантнее. Представляю, какой страстной ты станешь, когда я тебя объезжу! — его дыхание обжигало ухо.
Петрас снова принялся задирать юбки и грубо раздвинул колени в стороны.
— Вейас! — исступлённо звала я.
Петрас уже стаскивал с меня исподнее и расстёгивал собственные штаны:
— Он тебя продал за помощь в охоте и поддержку в ордене. Смирись и не сопротивляйся — поверь, для тебя это тоже лучший выход. Я же не какой-то там шакалёнок.
Он надвигался. Его запах, его прикосновения уничтожали саму мою суть, губили душу. Брат мой, Ветер, помоги! Если ты есть, помоги! Хоть кто-нибудь. Лучше смерть!
Я обречённо закрыла глаза. Петрас вдруг завизжал, как свинья на бойне. Тяжесть его тела рухнула с меня. Что-то загрохотало вдалеке.
— Я предупреждал: либо всё происходит по её воле, либо не происходит вовсе! — разъярённый голос Вейаса заглушил скулёж кузена.
Я открыла глаза. Брат опустился возле меня на колени, рывком оправил платье и помог подняться. Я прижалась к нему и расплакалась. Никак не могла поверить, что он здесь, он спас меня. Весь этот ужас останется лишь дурным сном!
— Прости-прости-прости! — шептала я, напитываясь его силой и запахом. Хотелось смыть позор и страх, вычеркнуть из памяти Петраса и все его прикосновения до единого.
Братик ласково гладил меня по волосам и целовал в лоб. Он защитит меня от всего, даже от моей собственной глупости.
— Ты должен был уехать к винарю! Просто отвернуться… — прохрипел Петрас, бессильно распластанный на полу. Из носа текла тоненькая струйка крови. — Дурень! Я же помог тебе с охотой, я бы сделал из тебя рыцаря. Без меня ты — пустое место.
— Не нужны мне подачки от навозных жуков вроде тебя! — зло сплюнул Вейас и приставил правую руку к виску. — Больше ты меня не запугаешь. Я лучше тебя, сильнее и в тысячи раз умнее.
Я заметила, как расширились его зрачки — он использовал дар! Петрас снова взвыл и заметался по полу, обхватив голову руками. Телепатические клещи?! Да это одна из высших боевых техник. Когда Вейас успел ею овладеть?
— И сестрой расплачиваться я тоже не собираюсь. — Брат приподнял моё заплаканное лицо за подбородок: — Переоденься и собери вещи — мы уезжаем.
Дважды повторять не потребовалось. Я вихрем взлетела наверх. Откуда только силы взялись? Остервенело рванула с себя мерзкое платье. Оно треснуло по швам и разлетелось лоскутами. Я схватила костюм Петраса — вся моя одежда порвалась — и поскорее натянула на себя. Повезло, что его ни разу до этого не надевали — он не пах. От запаха Петраса меня мутило. Захватила штаны на смену, пару рубах, жакет и плащ. Выстираю всё в болотной тине — будут вонять, но хотя бы не Петрасом. Сунула всё вместе с вещами брата в котомки, висевшие на спинке стула, и сбежала вниз.
Вейас молча наблюдал, как Петрас стонет на полу, не в силах даже натянуть позорно спущенные штаны. Он когда-то казался мне красивым? Фу!
Не задерживаясь, я заглянула на кухню и собрала в узелок остатки пиршества — еда тоже лишней не будет, теперь я точно знаю. В гостиной, стараясь не смотреть на кузена, сгребла оставшиеся вещи. Под руку некстати попался дневник. Я столько над ним корпела — жалко теперь бросать. Ну и что, что его подарила эта скотина? Будет платой за то, что он мне устроил. Напоминанием о моей глупости.
— Всё? — нетерпеливо окликнул Вейас. — Уходим.
— В Хельхейм собрался? — закряхтел Петрас. Видимо, брат его отпустил: кузен обессилено лежал, обливаясь потом, но больше не стонал. — Вэс — это химера. Только зря себя и сестру погубишь.
— Химер выращивают в тайном подземелье Эскендерии, — презрительно бросил Вейас и в сердцах пнул Петраса по ноге. — Только такой самовлюблённый зануда, как ты, этого не знает. Я убил короля варгов и победил тебя. Пока моя сестра со мной, я смогу отыскать демонову зверюгу, пускай даже для этого придётся пройти семь врат Червоточин.
Я снова прижалась к нему и поцеловала в щёку, а подлецу Петрасу послала самый презрительный взгляд, на который только была способна. Брат торжествующе улыбнулся и взвалил на плечи котомку.
— Идиот! — выплюнул ему в спину кузен.
Вейас запалил лежавшую у камина палку и пошёл к двери. Распахнул настежь, чтобы Петрас всё видел. Палка коснулась растянутой на кольях белой шкуры. Огонь лизнул её, пробуя на вкус, с треском вспыхнул и поглотил полностью. Только воняло знатно.
— Прощай, кузен. Несчастливо оставаться! — крикнул Вей.
Мы вскочили в сёдла и помчались прочь без оглядки. Позади уже занимался рассвет, подкрашивая нашу дорогу тёплым рыжим светом.
15.
Шёл шестой месяц путешествия. Зажиточная Кундия осталась далеко за спиной, а впереди лесистыми горными плато раскинулась дикая Лапия. Мы настолько свыклись с походным бытом, что начали забывать, каково это: жить оседлой жизнью. Всё, что болело с непривычки, покрылось жёсткими мозолями, звуки леса стали настолько обыденными, что мы их не замечали, места для ночёвок отыскивались сами, и даже осенний холод не ощущался так остро.
Сегодня мы спали, тесно прижавшись друг к другу, в шалаше из еловых лапок и мха, забыв даже о костре. Разбудило аппетитное чавканье. Я потянулась, насколько позволял низкий полог, и выглянула наружу. Лошади отвязались от кольев и перебрались поближе к нам. То ли пожухлая трава тут была вкуснее, то ли рядом с человеком животные чувствовали себя спокойнее, чем одни.
Какое умиротворённое утро! Первые лучи солнца разогнали пелену сумерек, и весь мир от высоченных сосен и елей до низкорослого кустарника и мха окрасился в тёплый золотистый цвет.
Я повернулась к брату. Он смотрел на меня мечтательно и печально, как будто продолжал грезить наяву.
— Что с тобой? — удивилась я.
Вейас загадочно улыбнулся и пошёл ловить наших скакунов, пока те не успели доесть покров шалаша. А я отправилась с котелком к ручью — он был совсем недалеко, на полянке за сосновой рощицей. Там я насобирала мыльнянки. Покрошенные в кашицу красноватые корешки источали тонкий свежий аромат. Я облилась из котелка и с наслаждением оттирала въевшуюся до костей пыль. От студёной воды кожу продирали пупырышки. Холодок пробегал по телу лёгкой дрожью, бодрил, наполнял лёгкостью и даже душу очищал от гнилых мыслей.
Полотенце мне подал в зубах Свинтус — новый член нашей команды. Забавный, хоть и непонятно, зачем за нами увязался.