Дезире молчала. Не каждый день узнаёшь, что в твоих глазах образуются микроскопические отверстия, и количество их увеличивается с каждым часом.
— Сколько у меня времени? — она почувствовала, как по коже побежали мурашки.
— Два… может быть, три дня, и всё это время зрение будет ухудшаться — но это в самом неблагоприятном случае. Может быть, всё останется, как сейчас. Мы не можем знать точно.
— Спасибо, — тихо проговорила девушка, уставившись куда-то в бесконечность. — А что ты сказала про удаление вкраплений? Чем это делается? Это может помочь?
— Да, это определённо бы замедлило процесс разрушения. Сможет ли его остановить полностью? Не знаю.
Дезире на минуту зажмурилась, давая глазам отдохнуть.
«Что делать? Где взять нужные препараты?»
Внезапно Марна, до того спокойно смотрящая на пациентку, бросилась к столу и схватила с него первый попавшийся клочок бумаги.
— Что случилось? — спросила Дезире.
— Здесь рядом есть законсервированный исследовательский институт. Завтра рано утром в него отправляют экспедицию. Возможно, там найдётся то, что нам нужно. Нельзя упускать этот шанс. Я напишу всё, что может тебе помочь, и отдам список Кэру, он тоже идёт. Этот невоспитанный грубиян умеет быть редкостной сволочью, но он образован и умён. Этого у него не отнять. Я уверена, он сможет достать лекарство, если оно там есть.
Дезире подскочила на стуле.
— Я бы ему не доверила туалет чистить! — прошипела она. — Это мои глаза, и я сама должна за них бороться. Я пойду с ними!
Марна взглянула на неё, как на сумасшедшую.
* * *
Кэр хорошо подготовился к разговору со старостой. Пока длилось собрание, эрсати в одиночестве шатался по плохо освещённым коридорам завода. Он осознанно накручивал себя, перебирал в голове услышанное недавно, взвешивал все плюсы и минусы предстоящей экспедиции. Минусов оказалось больше. И дело было не в простом нежелании идти — повседневные заботы его убивали — Кэра преследовало необъяснимое чувство беспокойства. Ему казалось, что там, в недрах института, есть что-то такое, чего не стоит видеть, касаться и вообще знать о нём. Какая-то смутная тревога — ничего больше. Никогда ранее с ним такого не случалось, а подобных вылазок за годы скитаний набралось немало.
В конце концов, эрсати извёл себя до такой степени, что в обжитых коридорах завода ему начали видеться тени и слышаться звуки, которых там не могло быть.
— Всё, приехали, — почесав затылок, вслух произнёс Кэр.
Скопившийся негатив требовал выхода, но, как назло, никто на пути эрсати не попался до самого кабинета старейшины. Пинать стены и всякий мусор было не интересно и не могло принести успокоения.
Он злился на старосту с его постоянными наставлениями и поучениями. Злился на жителей общины — всех без исключения. Они напоминали ему копошащихся муравьёв. Но не трудолюбием и дисциплиной, а неимением собственного голоса и достойных желаний. Их предел — поплотнее набить живот, поудобнее поспать да по-быстрому перепихнуться. Даже такое понятие, как любовь, — стало крайне редким. Каждодневные заботы и труд отнимали все силы, почти ничего не оставляя на чувства. А ведь когда-то даже человеческая раса, приходилось отдать ей должное, далеко продвинулась не только в технических областях, но и духовных. Многие произведения искусства восхитили даже эрсати, известных своей утончённостью. А что теперь? Вырождающийся сброд, мало помнящий о своём прошлом.
Озлобленный и готовый разорвать любого, кого встретит на пути, Кэр приблизился к комнате старосты. Он даже не посчитал нужным замедлить шаг, без лишних церемоний толкнул ногой дверь. Та со скрипом отлетела в сторону и врезалась в стену. Раздался грохот, послышался шелест падающей штукатурки. Дверь тут же начала путь обратно, повинуясь натяжению ржавой пружины. Но эрсати уже вошёл.
До войны комната служила местом отдыха работников завода, а теперь одновременно была и жилым помещением, и рабочим кабинетом. Небольшой круглый стол в центре, несколько стульев, покрытый залатанным покрывалом узкий диван, пара вместительных шкафов — вот и вся нехитрая обстановка. Теперь здесь проводились совещания, в которых принимало участие всего несколько человек. Каждый из них отвечал за строго определённую сферу деятельности общины, как то: за обеспечение питанием, за оборону, медицину и другие. Здесь принималось большинство животрепещущих решений, которые потом доводились до рядовых жителей.
— Потрудись впредь быть осторожнее с тем, к чему ты с пользой и пальцем не прикоснулся, — произнёс староста и медленно оторвал взгляд от окна. — Садись.
Кэра всегда смешила эта привычка людей — часами рассматривать за окном останки собственного мира. Хотя, можно сказать, — уже чужого. Ещё каких-то двести лет назад — да, это был исконный мир человека, семимильными шагами движущегося к своему триумфу над законами бытия. И вот каким этот триумф оказался на вкус…
Горечь от содеянного, наверное, ещё очень нескоро покинет сознание прежних хозяев планеты. Даже пришлым расам, когда те подняли взгляд на изуродованную после бомбёжек и затухания всё уничтожающих заклинаний Землю, стало нестерпимо больно. Для многих из них этот новый мир успел стать родным домом. И практически в одночасье дом превратился в кучку жалких догорающих обломков — заражённых и искорёженных.
«Бред! Попахивает каким-то некрофилизмом, — думал эрсати. Для него это было сродни тому, что мать смотрит на труп недавно рождённого ею ребёнка и хмурится, натужно сопит, пытается найти в этом зрелище скрытый смысл. Да ещё и тычет окружающим, старательно навязывая своё мнение о том, что малыш не умер, а спит. Цепляются за мёртвое, изгнившее прошлое. Что может быть противнее?»
— Я не на посиделки с чаем пришёл! — рявкнул Кэр, вцепившись в столешницу. От натуги тонкие пальцы побелели, а ногти жалобно царапнули по дереву.
— Нет? — староста удивлённо вскинул брови. — А я уже было приготовил тебе зелёный чай с эклерами.
— Ёрничаешь… — в тоне Кэра звучали нотки, исключающие продолжение диалога в шутливой форме.
— Немного, — староста продолжал хранить спокойствие удава, чем ещё больше подогревал в парне и без того клокочущую ярость.
— С огнём играешь, Закэри, — процедил Кэр.
Староста сложил руки за спиной, вопросительно посмотрел на наглого эрсати. Опыт общения с Кэром был, мягко говоря, не самым приятным и начался он задолго до того, как ему самому выпала доля стать главой общины. Сейчас это играло злую службу, потому что Кэр, по всей видимости, забыл о чувстве субординации и видел перед собой человека, который когда-то подкручивал болты и гайки. Пора было проучить этого умника, поставить его на место и постараться укоротить непомерно высокое мнение о собственной персоне. Ноша не из лёгких, но что поделать.
— Присядь, поговорим спокойно, — сказал Закэри. Теперь его чаще называли просто старостой — так уж повелось.
Он отошёл от окна и остановился возле одного из стульев. Ни одного резкого движения, никакой поспешности в действиях. Пусть эрсати остудит голову, хорошо обдумает, что хочет сказать. Шанс на благоразумие красавчика мал, но всё же не стоило его упускать. Последнее время Кэр всё чаще начал прекословить полученным указаниям, вступать в споры и вообще вести себя крайне вызывающе. Он и раньше не отличался ангельским характером, но теперь его гордыня росла, подобно снежному кому. Что, если чаша терпения членов общины переполнится? Лишние конфликты ни к чему, тем более сейчас — в преддверии первых морозов, к которым нет готовности.
— Я не зад отсиживать пришёл, — Кэр чуть склонил голову набок, отчего серёжки в его ушах заискрились, отражая льющийся в окно свет заходящего солнца. Он пристально всматривался в собеседника, стараясь понять, о чём тот думает.
— Выбирай выражения, — не повышая тона, осадил Закэри Кэра. — Хочешь говорить — я слушаю. Но если ещё хоть раз произнесёшь слово, место которому в помойной канаве, наша беседа тотчас завершится. Не стоит окончательно забывать, с кем ты разговариваешь.
Первая открытая попытка напомнить о том, кто же из них двоих облечён властью, пусть и невесть какой, не увенчалась успехом. Кэр громко хмыкнул и скрестил руки на груди. В повисшей тишине кожа на рукавах его куртки скрипнула.
— Закэри, я не пойду в этот институт за призраками мнимой надежды, — сказал эрсати, нарочно обращаясь к старосте по имени. Он хотел лишний раз подчеркнуть, что не станет следовать приказам человека. — Это ваши жизни, ваши смерти и ваши чёртовы проблемы!
— Столько пафоса, — нарочито скучающим голосом произнёс староста, поглядывая на полуоткрытую дверь, ведущую в коридор.
«Неразумно будет, если кто-то услышит спор, — подумал он. — Тем более тон, в котором позволяет себе разговаривать эрсати».
— Кэр, я надеюсь, ты не нарочно оставил дверь открытой? Или ты решил, что нашу милую беседу непременно должны слышать на всём заводе? Может, попробуешь наладить громкое оповещение? Тогда результат будет стопроцентным.
— Прикажи Гракху или кому-нибудь из его дружков, — неприязненно ответил Кэр, однако к двери подошёл.
На его губах тут же заиграла паршивенькая улыбка: со стены пластами отваливалась когда-то разрисованная декоративная штукатурка. Нанесённая ещё до войны, сейчас она представляла жалкое зрелище. На ней с одинаковым успехом можно было разглядеть и песчаные барханы с виднеющимся вдали оазисом, и приморский берег какого-то тропического острова. Краски поблекли, а всю поверхность, обнажая чёрные пятна склизкой плесени, покрывали змеящиеся трещины.
— Видишь это? — Кэр ткнул пальцем в вонючее пятно. — Вот это вся ваша гребаная община. Грязь, прикрытая громкими речами. И так везде. Сверху красиво, а копни глубже — вонь и дерьмо.
— Ты часть этой грязи, как ни крути. И если община до сих пор испытывает трудности — это наша общая вина, — напомнил Закэри и невольно подумал, что вот причина, по которой его уже который день мучит аллергия. Мерзкая плесень!
Как ни старайся бороться с ними, а всё равно прорастают и устраивают собственные колонии по соседству с человеческими. После войны появилось огромной количество до того невиданных представителей флоры и фауны. Некоторые особи эволюционировали, приспосабливаясь к новым условиям существования, некоторые появились, будто из ниоткуда — детища радиации или магии. О паразитах и говорить нечего — их развелось ужасающее множество, причём от многих из них оказалось крайне сложно избавиться.
— Я не просился в ваш мир, — медленно проговорил Кэр и вернулся к стулу.
Он всё-таки последовал недавнему приглашению и уселся, при этом отклонился назад и положил ноги на стол. С тяжёлых подошв на столешницу посыпался песок и мелкие камни. Странно, но Закэри по-прежнему хранил полное спокойствие.
— Если ты не осознал раньше, то обрати своё драгоценное внимание хотя бы теперь: этот мир стал и твоим домом. Да, ты не просился сюда, как сотни и тысячи других пришельцев. У вас были свои миры, своя история. Но в тот момент, когда вы переступили незримую границу, ваша и наша судьбы слились воедино. Бежать глупо. Всё это хорошо поняли те, кто первым поднял головы и увидел возносящиеся к небу грибы взрывов и корёжащие материю заклинания. Не хватило самой малости, чтобы стереть жизнь с планеты…