Но мы-то для обеспечения деятельности торгового дома набрали займов у тех же Сальвиари под залог своих долей, за живые деньги закупили товары, построили склады, произвели множество трат, в этих тратах ориентируясь на стоимость нашего торгового дома, исчисленную на основании текущей цены единичной доли, а она стала падать. Как возвращать долг? Продавать те доли, что оставались в наших руках! Но, чем больше ты их продаешь, тем дешевле они становятся! А кто же скупает эти никому не нужные расписки? Не тот, кто надеялся быстро разбогатеть! А всё те же ростовщики. И не заметишь, как хозяином нашего торгового дома стали Ротсворд и Езеф. А тебя вышвыривают за ненадобностью. Я в такую игру играть не желаю. Жалко только, что свои мысли я успел раскрыть перед Сальвиари.
— Но ведь найдутся другие?
— Мир не без дураков, обязательно найдутся. Но это их забота.
— Получается, что если механизм запущен, противостоять ему уже невозможно?
— Никак, — Гровель сделал ещё один глоток из фляжки, — ведь любой человек желает разбогатеть, и когда ему предложат реальный способ это сделать быстро и без особых усилий, не многие найдут в себе силы отказаться. Помяни моё слово, Езеф и Сальвиари никогда не забудут столь плодотворной идеи. Уже в этом году найдут какого-нибудь купчишку, который польстится на их предложения.
— А что там про карусель, с которой нужно вовремя соскочить? — очередной вопрос Бродерика вызвал замешательство Гровеля, но, вспомнив начало разговора среди болот, он хмыкнул и ответил:
— Нужно понять, что в твоем деле наступил качественный перелом — оно перестало приносить доход, оно потребляет всё больше средств, чтобы просто существовать. И вот тогда нужно либо отсечь и продать его наименее работоспособные части, либо избавится от него целиком. Но понимающих этот важный момент очень немного — всегда кажется, что наступили временные трудности, что стоит чуть-чуть поднажать и всё станет как было. Но так не станет! Если построить слишком большой корабль, он будет неповоротлив, тяжел и неуправляем, в конце концов, он просто сломается пополам на волне, и никакие дополнительные мачты и весла, равно как и смена команды во главе со шкипером ему не помогут: он просто слишком велик. И когда…
Гровель замер на полуслове, отвлеченный громкой суетой за спиной. Собеседники одновременно повернулись в седлах, и взорам их предстала уже знакомая картина: барон Радульф, прямо на крупе испуганной лошади отплясывал тот же танец, который пытался освоить Бродерик на берегу безымянной речки. С совершенно теми же внешними эффектами: и яркий свет, рассыпающийся на отдельные блестки, и удушливый запах серы, и нечеловеческой силы вой, от которого закладывало уши.
Гровель раздраженно отвернулся, прикрывая глаза костлявой ладонью, а Бродерик, напротив, весь подался вперед, глаза его заблестели, и губы растянулись в хищной усмешке.
Вокруг Радульфа образовался круг пустоты — оруженосцы, уже имевшие возможность видеть подобное представление, чуть отъехав в стороны, невозмутимо сидели в сёдлах, оружие обнажил лишь Эмиль, да и то больше по привычке, чем ожидая реальной опасности.
— Эмиль, — Бродерик пружинисто спрыгнул на землю, — помоги мне!
Вдвоём они стащили бьющееся в конвульсиях тело несчастного барона с лошади, вынесли его с дороги и опустили в густую траву.
— Сработало, — довольно осклабился Бродерик, поднимаясь с колен. — Теперь главное — успеть показать Бешенного королю, пока колдун не явился за ним во второй раз. Отдохнем немного, пока этот несчастный в себя приходит. До столицы уже недалеко, и если Хильдерик не отправился на очередную охоту, мы должны успеть это сделать.
Когда Радульф пришел в себя, все уже успели перекусить, а некоторые, особенно расторопные, в числе которых оказались Бродерик и Эмиль, даже немного вздремнуть. Гровель всё это время хмуро просидел на одном месте.
— Ну что, Радульф, тяжело? — Ядовито спросил Бродерик, вынимая кляп из баронского рта. — Не шипи, меня этим не испугаешь. Яблоко хочешь?
Барон молчал. По его подбородку текла нитка жидкой слюны, он всё ещё тяжело дышал, а тело его сотрясала крупная дрожь.
— На вот, — по-крестьянски обтерев плод полой рубахи, Бродерик протянул обещанное яблоко пленнику. — Не мучь себя голодом. Сегодня к ночи уже в Мериде будем. Кушай, Радульф.
Глава 16. Гровель, Бродерик, Хорст
Хорст вторую ночь сидел перед открытым настежь окном и пялился в усыпанное звездами небо, тщетно силясь отыскать в их замысловатых узорах ответы на терзавшие его мысли. Собственно, мыслей было немного: всего две — что делать дальше со свалившимся на него торговым домом «Гровель и Гровель», и как вновь увидеть прекрасную дочь коннетабля? Эти мысли причудливо переплетались, иногда затмевая друг друга, иногда отступая на задний план, испуганные каким-нибудь ночным звуком вроде колотушки уличного обходчика, но неминуемо возвращались, не позволяя Хорсту ни на минуту сомкнуть покрасневших глаз. Да еще эта вдова Сесе-Секо из Зельдистана! Что с ней делать — Хорст совсем не знал! Рене притащил от племянника Езефа второе письмо, в котором вдова называла Гровеля «благодетелем» и «надеждой» и просила «не оставлять ее в беде». Ей, видите ли, для того чтобы перевезти деньги из Керокко требовалось снарядить караван с охраной! А это как не крути, ведь путь неблизкий и опасностей полно, выходит сотен на пять лотридоров нужно раскошелиться. Бедняжка прибыла сюда с одним из сыновей и без единой монеты! Как только добралась? Все-таки Езефы оказались не такими мерзкими, какими выглядели при первом знакомстве: приютили несчастную, дали кров и какой-никакой, но стол. Пятьсот монет — это, конечно, дороговато, но зато потом, овладев вдувушкиными «денурганами» можно будет такой шорох на всю страну навести! Рене говорил, страшна она, темна как ночь и губы что у того упыря — толстые, надутые! Кольцо в носу с палец толщиной! Но деньги! Деньги! Такие деньги любую дурнушку сделают красоткой! Хотя, конечно, до дочери коннетабля этой вдовушке далеко. Да и стара она. Два сына опять же. Однако, нужно будет караван собрать! Ну и что, что с деньгами поедет старший ее сын? Как там его? Гогондо? Даст же Всеблагой имечко! Пусть едет, сама-то она с младшеньким здесь останется. Нужно будет ее к себе перевезти. Хоть и говорил Рене, что она человеческого языка совсем не разумеет — старший сын за нее говорит, как-нибудь справимся с содержанием высокой гостьи! Размыслив таким образом, Хорст задумался: к кому из караванщиков обратиться? Наверное, нужно будет узнать у тех же самых Езефов, кто из караванщиков самый надежный? Деньги-деньги-денежки! Везде только о них и говорят! Может быть, зря он сразу отдал целых полторы сотни монет на обустройство вдове? Ладно, Всеблагой отметит это как жест сострадания, нужно только не забыть, чтобы, когда ее сынок вернется с «денурганами», вдовушка все возместила!
Внезапный шум в ночи прогнал назойливые думы, тем более, что, кажется, в этот раз он раздался во дворе купеческого дома. Послышались голоса — еле внятный бубнеж разбуженного Хавьера, и ровный, требовательный, уверенный в своем праве рык, показавшийся Хорсту очень знакомым. Он меланхолично выслушал короткий диалог, в котором не разобрал ни слова, пропустил мимо ушей звук смачной оплеухи и последовавшие за ней топот и скрип ворот, поглощенный образом юной герцогини, и вновь обратил внимание на происходящие в доме события только тогда, когда за дверью заскрипели половые доски, поддаваясь чьей-то мощной поступи.
Кто-то постучал в дверь, и Хорст, тяжело выныривая из своих грёз, мрачно посоветовал посетителю:
— Пошли вон!
— Ага, сейчас, — из-за двери донесся смешок, а следом за ним произошло сразу несколько событий: во-первых, дверь непостижимым образом открылась. Как-то вся сразу, так, чтобы уже не закрываться — она упала на пол у противоположной от проема стены комнаты. Во-вторых, вынесший дверь удар, от которого дрогнули стены — от кровли до фундамента, оказался оглушающее громок: скорее всего, он разбудил всех вокруг — не только домочадцев, но и соседей, вызвав в Хорсте мгновенную вспышку яростного раздражения. А в-третьих, и именно это не позволило Хорсту броситься по привычке на нарушителя спокойствия с кулаками — на пороге возникла ухмыляющаяся рожа… самого Хорста!
— Будь здоров, купчина! — Весело прорычал вошедший, бесцеремонно усаживаясь на расстеленную кровать.
Хорст беззвучно открыл рот — он, прежде владевший этим телом, вольготно расположившимся на белой перине, никогда не представлял себе насколько оно большое. Если бы в детстве, наслушавшись бабкиных сказок, он встретил на дороге человека таких размеров, то никто и никогда не смог бы его переубедить, что он узрел не великана. Он, никогда не видевший себя прежнего со стороны, всякий раз удивлялся, почему незнакомые ему люди предпочитают убираться прочь с его пути. Теперь ему стала понятна причина их поспешного бегства, потому что человек таких габаритов, несмотря на трогательную улыбку и добрый взгляд внимательных глаз, вызывал в других суеверный ужас.
Следом за великаном в комнату вошел согбенный годами старец, стрельнувший острыми, как коса, глазками по сторонам. Дед застыл каменным идолом перед Хорстом — тем, который всё ещё сидел у окна, придирчиво оглядел его неряшливый наряд, презрительно поджав нижнюю губу.
С первого этажа донесся возмущенный голос Эльзы:
— Я пожалуюсь прево! Уж он-то на вас управу найдет!
Кто-то в ответ мрачно посоветовал няньке заткнуться.
— Рене, — не обратив внимания на совет, заливалась Эльза, — Рене! Где этот гадкий мальчишка? Хавьер, тогда ты! Беги к господину прево, скажи, что на нас напали, пусть высылает сюда стражу! И где эти чертовы оглоеды, которые весь день слонялись по дому и жрали наши припасы? Они же обещали нас охранять!
— Во дворе лежат, — ответил кто-то, чей голос было не разобрать. — Стонут. Жалобно так.
Хорст, все еще сидевший перед окном, медленно начал подниматься.
— Сидеть! — Старик устало и вместе с тем властно махнул рукой.
— Ну, вы пока знакомьтесь, а я порядок наведу, — второй Хорст, Хорст-большой, деловито вскочил с кровати, выглянул к лестнице и гаркнул: — Эмиль! Если хоть одна сволочь поднимется выше первой ступени, или покинет стены этого дома, я лично повышибаю мозги всем, кто мешает нам разговаривать! И сделай так, чтобы бабы заткнулись! Можешь зарезать парочку, этого племени не жалко.
Он вернулся к помятой постели и, не снимая сапог, вытянулся на ней во весь свой немалый рост:
— Мягко, — прокомментировал здоровяк свои ощущения окружающим. — Ладно, наверное уже пора объяснить происходящее уважаемому купцу Первой гильдии Гровелю? Или все-таки крестьянину Хорсту? Конечно же, Хорсту! Ну да, Хорсту. Пора объяснить, кто мы такие и почему ворвались к нему среди ночи, да, Ганс?
Старик медленно кивнул.
— Желание на берегу реки загадывал? — Просто спросил здоровяк, устраиваясь на перине.
— Какое желание? — Хорст сидел на своём стуле недвижимо, пораженный напором и хозяйской уверенностью обладателя его прежнего тела.
— Это уж тебе виднее — какое. — Хохотнул громила и подмигнул, — Не стесняйся! Загадывал, значит. И стал купцом Гансом Гровелем.
Хорст растерялся: тщательно оберегаемая им тайна стала известна ещё кому-то! Видимо, он изменился в лице, потому что громила улыбнулся так, словно нашел подтверждение своим заявлениям.
— Не бойся, мы все трое теперь в одной лодке. Я тоже не всегда имел такое… такое большое тело. А дедушка, перед тобою стоящий, вот он и есть настоящий Ганс Гровель. Запутанно как-то звучит, да, Гансы? Давайте начнем с представления. Итак, я — крестьянин Хорст, ранее известный в миру как маршал Бродерик. Вот этот достойный человек, — он показал пальцем на старика, чтобы было понятно всем, — маршал Бродерик, до недавнего времени отзывавшийся на имя Ганс Гровель. Ну и оставшийся участник нашего приключения — Ганс Гровель, несколько дней назад крутивший хвосты быкам. И звали его тогда Хорстом. Вроде ничего не напутал?
— Правильно, — старик, устав стоять, величественно прошествовал к стоявшему в углу креслу.
— Бродерик? — Переспросил Хорст. — Тот самый? Маршал Бродерик, герцог Лана? Непобедимый?
— Он и есть, — просто ответил Бродерик. — Маршал, герцог, Непобедимый. Можно продолжать?
— Маршал Бродерик! — Глаза восхищенного Хорста стали напоминать оловянные плошки: стали огромными и тускло засветились. — Мы же ещё детьми играли «в Бродерика и кочевников», «в Бродерика и нечестивых», «в Бродерика и…»