Конь с пронзительным ржанием, повалился на спину. Зигфрид покатился с седла в кровавую грязь. Рукоять меча выскользнула из латной перчатки. Над головой блеснула заточенная сталь. Изогнутые клинки, острия копий, лезвия алебард.
«Всё! — понял Зигфрид. — Конец…»
И ошибся.
Властный окрик остановил расправу. Языческий князь повелевал сохранить жизнь барону Зигфриду фон Гебердорфу.
* * *
Вислые усы и реденькая бородка. Волосы, увязанные на затылке в тугой пучок. Сведённые над переносицей брови, плотно сжатые губы. Желтоватая кожа, узкие глаза… Князь-карп, снял, наконец, свой рогатый шлем и нелепый, похожий на привязанный к голове мешок, подшлемник. Предводитель язычников мало чем отличался от своих воинов, только разве что смотрит злее.
Зигфрид исподлобья следил за чужаком и размышлял о том, как всё-таки переменчива судьба. Не так давно он допрашивал пленного. Теперь, по всей видимости, допрос учинят над ним.
Барон был связан и упирался спиной в спину Карла. Только этот оруженосец и уцелел из всего отряда. И то потому лишь, что придавленный лошадью в самом начале схватки, Карл не смог драться. Зигфрид невесело улыбнулся. Переменчивая судьба даже в деталях любит повторяться на новый лад. Того иноземного рыцаря, что взрезал себе живот, он тоже ведь пленил не одного, а вместе со слугой.
Языческий князь рассматривал колдовской артефакт. Карп изумлённо вертел прозрачный яйцевидный кристалл с Чёрными Мощами и так, и этак. Потом спрятал трофей в седельную суму и склонился над доспехами Зигфрида. Их он перебирал с не меньшим удивлением и тщательностью.
Чужеземец осмотрел кольчугу, латы, шлем и треснувший шит, прикинул на руке вес каждой детали защитного снаряжения, примерил глухой шлем. Что-то пробормотал и неодобрительно покачал головой.
«Ну да, куда тебе!», — не без злорадства подумал Зигфрид. Маленький худощавый чужак, привыкший к лёгким шнурованным латам, вряд ли сможет ловко передвигаться в добротной рыцарской броне. Да и по размерам она ему никак не подойдёт.
Язычник поднял и осмотрел мизерикордию. С озадаченным видом потрогал пальцами гранённый клинок и, видимо, не сочтя кинжал милосердия достойным оружием, отбросил его в сторону. Зато мечу он уделил больше внимания.
Тщательно осмотрел обоюдоострый клинок от острия до рукояти, огладил крестовину эфеса, попробовал ногтем остроту заточки. С одной стороны, с другой. Поцокал языком, помотал головой. Попробовал пару раз взмахнуть особым способом — словно не рубил, а разрезал воздух. Получилось довольно неуклюже. Рыцарский меч всё же не нож мясника. Да и варвар явно держал подобное оружие в руках впервые, и обращаться с ним не умел. Но, кажется, очень хотел научиться.
Расставив ноги пошире, карп снова взмахнул трофейным оружием. Ударил воображаемого врага, потянув клинок на себя. Вышло ненамного лучше. Ещё несколько приёмов незнакомой Зигфриду техники боя…
Нет, определённо, этот меч был тяжеловат и великоват для низкорослого чужеземца. Упражнения давались ему с трудом. Зигфрид усмехнулся: его оружие не желало повиноваться язычнику.
— Не умеешь, не берись, — посоветовал барон.
Чужак резко обернулся на голос и, заметив улыбку на лице пленника, что-то процедил сквозь зубы. Желтолицые слуги бросились исполнять приказ своего господина. Вскоре перед карпом лежали три мёртвых воина Зигфрида. Два кнехта, один рыцарь. Все трое уже без доспехов.
Зигфрид перестал улыбаться.
Язычники уложили мертвецов одного на другого. Князь-карп занёс меч барона над трупами.
Зигфрид нахмурился. Это он, что же, оружие так проверяет?
Громкий отрывистый вскрик — и клинок обрушился на мёртвую плоть. Влажно хлюпнуло, хрустнуло… Кнехта, лежавшего наверху, меч перерубил в поясе. Надвое. Пополам. Змеистыми клубками вывалились кишки. Нижняя часть туловища соскользнула в одну сторону, верхняя — в другую. Сталь увязла в теле второго мертвеца.
Князь скривился, от чего его узкие глаза стали подобны двум глубоким морщинам, отшвырнул меч Зигфрида и вынул из ножен свой. Поднёс изогнутый клинок к лицу барона — полюбуйся, мол. Зигфрид успел заметить странные узоры и символы, украшавшие полированную поверхность клинка от гарды до острия.
Князь варваров отдал новый приказ. Проворные слуги нагромоздили ещё одну кучу трупов.
Карп снова издал пронзительный крик. Блеснула на солнце стальная дуга.
Зигфрид не поверил своим глазам. Один удар — и три мёртвых тела развалились на шесть частей. Клинок чужеземца — более короткий и более лёгкий, чем его меч — увяз в земле.
Язычник тщательно обтёр оружие тряпицей, спрятал в ножны и торжествующе взглянул на Зигфрида.
— Ну и что? — угрюмо проговорил барон, не отводя взгляда. — Меч должен рубить не только плоть, но и латы. И ещё неизвестно чьё оружие для этого сгодится лучше.
Конечно, его не поняли. Язычник с довольным видом похлопал по своим ножнам и пнул меч Зигфрида.
— Мерзавец! — простонал барон. — Развяжи мне руки и узнаешь, на что способен мой клинок. Кровью умоешься, тварь желтолицая!
Только Зигфрида уже не слушали. Карп обернулся на стук копыт. Со стороны плато скакал всадник. Видимо, возвращался кто-то из разведчиков князя. И, притом, не с пустыми руками: наездник держал за волосы человеческую голову.
Барон знал, чья это голова. Зигфрид вздохнул. Ну, теперь-то его точно в живых не оставят.
Всадник осадил коня. Соскочил на землю, с поклоном подступил к господину. Показал голову. Что-то быстро-быстро залопотал. Голова покачивалась, словно кивая и подтверждая сказанное.
— Ваша милость, это же… — встревожено прохрипел Карл.
— Вижу, — хмуро перебил его Зигфрид.
Искажённое, перепачканное кровью и грязью мёртвое лицо смотрело на них закатившимися бельмами глаз. Это был пленник Зигфрида. Языческий рыцарь, вспоровший себе брюхо, и лишившийся головы от руки собственного слуги. Только кто ж теперь поверит, что всё произошло именно так?
— Камнями надо было труп присыпать, — посетовал Карл. — Глядишь и не нашли бы…
Зигфрид не ответил оруженосцу.
Князь-карп отпустил разведчика и о чём-то ненадолго задумался. Затем шагнул к пленникам и пристально, странно как-то, посмотрел на Зигфрида. Что-то похожее на уважение… хотя нет — какое там уважение? откуда? — скорее уж любопытство, почудилось барону в холодном блеске узких глаз.
Чужеземец мельком глянул на лежавшую неподалёку мизерекордию, поморщился и извлёк из ножен свой длинный, похожий на небольшой меч кинжал.
Яркое солнце весело заиграло на изогнутом лезвии. Зигфрид смотрел на язычника твёрдо, стараясь не выказать страха.
* * *
Желтолицый князь что-то проговорил — негромко и спокойно, с пугающей ледяной вежливостью, не сулившей ничего хорошего. Кивнул кому-то за спиной барона.
«Ну, вот и конец! — ничуть почему-то не волнуясь, подумал Зигфрид. — Сейчас повалят на землю, полоснут по горлу, прирежут как свинью, и…»
Путы, стягивавшие руки и ноги, вдруг ослабли. Перерезанные верёвки упали наземь.
Эт-то ещё что?! Спасительное чудо, ниспосланное свыше? Непозволительная глупость врага?
Чужой изогнутый меч-кинжал лёг перед Зигфридом.
Князь-карп отступил на пару шагов. Замер, выжидая. Стоит, склонив голову к плечу. Смотрит. Просто смотрит. Даже меча из ножен не вынул.
Прочие язычники тоже вели себя как-то уж очень беспечно. Держались в отдалении. Близко не подходили. Эти варвары отчего-то были уверены, что пленник не посмеет напасть.
А острый, кованный из доброй стали кинжал — вот он, рядом совсем. Манит оплетённой рукоятью. Зигфрид растёр затёкшие руки. Да судьба-злодейка попросту хохочет над ним! Давно ли он сам вот так же клал оружие перед пленником и ждал, пока тот схватит подачку и вскочит. Попытается схватить, попытается вскочить…
Но он, вообще-то, положил не только кинжал. Меч он положил тоже. А ему меча никто не предлагает. Ему нет, зато…
Зигфрид в изумлении наблюдал, как язычники срезают путы с Карла, как суют ему, непонимающему и перепуганному, рыцарский меч, как подталкивают прихрамывающего (лошадиная туша основательно придавила бедняге ногу) оруженосца к Зигфриду.
Князь-карп что-то нетерпеливо выкрикнул, указав на кинжал. Провёл пальцем по брюху. Ах, во-о-от оно что! Вот, значит, в чём дело!
Зигфрид и Карл переглянулись.
— Ваша милость, — оруженосец весь аж спал с лица. — Он, что же, хочет, чтобы вы… себе… живот?.. Сами?.. Как тот поганый язычник?..
— Ага, — нервная улыбка скользнула по одеревеневшим губам Зигфрида, — и чтобы ты потом мне голову снёс.
— Как же так?! — ужаснулся Карл, — Грех-то какой, ваша милость!
Желтолицый князь снова прикрикнул, даже притопнул ногой. Карп терял терпение.
Зигфрид осторожно коснулся пальцами рукояти кинжала. Ничего не произошло. Никто не отсёк ему руку. Взять кинжал — именно это сейчас от него и требовалось.
Барон поднял оружие.
— Слушай меня внимательно, Карл, — негромко и быстро заговорил Зигфрид. — Делаем так. Я хватаю языческого князька и приставляю ему кинжал к горлу. Ты рубишь любого, кто попытается подойти. Если пленим этого карпа — может, и уцелеем. Всё понял?
— Да, ваша милость, только…
— Никаких только, Карл. Это наша единственная возможность. Если у меня ничего не выйдет — сам руби князя. Просто руби и всё. Чтобы уж не зря нам с тобой пропадать.
На предводителя язычников Зигфрид прыгнул стремительно и яростно — как лев, изображённый на фамильном гербе Гебердорфов. Он намеревался сразу подмять под себя тщедушного противника, перехватить левой рукой тощую шею князька, а правой упереть лезвие в горло варвара.
Не вышло! Ничего! Ни левой, ни правой…
Маленький, но необычайно юркий чужеземец молниеносно ушёл в сторону. Увернулся и тут же контратаковал сам.
Левая рука Зигфрида цапнула лишь воздух, правая угодила в цепкий захват. Пальцы иноземца оказались крепкими как палаческие клещи. Движения — быстрыми, резкими и беспощадными.
Зигфрид даже не понял, что случилось. Он лишь почувствовал острую, затмевающую сознание боль в правой руке и сильный удар о камни.
Кинжал выпал из вывихнутой кисти. Обезоружный и беспомощный барон, распластавшись, лежал на земле. Где-то в стороне мелькнуло растерянное лицо Карла.
— Руби-и-и! — крикнул Зигфрид.
— А-а-а! — вопя во весь голос, оруженосец бросился к князю-карпу. В два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от противника. И прежде, чем кто-либо из воинов языческого князька заступил ему дорогу, взмахнул мечом.
Но вот опустить тяжёлый клинок Карл не успел.
Желтолицый варвар с рыбьим гербом вновь продемонстрировал немыслимое проворство. Извлечение меча из ножен и резкий удар с сильным оттягом на себя слились в одно молниеносное движение.
Выдох-вскрик. Блеск изогнутой стали. Свист. Влажный хруст и тошнотворное чавканье…
Карл ещё держал занесённый меч над головой, а вражеский клинок уже описал смертоносную дугу.
Князь-карп бил тем же манером, каким рассекал уложенные в кучу трупы — не столько разрубая, сколько разрезая кость и плоть. Только на этот раз не мёртвую — живую.