— Да, Владыка.
На лицах Верных и Жертвующих появились улыбки.
— Скоротечная бренная жизнь — самое большее, что вы можете потерять в этом мире, — продолжал старец. — И в то же время самое малоценное. А какой прок беречь жизнь, полную страданий и лишений? Вспомните, как в этой самой комнате, перед этой жаровней я показывал каждому из вас иную, вечную и счастливую жизнь, которой вы будете вознаграждены после смерти за верность и самоотверженность. Однажды я дал вам возможность увидеть дивные сады, вкусить лучших яств и испытать ласки прекрасных гурий.
— Да, Владыка.
Улыбки стали шире.
Старик выдержал паузу и продолжил:
— На самом деле я лишь слегка приоткрыл двери рая, дабы вы не утратили разум от того великолепия, которое вас ожидает. Знайте: Аллах велик и милостив к истинным своим служителям, и он бесконечно щедр в своей милости. А вы уже стоите на первой ступени лестницы, ведущей к вечному блаженству. И я спрашиваю вас, готовы ли вы следовать дальше?
— Да, Владыка!
Лица юношей в белых одеждах были счастливыми и умиротворёнными. Верные и Жертвующие жадно вдыхали сладкий дурманящий дым…
— Да будет так… — Старец, сидевший у жаровни, тоже скупо улыбнулся в бороду. — И да поможет нам Аллах.
— Аллах акбар!.. — выдохнул хор голосов.
Глава 5
— Княже, что это?
В латинянском лагере шли приготовления к новому штурму, но Тимофей смотрел сейчас в другую сторону.
— Во-о-он там, за рекой и за лесом?
Слабое движение на правом берегу Ищерки, выше по течению и далеко от крепости, было едва уловимо. Но острый глаз, всё же, мог разглядеть с высоты Острожецких стен всадников, прежде не участвовавших в битве. Неизвестные конные воины укрывались за огромными массивами густой зелени и небольшими островками редколесья. Всадников было немного, но их количество быстро увеличивалось.
— Кто они, княже?
Угрим всмотрелся, улыбнулся.
— А ты сам не догадываешься, Тимофей, кто это может быть?
Всадники выезжали из небольшой рощицы по двое — по трое и тут же выстраивались защитным полукольцом, обращённым к Ищерке. Невысокие мохнатые лошадки. Короткие копья. А кое-где уже покачиваются пригнутые к земле многохвостые бунчуки, которые даже на таком расстоянии невозможно спутать с латинянскими стягами.
— Татары?! — вскинул голову Тимофей. — Это татары, да?
Наконец-то! Кто бы мог подумать, что можно так радоваться появлению в своих землях бесерменской конницы?
Угрим кивнул:
— Степняки не смогли прийти так же быстро, как латиняне, зато они открыли свою Тропу гораздо ближе к Острожцу, чем Михель и Арина. Это позволит им выиграть немного времени.
— А разве Михель и Арина не чувствуют Тропы, открывшейся у них под боком?
Угрим покачал головой:
— Во-первых, оба они сейчас заняты: латинянский маг, и гречанка прощупывают защиту Острожца. А во-вторых, чародей может почувствовать — и, притом, далеко не сразу — лишь чужую волшбу, открывающую Тропу. Но никому не дано предугадать, куда именно волшба протянет колдовской путь. Это как с обычной дорогой, проложенной чужими ногами из какого-либо селения: может быть известно её начало, но неведом конец.
А нескончаемый живой ручеёк в лесу всё тёк и тёк. Из-за спин одних всадников появлялись другие. Появлялись и тут же занимали своё место в строю.
Первый ряд, второй, третий…
Защитное кольцо крепло. Строй ширился, разростался, становился плотнее. Заполнял открытые пространства, терялся в редколесье, огибал непроходимые заросли, извивался, растягивался вдоль Ищерки, но не приближался к реке. Татары пока не рвались в битву, а лишь защищали подступы к извергающей их роще.
Да, Угрим прав: там была Тропа. Колдовская Тёмная Тропа, способная переносить человека на любые расстояния. И одного человека, и целую рать.
Тимофей и Угрим молча наблюдали.
Новым кочевникам уже не хватало места. Всадники впереди стояли стремя в стремя, и истекающее из рощи воинство уходило на фланги и в тыл.
Роща превращалась в островок среди человеческого моря. Однако, и сама татарская рать, ширясь и множась, тоже терялась в густой зелени. Интересно, сколько сотен степняков прошло через Тропу? Или уже не сотен, а тысяч? Оценить, хотя бы приблизительно, размеры появляющегося из ниоткуда войска было невозможно даже со стен Острожца. А латиняне — те и вовсе не замечали пока нарастающей под самым боком угрозы. Даже рассыпанные по правому берегу Ищерки лучники и арбалетчики, наблюдавшие со стороны реки за осаждённым городом, не подозревали, что творится у них за спиной.
Да и татары всячески старались оставаться незамеченными. Пробудившаяся было радость от появления союзников постепенно рассеивалась.
— Я смотрю, Огадай не очень-то и спешит к нам на помощь, — нахмурился Тимофей.
— Вообще-то хан здесь не для того, чтобы помогать нам, — спокойно ответил Угрим. — Он пришёл за Чёрной Костью. А не торопится потому, что видит, какие стены у Острожца и не видит штурма. Хан поступает мудро: пока есть возможность, пока всё внимание Михеля и Арины приковано к крепости, Огадай накапливает силы. Степняки знают, с каким врагом придётся иметь дело, и не хотят, чтобы после первой же стычки их загнали обратно на Тропу.
Вообще-то князь всё верно говорил. Даже после неудачного приступа и немалых потерь войско латинян, наверняка, превосходило по численности рать, которую Огадай-хан уже успел провести колдовской Тропой.
Но время шло. Латиняне вновь выстраивали ряды для штурма. Вокруг камнемёта опять засуетилась прислуга. К крепости выдвинулась первая линия щитоносцев.
Именно в этот момент на правом берегу Ищерки и вспыхнула скоротечная стычка.
Тимофей так и не понял: то ли латинянские стрелки на том берегу всё же обнаружили передовых татарских наблюдателей, то ли Огадай сам отдал приказ к атаке, опасаясь, что латиняне взойдут на стены Острожца.
Из леса посыпались стрелы, между деревьев по-над рекой замелькали конные фигуры в овчинных тулупах и островерхих шлемах с меховой оторочкой. Головной татарский отряд стремительным смерчем пронёсся по правобережью.
Вражеских стрелков за рекой степняки смяли в считанные минуты. Уцелевших латинян опрокинули в Ищерку, и добивали уже в воде, под всполошный вой труб и рогов в лагере осаждающих.
Весь правый берег Ищерки теперь принадлежал Огадай-хану. На левом латиняне спешно поворачивали свои боевые порядки от осаждённого города к реке.
— Самое время для вылазки! — Тимофей искоса взглянул на Угрим.
Окаменевшие крепостные врата сейчас не отворить. И со скального основания, поднявшего стены Острожца на немалую высоту, тоже спуститься будет не просто. Но это не значит, что выхода из крепости не было вовсе.
— Может, тоже Тёмную Тропу откроешь, а княже? Ненадолго, а? Ударили бы с тыла, потрепали латинян — и сразу обратно.
Угрим покачал головой:
— Михель и Арина сейчас только того и ждут. Воинов в Острожце немного и нанести латинянам серьёзный урон мы всё равно не сможем. А Тропа — это прямая дорожка в город. Да и ни к чему сейчас помогать степнякам. Пусть татары и латиняне кровушку друг другу пускают. Нам оно только на руку будет.
— Но…
— Тимофей, — оборвал его Угрим. — наше время ещё не пришло.
«Ещё»? Значит ли это, что вылазка будет позже? Тимофей вновь глянул на реку, разделявшую два воинства.
Огадай выводил на правый берег первый тумен. Латиняне выстраивались по левобережью. Кто бы сейчас не начал переправу, она обойдётся слишком дорого. Сами по себе воды Ищерки — глубоки и опасны, а если их ещё и взбудоражить магией… Немало воинов найдёт тогда свою смерть на илистом дне.
Внимание Тимофея привлекла группа тяжеловооружённых татарских нукеров. Над шлемами всадников возвышался длинный шест с девятью конскими хвостами на поперечной перекладине. Судя по всему, ханский бунчук. Значит, и Огадай где-то там. Ага, во-о-он тот всадник в поблёскивающем золотом шлеме, вероятно, он и есть. Впрочем, под бунчуком находился не только хан.
Телохранители Огадая раздвинулись. В центр образовавшегося круга выскочила маленькая фигурка в странных, издали похожих на рваные лохмотья, одеждах. Степняк что-то кричал, размахивал руками, вертелся, прыгал и дёргался, будто в трясучке. Доспехов на татарине не было. В руках плясун держал… Палицу, что ли? И щит? Нет, для ослопа маловато, да и щит какой-то уж очень лёгкий.
Тимофей пригляделся. Колотушка и бубен — вот, что это было.
— Шаман! — вглядываясь в танец, произнёс Угрим. — Татарский колдун это. Готовится к бою…
* * *
Гроздь глиняных шаров вновь прочертила в воздухе широкий дымный след. Только на этот раз зажигательные снаряды летели не к городским стенам, а за реку.
Конечно, обычными силами громоздкий порок так быстро не развернуть. Но если приложены силы магические… А они были приложены, и притом, немалые. Возле метательной машины стоял Михель. Чародей намеревался обрушить огненный дождь на головы противника, подпалить лес на правом берегу Ищерки, сжечь или хотя бы оттеснить огнём татарские тумены.
Всё происходило так же, как и при обстреле крепости. Латинянский маг развёл руки в стороны. Связка горшков с горючей смесью распалась в полёте.
Резко поднялся и опустился ханский бунчук. Это был знак. Дымящиеся шары встретила туча стрел. Сотни, тысячи стрел, пущенных одновременно, на миг затмили небо и остановили зажигательные снаряды не хуже волховского щита. Стальные наконечники разнесли глиняные кувшины вдребезги. Над Ищеркой вспыхнули огненные росплески, всклубились тёмные дымные пятна. Жидкое пламя упало в воду. Огонь расплылся по поверхности реки, заплясал, забился на волнах, уносимый течением.
С левого берега ударили снова. Сразу же. Почти сразу…
Тимофей увидел, как из-за плотных шеренг латинян выступила женская фигура. Ворожея-греченка вскинула руки, и над водой пронёсся сгусток синего пламени. На этот раз к противоположному берегу устремился колдовской огонь — небольшой, неяркий, одинокий, неспособный поджечь лес сразу во многих местах, но зато неуязвимый для стрел.
Татарские стрелы, пущенные ему навстречу, попросту сгорали дотла в слабом мерцании магического снаряда. Стрелы не могли ни остановить, ни замедлить движения синего пламени. Стрелы — нет, но…
В бубен ударила шаманская колотушка. Глухой звук, ещё более громкий, чем грохот боевых барабанов, донёсся до крепости, звук, многократно усиленный колдовством. Дикая пляска бесерменского колдуна пробудила спокойные воды Ищерки. Взбурлив, они поднялись, выплеснулись вверх. На миг обнажилось илистое дно вдоль правого берега. На пути колдовского огня выросла водяная стена с пенными бурунами поверху. Выросла и…
Синее пламя вошло в синюю воду. Растворилось, исчезло без следа.
Водяной щит опал. Магия поглотила магию, колдовство пожрало колдовство.
А выстроившиеся у реки татарские лучники вновь натягивают тугие луки-номо. Ещё один дружный залп под удары бубна… Татарский шаман бил часто-часто, сильно-сильно, не переставая приплясывать, подгоняя оперённую смерть грохотом и дикой пляской.
Подстёгнутые колдовством стрелы взвились над рекой.