— А как же автоот…
— Запись на автоответчике могла быть шуткой…
— Но… — взвилась я.
— Нет, я‑то понимаю, что он был абсолютно серьезен, — он поднял руки вверх, словно защищаясь. — Но. Официально! до завтрашних, то есть уже сегодняшних, двух часов дня Гермес Олимпус имеет право быть где угодно. И никого, в том числе и тебя, это не касается.
— Значит, мы будем сидеть и ждать двух часов, а он в это время улетит… — я взмахнула рукой, — черти куда.
— Он и так уже черти где, — сказал Томас. — Не переживай ты. Не прижучим Гермеса, так у Петера еще и мать должна быть.
— А то я считала, что они размножаются делением, как амебы, — саркастично хмыкнула я.
Ну, вообще‑то, до того, как Гермес мне сообщил, что у Петера один из родителей бог (что подразумевало наличие и другого родителя), у меня были сомнения, откуда берутся дети у богов. Ну, знаете, есть же всякие легенды — кто из глины кого‑то лепил, кто еще как вытворял. Опять же Троица всегда меня запутывала — кто кому кто там есть? Если трое как бы едины… То похоже на деление, да?
— А кто, кстати, его мать? — спросила я.
— Гермес не сообщил эту информацию в агентство.
— Может, что‑то тут нечисто? Может, он украл Петера у матери?? — осенило меня.
— Зачем? — спросил Томас. — Петер и так принадлежит ему, в смысле, на равных правах с матерью.
— А вдруг его лишили родительских прав в… в… судебном порядке??
— Боги могут проиграть суд только таким же как они, то есть — богам. У других нет никаких шансов, — сообщил Томас и спросил: — Вроде в учебнике это было?
— В каком учебнике?
— Начальный курс для нянь.
— А — а, ну да…
Я отнеслась к новой работе очень ответственно и засела за чтение талмуда, который мне вручили в агентстве, в первый же вечер. Вступительная статья была о том, как нужен этот учебник каждой няне особенных детей. В этом авторам удалось меня убедить. А так же в том, что учебники пишут зануды. Я просмотрела некоторые картинки (больше всего хотелось узнать, как выглядят инопланетяне — ну и насмешили они меня!), после этого талмуд был похоронен в шкафу под грудой одежды.
А я решила облегчить жизнь последующим поколениям нянь, а так же родителям особенных детей, и написать для них Руководство. Там будет только важное и ничего лишнего. Думаю, двух страниц хватит.
— Тем более, это Гермес Олимпус, — продолжал Томас, — он и богам не проиграет — он известен своей хитростью. Читала мифы Древней Греции?
— А, мифы, — неопределенно сказала я и решила уйти от опасных тем: — А если выяснить, кто мать Петера, не удастся?
— Удастся.
— А если нет?
— Тогда Петера воспитает корпорация. В любом случае, тебе не придется взваливать заботу о нем на себя, — миролюбиво сказал Томас и снова взял меня за руку.
Но я выдернула руку:
— А я о себе и не беспокоюсь!
— Тш — ш, — сказал Томас и кивнул в сторону открытой двери спальни.
Я договорила уже тихо:
— Я переживаю за малыша — как он будет без родителей?
— Если так и получится — в чем я очень сомневаюсь — Корпорация его не оставит, не бойся. Он будет расти в довольстве и роскоши. А потом останется работать в Корпорации.
— И будет там работать всю жизнь?
— Нет, всего пятьдесят лет. Но большинство из них бессмертны, так что…
— А если кто‑то не захочет остаться?
— Не имеют права отказаться. Контракт.
— Тоже ты составлял?
— Не подозревай меня во всех злодеяниях мира. Это очень старый закон. Ему лет пятьсот. И потом, любой бы душу продал за работу в Корпорации. Если бы знал о ее существовании.
— Возможно, — сказала я.
Томас сказал:
— Я сделаю все, чтобы найти Гермеса или его жену, я тебе обещаю.
— Хорошо, — я посмотрела в его глаза. А они у него такие… Синие!
Я быстро отвела взгляд. Томас и не заметил моего смущения, он зевнул и потянулся:
— Извини. Я так устал. Ты, наверное, тоже.
— Да, — сказала я, вставая. — Я прилягу в спальне.
— Да, а диван мой, — сказал он и хлопнул ладонью по подушке дивана. — Довольно мягкий.
— Спокойной ночи, — сказала я и зашла в спальню.
Петер тихонько посапывал, уткнувшись в подушку. Я поправила у него одеяло, умылась и устроилась спать на второй кровати.
Проснулась я аж в девять часов (набегалась вчера предостаточно), было совсем светло, Петер еще спал.
Никаких страшных птиц ночью не было слышно. Только раз я проснулась — от глухого собачьего лая, и сначала подумала, что это та собачка, что я видела на руках у седовласой дамы. Но лай был низкий и хриплый, и собак явно было много. И, что показалось мне самым странным — были они где‑то за окнами. Помню, перед тем, как я снова провалилась в сон, в голове пронеслась бредовая фраза: «Собак называют стаей, потому что они, как стая гусей, летают…» И чего только во сне не придумаешь. Смехота. Наверное, городские дворняги пробегали мимо гостиницы.
Позевывая, я вышла в гостиную. Томас, совершенно свежий, выбритый и при галстуке, будто встал давным — давно, сидел в кресле у журнального столика, просматривал газету и пил чай. Он поднял голову:
— Как спалось?
— Прекрасно, — я улыбнулась.
— Присоединяйся, — он указал рукой на столик — там были чашки, чайник, бутерброды, джем.
Я беспокойно взглянула на окна — шторы раздвинуты и светит тусклое октябрьское солнце. Он понимающе сказал:
— Гарпии не показываются днем. При солнечном свете они слепы, как кроты.
— И когда пасмурно?
— Да…
Я села на другое кресло.
— Что пишут? — киваю на газеты, типа я светская девушка и завожу по утрам светские разговоры, вместо того, чтобы ворвавшись в комнату, завращать глазами и закричать: «Поехали скорее в погоню за Гермесом или за его женой!»
— Сегодня ничего интересного, — отвечает он спокойно и, сложив газету, бросает ее на стол. — Позавтракаешь, и я отвезу вас к тебе домой, — и, предупреждая мои вопросы, досказал: — А сам отправлюсь разыскивать Гермеса.
— Но если он «черти где», то как ты его найдешь?
— Есть место, где всегда знают, где он.
— И что это за место?
— Его работа.
— Он… — в памяти всплывало что‑то, вроде бы какая‑то незначительная смешная работенка, которую Гермес Олимпус назвал мне через дверь при нашем знакомстве. Ах, да! — Он сказал, что он посыльный. Обманул, наверное.
— Ты же знаешь, родители не имеют права врать при заключении договора с няней.
— Ну да, — сказала я неуверенно, потому что не помню я, кто на что там имеет право и когда.
— Он посыльный. У Зевса.
— Да? — Еще один бог майя? — А ты знаешь, где живут южноамериканские боги?
— Почему южноамериканские? — уставился он на меня.
О, черт, кажется, я ошибалась. Ну и ладно. Я что, обязана знать всех богов всех народов? Я не этот, как его… фиолог, телолог, ну, неважно.
— А что, нет?
— Греческие, — улыбнулся он.
Вот уж тем более! Где Греция и где мы! А где, кстати, эта Греция? Да нет, знаю я, что в Европе, за кого вы меня принимаете! Или ближе к Азии? А может, в самой Азии? Или на островах… Мои лихорадочные вскапывания знаний по географии прервал голос Томаса:
— Это на юге Европы.
— Я знаю, — обиженно сказала я.
— Извини. Мне показалось…
— Значит, они живут в Греции?
— На горе Олимп. Только жить они могут по всему свету, а на горе Олимп работают.
Прикольно. Жить, к примеру, в Америке, а на работу к восьми утра являться в Грецию. Или, вообще, в Австралию! Я спросила важно:
— Ты полетишь в Грецию?
— Нет. Я постараюсь связаться с боссом Гермеса отсюда. По специальному каналу. Из центра.
— А — а.
Я пожевала хлеб со сливочным маслом. И вспомнила:
— Но если родители не имеют права врать, тогда почему Гермес сказал, что придет за Петером сегодня в два часа?
— Так и сказал? — прищурился Томас. — Дословно?
— Дословно я не помню. Хотя… — что же он тогда сказал? — Вроде бы… э — э… Он спросил, может ли он оставить Петера на сутки. Да.
— Значит, он не врал, — одна бровь полоска поднялась. — Он просто не договорил. Например, на сутки… и еще двадцать лет.
Я возмущенно покачала головой:
— Вот обманщик!
— Да.
Я допила горячий чай, съела лимонную дольку из него, отряхнула крошки с ладоней, заметила со вчерашнего дня оставшийся лежать на столе «Элль», взяла его, чтобы сунуть в сумку и дома полистать на досуге. Из журнала выпало что‑то, стукнулось об пол, да так, что во все стороны полетели разноцветные искры, и укатилось под кресло, где сидел Томас. Я запищала от испуга, Томас соскочил с кресла, сказал:
— Не бойся.
Пошарил под креслом рукой, отодвинул его немного в сторону и вытащил из‑под него маркер.
— Всего лишь маркер? — с сомнением спросила я, но ближе, чем на полметра, не приблизилась. (И ничего я не трусиха, но и маркеры ведь не должны плеваться огнями!)
— Точнее, небесный маркер. Я только читал о них, — Томас рассматривал находку с любопытством. Открыл колпачок, и провел несколько линий… в воздухе. За маркером, словно след от самолета, повисли огненно — оранжевые полоски. Томас прикоснулся к ним пальцем, они подернулись рябью, подул на них, они превратились в дуги, но не рассеялись и не исчезли. А так и висели посреди комнаты.
— Ух ты, — сказала я. — А мне можно?
Томас протянул мне маркер:
— Сбоку кнопки — выбирай цвет.
Я нажала на зеленую, нарисовала в воздухе улыбающуюся рожицу и сама рассмеялась.
— Но зачем он нужен?
— Развлечение богов. Дорисовывать закаты, например…
То‑то мне иногда казалось, что облака ну никак не могут сами по себе получиться такой забавной формы. Типа верблюда с вопросительным кошачьим хвостом.
— Не знал, что и у богов его класса они могут быть… — пробормотал себе под нос Томас. — Посылка, наверное.
— Какого класса?
— Гермес Олимпус — бог второго круга.
— Да?
— Угу. Бог — служитель богов.
— О, — сказала я. — А он может дослужиться до первого?
— Нет, — Томас засмеялся. — Боги не меняют своих… э — э… сущностей. Никогда. Хотя, если случится большая заваруха. Революция, бунт…
— Все как у людей, — сказала я.
— Вернее, у людей все как у богов.
— Да какая разница, — сказала я.
— Боги были первыми… — удивился Томас моему безразличию. — Надо убрать следы.
Он вынул из кармана зажигалку, щелкнул ею, и поводил огоньком по едва колыхавшимся в воздухе линиям. Огонек стирал их, как ластик.
— Это журнал… Гермеса? — спросил Томас.
— А что? — ну вот, сейчас он заберет его, как улику.
— Не знаю, — Томас взял журнал, стал его листать. — Мужчины обычно не читают такие журналы.
— Ну, может, боги читают.
— Ну да, — хмыкнул Томас. — Смотри‑ка…
Он раскрыл страницу с портретом Вивиан Джемисон. Обожаю эту актрису. Никто лучше нее не играет в романтических комедиях. Но Гермес явно ее терпеть не мог: на фото небесным маркером были пририсованы фиолетовые усы и борода, а в волосах торчали кривые рожки. Они переливались и горели огнем. Томас перевернул страницу — там была статья и около нее фотографии помельче. Их Гермес тоже не пощадил: тут был копьеносный хвост, там толстый зад, а одну, самую мелкую фигурку, неугомонный художник вообще повесил за шею на тут же сотворенную им ветку дерева.