— Он… — Дитрих замялся, но быстро совладал с волнением и продолжил: — Он выходит из мрака и бесследно растворяется в нём. Ловит стрелы голыми руками и руками же отбивает клинки. Может растягивать руку с мечом, как тетиву арбалета, а пальцами наносит такие раны, словно имеет когти. Он душит насмерть адским смрадом своего дыхания. Ослепляет едкой колдовской пылью. Бегает по стенам, как по земле, летает по воздуху…
— И летает тоже? — со снисходительной усмешкой переспросил Михель. — Вот даже как?
— Десятки рыцарей, слуг и оруженосцев видели, как демон спрыгнул с восточной стены. Вы знаете, какая там высота. Никто не смог бы упасть вниз и остаться в живых. Однако мы не нашли под стеной трупа. Значит… значит, демон улетел… — не очень уверено закончил Дитрих.
— Демон что-нибудь оставил после себя, кроме своей маски? — маг пристально смотрел на суму вебелингца, которая вовсе не выглядела пустой.
— Да, да… — оживился рыцарь, — оставил… кое-что оставил…
Дитрих вынул из своего мешка свёрток грубой толстой рогожи, размотал…
— Вот!
К ногам императора и мага лёг странный кинжал, скованный с крюком. Тёмная, не отражающая света сталь. К рукояти привязан обрывок верёвки из чёрного конского волоса. Судя по всему — рассечённой мечом или топором. На кинжал кастелян положил прочный моток с петлёй на конце. Видимо, отрубленную часть верёвочного хвоста.
— При помощи этого крюка и этой верёвки демон спустился с донжона, — пояснил Дитрих.
Михель прищурился:
— Спустился, говоришь? По верёвке? Но если демон способен летать, зачем ему понадобилась верёвка с крюком? Почему он просто не упорхнул из крепости сразу, как только захватил Мощи?
Кастелян захлопал глазами:
— Я не… не знаю…
— Покажи, что ещё у тебя есть, — потребовал маг.
Из сумы был извлечён другой свёрток — поменьше и поплотнее — из толстой кожи, намотанной в несколько слоёв. Повозившись немного, Дитрих достал из него два металлических шипастых «ежа».
— Это ночной демон… вор… бросал нам под ноги.
Феодорлих тронул железную колючку носком сапога.
— Похоже, на «чеснок», — пробормотал император. — Только маловат. Подкованное копыто может и не проткнуть. Если на влажной земле лежит, то всадника сразу и не остановит.
— Зато пропорет ногу человеку на тёмной лестнице или на крепостной стене, — заметил Михель. — И спрятать при себе такие шипы нетрудно. Вот только существо, способное летать и исчезать во мраке, вряд ли стало бы ими пользоваться. Как, впрочем, и верёвкой, как и маской. А это ещё что?
Дитрих с величайшей осторожностью извлекал из кожаной, затянутой шнурами обмотки, плоскую чёрную звезду. Края странного предмета были заточены до бритвенной остроты.
— Это что-то вроде метательного ножа, — пояснил рыцарь. — Отравленного, к тому же. Одна царапина — и человек гибнет.
— Опять неувязка, — хмыкнул Михель. — Много неувязок, слишком много. Для чего демону, который умерщвляет противников одним лишь своим дыханием, мазать ядом своё оружие? Зачем ему вообще оружие? И метать эти заточенные лезвия — зачем, если, как ты говоришь, его рука способна вытягиваться и разить врага на расстоянии? Впрочем, продолжай…
Следующими были две полые сильно обгоревшие изнутри и потрескавшиеся снаружи трубки из неизвестного дерева. Больше всего они напоминали обрубки гигантского камышиного стебля. От трубок исходил резкий неприятный запах.
— Их нашли под трупами на лестнице донжона, — сказал Дитрих. — Видимо, это использованные факелы.
Михель покачал головой.
— Факелы ночным демонам не нужны, эти твари прекрасно видят во тьме. К тому же…
Маг поднял одну из трубок, внимательно осмотрел её, понюхал, поморщился.
— Факелы, к тому же, так не воняют. Я, скорее, склонен полагать, что смрадное дыхание, о котором ты упомянул, испускал вовсе не демон, а эти штуки.
Михель задумчиво повертел в руке обгоревший деревянный обрубок.
— Если принюхаться, можно различить запах мышьяка и белены. Но, наверняка, здесь была и ещё какая-то отрава.
Он брезгливо отбросил трубку и отряхнул руки.
— Что-нибудь ещё удалось найти в замке, Дитрих? — нетерпеливо спросил Феодорлих.
— Ничего, ваше величество, — поник рыцарь, — в замке больше ничего нет.
— А за его пределами? Какие-нибудь следы?
— Никаких следов. Ни человеческих, ни лошадиных. Мы прочесали окрестности. Перекрыли все дороги и тропы. Но этот демон… вор этот…, он действительно словно улетел по воздуху, ну, или сквозь землю провалился. Он исчез.
— Исчез, говоришь? — хмуро переспросил Феодорлих. — Собак спускали?
— Да, ваше величество. Только собаки следа не взяли. А два пса вовсе утратили чутьё. Словно заклятье на них кто наложил. Единственное, что удалось обнаружить — это ряса. Она лежала в дупле и…
— Ряса? — изумился Феодорлих. — Какая ещё ряса?
— Монашеская, ваше величество, — быстро ответил Дитрих. — Чёрная. Похожая на бенедиктинскую. И дырявая вся какая-то. А так — ничего примечательного. Я даже брать её с собой не стал.
— Возможно, злоумышленник пробирался к замку, прикинувшись странствующим богомольцем, — пробормотал Михель. — Под монашеским куколем удобно прятать лицо. Но, опять-таки, зачем укрываться рясой демону, который способен обретать невидимость?
На этот вопрос Дитрих ответить не смог, и маг задал другой:
— Кстати, а не было ли там, в дупле, нагрудного креста?
— Был, — побледнев, ответил вебелингский рыцарь, — Но ведь… ведь нечисть святого креста не наденет и даже в руки не возьмёт.
Маг повернулся к императору:
— Что и требовалось доказать, ваше величество. Мы имеем дело не с исчадием ада, а с человеком из плоти и крови. Быть может, человек этот нечеловечески ловок, но не всемогущ. К тому же, без монашеского одеяния ему придётся трудно. Слишком уж приметная у нашего «демона» внешность.
— Я уже снарядил и выслал по дорогам дополнительные конные дозоры, — поспешил доложить Дитрих. — Весь замковый гарнизон поднят на ноги. Рыцари и кнехты прочёсывают леса. Возможно, нам удастся найти вора и Мощи.
— Что ж, тогда, возможно, ты будешь жить, Дитрих, — процедил сквозь зубы Феодорлих.
Широким твёрдым шагом он прошёл к выходу из шатра и откинул полог.
— Стража!
На зов явились два мечника-телохранителя в начищенных латах.
— Взять его, — Феодорлих мотнул головой в сторону кастеляна.
Когда вебелингского рыцаря вывели из шатра, император перевёл взгляд на придворного чародея.
— Думаю, теперь не лишним будет навестить наших гостей, — проговорил Феодорлих.
Улыбка на его лице больше походила на звериный оскал.
— Вы правы, ваше величество, — склонился перед императором Михель. — Следует проверить посольский лагерь.
* * *
Их обложили плотно и со всех сторон. Сразу же после турнира вокруг татарского куреня сплошным кольцом расположились пара сотен немецких рыцарей со сворами оруженосцев и слуг, пешие арбалетчики и отряды копейщиков. Латиняне были в доспехах и при оружии, однако держались в отдалении и не выказывали явной враждебности. Послам просто давали понять, что император не намерен выпускать из лагеря никого из них.
Странная осада длилась всю ночь и весь следующий день. На расстоянии выстрела из лука, группками и поодиночке, постоянно маячили всадники и бродили пешцы. Арбалеты латинянских стрелков были взведены. Напряжение росло.
Бельгутай велел своим воинам облачиться в доспехи, оседлать коней, собрать припасы в дорогу, проверить оружие и, по возможности, не выходить из палаток. Нойон, обошёл лагерь и перебросился краткими фразами с каждым десятником-унбаши. Унбаши молча и понимающе кивали. Бельгутай говорил быстро и тихо. Единственное, что смог разобрать Тимофей: речь шла о возможной стычке. Попытка расспросить ханского посла успехом не увенчалась. Бельгутай только раздражённо отмахнулся:
— Если дело дойдёт до драки, просто держись меня, Тумфи, и делай, что я скажу. Тогда, может быть, уцелеешь.
Близилась ночь. Ещё засветло дозорные развели костры вокруг лагеря, и, едва начало смеркаться, огни чётко обозначили границу татарского стана, лишив латинян возможности подобраться незамеченными. Те, впрочем, и не думали таиться.
Вечером возле лагеря появился Феодорлих со свитой. Кольцо вокруг куреня ещё более уплотнилось и сжалось. Латиняне открыто подступили к кострам и крайним палаткам куреня. Надвинулись почти вплотную. Словно петля легла на горло — пока ещё не тугая, но готовая в любой момент затянуться, смять и раздавить немногочисленный отряд степняков. Как только в этом возникнет необходимость. Как только император даст команду.
Феодорлих в сопровождении Михеля и пары дюжин вооружённых рыцарей въехал на территорию лагеря, миновал палатки нукеров и приблизился к шатру Бельгутая. Император был облачён в боевые доспехи, у седла Феодорлиха топорщилась небольшая и явно не порожняя сума.
Большие щиты конных телохранителей надёжно прикрывали монарха, да и сами закованные в латы всадники располагались впритирку друг к другу: копьё не пройдёт, стрела не пролетит. Придворный чародей держался подле императора и тоже находился под прикрытием рыцарей. Правая рука Михеля была чуть приподнята, чтобы в любой момент сотворить защитный магический знак.
Арбалетчики, выстроившиеся у огней посольского стана, держали заряженные самострелы наизготовку. За линией стрелков выжидала конница. Немецкие лошади фыркали и рыли копытами землю. За всадниками располагалась пехота. Колышущаяся стена пик закрывала татарам дорогу к бегству.
Вряд ли удастся прорваться через такое окружение, — трезво оценил ситуацию Тимофей. И едва ли возможно сейчас причинить императору вред. Если конечно, у татар нет в запасе какой-то особенной хитрости. Тимофей покосился на посла-нойона: от этих кочевников всего можно ожидать.
Бельгутай встретил императора перед своим шатром. Тимофей стоял справа от ханского посла. Позади, у коновязи, два неподвижных факельщика разгоняли огнями сгущающиеся вечерние сумерки. Пламя они держали прямо перед собой, закрывая лица от пристального взгляда Михеля. Это могло быть случайностью, а могло и не быть. Больше татарских воинов поблизости видно не было.
И посол, и толмач, и оба нукера с факелами дожидались незваных гостей без оружия — так распорядился Бельгутай. Да что там оружие! Как ни присматривался Тимофей, он не заметил ни у кого каких-либо подручных предметов, которые можно было бы использовать в качестве оружия. Ну, разве что на шее нойона болталась увесистая золотая пайзца, да пояса факельщиков оттягивали небольшие мешочки-кошели, в которые дозорные обычно клали просяные лепёшки, если предстояло долгое бессменное дежурство. Но в такой мешочек не спрятать ничего страшнее камня. А какой вред может причинить булыжник закованному в латы рыцарю?
Бельгутай и Тимофей двинулись навстречу Феодорлиху, чтобы надлежащим образом поприветствовать императора, но были остановлены предупреждающим окриком и полудюжиной копий, направленных в лицо и грудь. Им запрещали подходить близко. Им открыто угрожали.