После этого пустую вежливость можно было отринуть и говорить по существу.
— Что происходит, ваше величество? — спросил Бельгутай, едва не упёршись грудью в острые наконечники.
Тимофей перевёл вопрос нойона, стараясь не обращать внимания на маячившую перед глазами сталь и настырное давление чёрных глаз Михеля, глядевшего из-за императорского плеча.
— Ничего особенного, — мирно, почти дружелюбно ответил Феодорлих. — Я всего лишь хочу вернуть принадлежащее мне.
Бельгутай выслушал перевод, нахмурился.
— Вы в чём-то нас подозреваете?
Ответ прозвучал не сразу. Видимо, император что-то взвешивал на незримых весах, о чём-то раздумывал, что-то решал.
— Лично вас — нет, — наконец, заговорил он. — Пока нет. Но у меня имеются основания полагать, что вместе с вашим посольством в мои земли прибыл злоумышленник, который прошлой ночью проник в Вебелинг и забрал одну ценную… очень ценную и дорогую для меня вещь.
Кажется, Феодорлих решил говорить прямо и откровенно, однако его слова ясности пока не вносили.
— Что забрал? — Тимофей позволил себе самостоятельное уточнение. — Какую вещь?
— Некую Реликвию — глаза Феодорлиха внимательно следили за послом и толмачом. Взгляд Михеля, казалось, вовсе просверливал их насквозь. — Чёрные Мощи. Не слыхали о таких?
В голове Тимофея звякнул колокольчик. Да чего там — целый колокол загудел. Припомнилось, как Бельгутай после аудиенции в императорском шатре случайно, а может быть, и нет, упомянул о некоей Чёрной Кости. Уж, не о ней ли идёт речь?
— Я ничего не скрываю, потому что не вижу в этом нужды, — продолжал Феодорлих. — Тот, кто похитил Чёрные Мощи, знает об их похищении. Кто не знает — скоро догадается. И всё же я надеюсь вернуть украденное. И от того, удастся ли мне это, напрямую зависит ваша судьба.
Стараясь скрыть волнение и собраться с мыслями, Тимофей перевёл слова императора.
* * *
Видимо, похищение таинственных Мощей оказалось неожиданной новостью для посла. И притом, новостью важной. Глаза Бельгутая обратились в две непроницаемые щёлки.
— Почему вы решили, ваше величество, что именно мой человек повинен в столь постыдном деянии, как воровство? — спросил посол.
— Потому что именно вашего человека, воровским способом пробравшегося в мой замок, видели мои люди, — таков был ответ императора.
— Они могли ошибиться…
Тимофей переводил вопросы и ответы, запоминая каждое слово.
— Не могли. Вор носил чёрные одежды и прятал лицо под маской. Однако одежда не укрыла его в ночи, а маска была сорвана.
— И что? — Бельгутай держался хорошо. Он не оправдывался и не спасал свою жизнь. Сейчас он просто добывал информацию, которая могла оказаться полезной. — Чьё лицо пряталось под маской?
— Откуда мне знать, — поморщился Феодорлих. — Таких лиц много в вашем стане, посол. Среди добрых католиков людей с такими лицами нет.
Бельгутай покачал головой.
— Это невозможно. Мои люди всегда при мне. И днём, и ночью. И этой ночью, и прошлой, и позапрошлой. Они не отлучались из лагеря. Да и вряд ли смогли бы. Незамеченными…
Бельгутай многозначительно покосился на императорских рыцарей.
Тимофей переводил. Он говорил и за ханского посла, и за императора, стараясь не привлекать внимания к себе. Тимофей был эхом чужих речей. Но эхом, впитывающим и сохраняющим в себе всё сказанное и всё услышанное.
— Кто-то смог, — хмуро подытожил Феодорлих. Поколебать его уверенность в этом было невозможно. — Я хочу знать, кто. И где сейчас этот человек. Но ещё больше меня интересует не он сам, а украденное им.
— Боюсь, нам ничем вам помочь, ваше величество, — с подобающей почтительностью, но и с твёрдостью в голосе произнёс Бельгутай.
В факельном свете видно было, как на скулах императора заиграли желваки. Бельгутай не мог этого не замечать.
— Я не знаю, кто проник в вашу крепость, — спокойно продолжал ханский посол. Тимофей так же спокойно переводил. — Но я точно знаю, что это был не мой человек. Я ещё раз повторяю, все мои люди…
— Вам знакомо это, посол? — Феодорлих, не дослушав, извлёк из седельной сумы странный предмет.
«Это» оказалось небольшим кинжалом с прямым клинком и изогнутым крюком-когтем, скованными воедино. На рукояти болтался обрывок чёрной верёвки.
Император швырнул кинжал к ногам Бельгутая.
— Вы сами ловко управлялись на ристалище крюкастым копьём, — Феодорлих не отводил глаз от лица татарского нойона. — Так, может быть, кто-то из ваших воинов в совершенстве владеет и этим оружием? А ещё — вот этим?
Рука Феодорлиха вновь скрылась в суме. Император с величайшей осторожностью достал ещё более диковинную вещицу. Перед Бельгутаем и Тимофеем упала плоская остроконечная звёздочка — чёрная, с отверстием посредине, с заточенными гранями по краям.
— И пользуется этим?
В землю воткнулся железный «ёж», щетинившийся острыми шипами. Маленький, неприметный — такие, наверное, удобно прятать при себе, — но способный пропороть толстую подошву и поранить ногу.
— И этим?
Две небольшие обгоревшие деревянные трубки, брошенные императором, откатились в сторону. Даже на расстоянии Тимофей почувствовал исходивший от них неприятный запах.
Бельгутай молчал, ничем не выказывая того, что узнает предъявленные предметы. Впрочем, в том, что он их не узнает, Тимофей сейчас не был уверен тоже.
— Поймите, посол, — устало вздохнул Феодорлих. — Вторжение в мой замок и совершённая там кража будут дорого стоить и вам, и вашим людям, вне зависимости от того, причастны вы к случившемуся или нет. Лёгкой смерти я не обещаю никому.
— … в общем, нам не дадут умереть легко и быстро, — закончил перевод Тимофей.
Степняк пожал плечами.
— Тот, кто осмелится поднять руку на посланцев Великого хана, не обретёт в итоге ничего, кроме собственной смерти, — спокойно и миролюбиво, без намёка на угрозу, а, скорее, даже с искренним сочувствием в голосе, произнёс Бельгутай.
На груди степняка поблёскивала охранная пайзца.
Тимофей постарался передать Феодорлиху не только смысл сказанного, но и каждую нотку, прозвучавшую в ответе нойона.
Латиняне поняли. Дёрнулись было телохранители императора, однако Феодорлих едва уловимым движением руки остановил ретивую стражу. Он долго смотрел на посла и толмача. Затем заговорил снова:
— Вы оба либо отчаянно смелы, либо безрассудны до неприличия, либо попросту глупы. Но я хочу, чтобы вы усвоили одно: войны с Огадаем я не боюсь. Хотя бы по той причине, что её не избежать — об этом хорошо известно и вам, и мне. А бояться неизбежного бессмысленно. Вот только, чтобы успешно противостоять хану, мне необходимо вернуть похищенную Реликвию. Как видите, у меня не остаётся выбора, и я не остановлюсь ни перед чем. Все дороги перекрыты. Вы полностью в моей власти. Ваш лагерь окружён, а то, что я ищу, наверняка оказаться здесь.
— Ваше величество… — начал, было, Бельгутай, но Феодорлих не стал дожидаться ни окончания фразы, ни перевода.
— Возможно, вам действительно ничего не известно, — вяло отмахнулся император. — Возможно, кто-то из ваших людей ведёт свою игру втайне от вас. Но это ничего не меняет. Ровным счётом ничего. Ваша миссия закончена, посол.
Повернув голову, Феодорлих бросил через плечо:
— Татар разоружить. Лагерь обыскать. Кто вздумает сопротивляться — рубить на месте. Прочих вязать и тащить сюда. Михель, ты знаешь, о чём спрашивать и что искать. Начинайте…
Однако, прежде чем латиняне приступили к выполнению императорского приказа, Бельгутай взмахнул рукой, отдавая свой — краткий и безмолвный.
Это был оговорённый заранее знак. Сигнал к бою.
* * *
За приподнятым пологом Бельгутаева шатра гулко и раскатисто ударил барабан. Затаившийся лагерь вмиг ожил и преобразился. Из палаток выскакивали воины, уже облачённые в доспехи и с оружием в руках. Одни степняки натягивали луки, другие бежали к осёдланным лошадям. Суета была деловитой, а действия нукеров — продуманными. Каждый знал своё место и своё дело. Каждый выполнял, что ему было поручено.
Воздух наполнился свистом стрел. Послышались вскрики раненых и стоны умирающих. Стрелять сейчас было удобнее из лагеря. Костры, грамотно разложенные по краю куреня, хорошо освещали строй рыцарей и кнехтов и слепили латинянских арбалетчиков.
Длинные татарские стрелы свалили первых всадников и пешцев противника. Арбалетные болты, ударившие по посольскому лагерю, тоже достали нескольких нукеров. Однако болты били не так точно и часто, как степняцкие стрелы. А некоторые снаряды, выпущенные из мощных немецких самострелов, пролетев сквозь курень и не найдя в нём жертвы, разили самих латинян на противоположной стороне лагеря.
В шатре нойона тоже, как выяснилось, укрывались лучники. Полдесятка человек выскользнуло из-под широкого полога, натягивая тетивы. Телохранители императора дружно вскинули щиты. Лучников взяли на прицел арбалетчики, не успевшие ещё разрядить самострелы. Но Михель опередил всех.
Маг простёр перед собой правую руку, сжатую в кулак, выкрикнул колдовское слово и резко, с силой, разжал персты, словно стряхивая с них воду. Сверкающие нити — тонкие, как паутина, и изломанные, как молнии, соединили кончики пальцев Михеля с луками татарских стрелков. Тугие номо, направленные на императора и чародея, с хрустом переломились. И всё же лучники на пару мгновений отвлекли внимание латинян. Этого времени оказалось достаточно, чтобы…
Безоружные факельщики, прикрытые от взоров императорской свиты спинами Бельгутая и Тимофея — вот на кого делал ставку ханский посол. Ибо не такими уж безоружными они оказались. Но всё это Тимофей понял потом, позже. В первые мгновения боя он не видел, как нукеры с факелами извлекают из поясных кошелей небольшие железные шары. Не видел Тимофей и того, как татары подпаливают короткие фитили, обмазанные особой горючей смесью. И лишь когда круглобокие снаряды, брызжущие искрами, полетели мимо него и Бельгутая под копыта латинянских коней, Тимофей вспомнил о факельщиках. Просто вспомнил — ещё не осознавая до конца происходящего.
На новую непонятную угрозу не успели отреагировать ни Михель, ни императорские телохранители. А искрящиеся фитили, сгорели быстро.
А шары, набитые невесть чем…
— Ложись, урус! — падая сам, Бельгутай сильно и неожиданно толкнул Тимофея в бок.
Тимофей упал, заметив краем глаза, что метатели шаров, побросав факелы, тоже вжимаются в землю.
Да, залегли они вовремя. Над головой Тимофея свистнули два или три арбалетных болта. Но, как оказалось, главная опасность исходила не от них.
Вдруг (всё сейчас происходило внезапно, стремительно, вдруг!) вспыхнули сумерки, разверзлась земля, содрогнулось небо. В лицо пахнуло горячей серой. Яркое пламя, оглушающий грохот… Неведомая сила разметала латинян. Брызнула кровь, звякнуло железо, чавкнули ошмётки плоти и вывороченные потроха. Повалились наземь лошади. Посыпались с сёдел телохранители Феодорлиха. Рухнул и сам император. Придавленный конём и заваленный телами своих рыцарей Феодорлих исчез из виду. Упал навзничь Михель — упал и, видимо, крепко приложившись красным колпаком о землю, остался лежать недвижимо.