И большой, прикрывающий тулово от седла до шлема, треугольный щит в левой руке. И длинное копьё-лэнс — в правой. Таким копьём всадник легко достанет пешего противника, в какую бы сторону тот не метнулся. Однако бесермен не стал отскакивать в сторону. Бесермен ринулся вперёд. Он атаковал сам!
С рыцарским жеребцом пеший мечник разминулся едва-едва, в последнее мгновение переступив с ноги на ногу и перенеся вес гибкого, подвижного, прямо-таки текучего тела с одной точки опоры на другую. И чуть развернувшись при этом. Чуть-чуть, самую малость…
И нырком уходя под копьё.
Тяжёлый наконечник с трепещущим банером запоздало качнулся вниз, вслед за ускользающей целью, но успел лишь разорвать чёрную ткань на левом плече пешца. Хотя нет, не только ткань: сталь, похоже, пропорола и кожу. И, всё же, рана была не опасной.
Тёмная фигура разогнулась уже стоя почти вплотную к проносящейся мимо неё бронированной туше. Резкий, едва уловимый глазом взмах короткого меча. Низкий секущий удар, пришедшийся по передним ногам рыцарского коня. Над копытами. Под взметнувшийся край кольчужной попоны.
Дикое, пронзительное ржание-визг. Приняв землю не на подкованные копыта, а на кровоточащие обрубки, покалеченный скакун рухнул мордой вниз. Копьё, уткнувшееся в жирный чернозём, переломилось. В стороны полетели щит и шлем. Всадник вывалился из седла. По инерции оба — и конь, и наездник — некоторое время катились по земле. Потом жеребец отчаянно забился в траве, колотя воздух окровавленными культями. А в полудюжине шагов от него вяло шевелился поверженный рыцарь. Растерявшиеся оруженосцы, позабыв о беглеце, скакали к господину. Мечник в чёрных одеждах вновь бежал к лесистым холмам и оврагам.
Впрочем, времени он выиграл немного. Спешенный рыцарь быстро пришёл в себя. Германец поднялся на ноги, вырвал меч из ножен, что-то закричал, указывая клинком на желтолицего иноземца. Приказывает догнать? Схватить? Убить?
Оруженосцы вновь бросились в погоню, огибая тёмную фигуру с двух сторон. На этот раз всадники настигли бесермена быстро. Видимо, полученная рана, не позволяла тому бежать с прежней прытью.
Назревала новая стычка. Беглец остановился. Поднял короткий тёмный меч. Левая рука бесермена нырнула куда-то под куцый кафтанчик.
Что, интересно, у него там припрятано? Кинжал? Кистень?
Преследователи не спешили это выяснять и близко не подъезжали. Отрезав беглеца от леса и кружась на безопасном расстоянии, всадники выжидали. Чего?
Ага! К иноземцу снова спешит рыцарь с мечом. Значит, поединок ещё не закончен. Или это будет уже не поединок, а будет трое на одного?
Честно говоря, Тимофей не испытывал ни сочувствия, ни жалости к похитителю неведомой Чёрной Кости, из-за которого сам едва не лишился головы. Но всё же следовало признать: за свою жизнь чёрный воин дрался умело и отчаянно. Достойно, в общем, дрался.
Бельгутай, до сих пор неподвижно наблюдавший за происходящим, вдруг шевельнулся, потянул из седельного саадака лук, достал из колчана стрелу с бронебойным наконечником — тяжёлым, узким, гранёным.
Каменное лицо степняка ничего не выражало. Тёмные щёлки глаз смотрели бесстрастно и безжалостно.
Тимофей скривился:
— Думаешь, если ты убьёшь этого ночного вора прежде, чем это сделают немцы, Феодорлих будет милостив к нам?
— Я не собираюсь убивать вора, — процедил сквозь зубы нойон.
И приложил оперённый конец стрелы к тетиве.
Тимофей непонимающе уставился на татарина:
— Ты хочешь помочь ему? Помочь сбежать?
— Нет. Я хочу узнать, кто он такой и откуда взялся.
«И куда дел Чёрную Кость, не так ли?» — усмехнулся про себя Тимофей. Что ж, дело хорошее, нужное. Всё равно от нападения на немецкий дозор хуже уже не станет. Тимофей потянулся к мечу и отцепил от седельной луки щит.
— Ну, начинай, Бельгутай. Я, ежели что, подсоблю.
* * *
Бельгутай первым выехал из укрытия: стрелять с седла сквозь ветви деревьев было несподручно. Тимофей последовал за нойоном.
Немцы их пока не замечали, так что ничего не помешало татарину плавно оттянуть тетиву к уху, прицелиться хорошенько и…
Длинная стрела понеслась к всаднику, маячившему слева от беглеца. Оп! Славный выстрел! Стрела пробила кольчужную рубаху и застряла в правом боку. Немец повалился из седла. Зацепился за стремя. Испуганный конь шарахнулся в сторону и поскакал прочь, волоча за собой всадника.
Ага, ну вот их и заметили! Немецкий рыцарь растерянно вертит белобрысый головой, его конный оруженосец, прикрываясь щитом, нерешительно кружит на одном месте.
Снова звякнула тетива татарского номо. Вторая стрела устремилась к цели. Рыцарь как стоял, так и рухнул в траву. В светловолосой башке трепетало пёстрое оперение на длинном древке.
Видимо, смерть господина окончательно убедила последнего оставшегося в живых германца не испытывать судьбу. Развернув коня и забросив щит за спину, оруженосец изготовился к бегству. Бельгутай потянулся за третьей стрелой, но чёрный бесермен, неожиданно возникший на пути всадника, опередил ханского посла.
Резкий, едва уловимый взмах руки от пояса… Судя по всему, проворный пешец метнул что-то махонькое, но смертоносное. Нож? Короткий дрот? Немец выпустил поводья, схватился за лицо и, покачнувшись, начал медленно-медленно сползать с коня.
Ему помогли: бесермен подскочил к всаднику, бесцеремонно сдёрнул его наземь, и в следующий миг сам — не вспрыгнул даже — вспорхнул в опустевшее седло.
Явно не собираясь вступать в переговоры с нежданными спасителями, чужеземец вновь устремился к лесистым холмам.
— За ним! — выкрикнул Тимофей, посылая своего гнедка в галоп.
Беглец мчался, плашмя лупцуя коня коротким тёмным мечом и дёргая жёсткий повод то вправо, то влево. Сейчас он скакал так же, как прежде бежал, неожиданно и непредсказуемо меняя направление, петляя, словно уходящий от погони заяц, путая преследователей и оберегаясь от стрелы, которая в любой момент могла полететь вдогонку.
В седле чёрный воин сидел крепко, и конь, чуя сильную руку, покорно выполнял волю всадника. Конь скакал так, будто нёс на себе не человека из плоти и крови, а демона. Хотя, кто его знает, может быть… быть может…
Всё, в общем, может быть.
Тимофей безуспешно пытался догнать беглеца. Где-то позади стучали копыта Бельгутаевой лошадки.
— В коня! — крикнул Тимофей. — В коня стреляй, Бельгутай!
Ветер хлестал по лицу, забивая крик обратно в глотку, разнося слова в клочья, размазывая их по воздуху, сделавшемуся вдруг тугим и упругим. Слышал ли Бельгутай? Нет ли? Понял ли?
Впрочем, степняк и сам прекрасно знал, что нужно делать. Знал, однако не делал. Слишком далеко ещё было для точного выстрела на полном скаку. Слишком стремительные зигзаги выписывал по лугу обезумевший немецкий конь.
Наверное, в этой бешенной скачке Бельгутай опасался случайно задеть чёрного наездника, прильнувшего к лошадиной шее. Ханский посол не желал рисковать. Похититель Чёрной Кости нужен был ему живым и никак иначе. А поросшие густым лесом холмы — вот они. Рукой до них подать. А в лесу выловить юркого живчика в чёрных одеждах будет ох как не просто…
Очередной поворот! Опасный, резкий, внезапный. Тимофей по инерции пронёсся мимо точки, в которой следовало бы повторить чужой маневр. Не успел, не смог вовремя придержать и повернуть гнедка. Опоздал, просрочил, проскочил! И пока, бранясь сквозь зубы, разворачивал разогнавшегося скакуна по широкой дуге, потерял несколько драгоценных мгновений. А с ними вместе — добрую дюжину саженей. Расстояние, отделявшее его от чёрного всадника, заметно увеличилось.
Зато Бельгутай, на этот раз верно предугадал движение беглеца. Степняк погнал лошадь наперерез и сумел сократить дистанцию. Теперь нойон скакал правее Тимофея и чуть ближе к чужеземцу.
И теперь Бельгутай решился.
Боковым зрением Тимофей видел, как татарин бросил короткий повод и чуть привстал на подтянутых к седлу стременах. Как резко натянул тетиву. И как быстро, почти не целясь, пустил стрелу, удачно поймав миг относительного покоя между двумя лошадиными скачками.
Беглец оглянулся за мгновение до выстрела. Заметил опасность. И отреагировал на неё незамедлительно. Повернул коня вправо, сам подался из седла влево. Повис на одном стремени. Укрылся за хребтом, шеей и развевающейся гривой немецкого жеребца.
Только всё это было излишней предосторожностью. Татарская стрела предназначалась не всаднику. Стрела вошла между конских рёбер, пригвоздив край вздувшейся на ветру попоны к влажному боку. Конь сделал ещё несколько скачков вперёд. Рухнул наземь. Перелетел через спину.
Однако всадника под себя не подмял.
Всадник кубарем покатился по траве. Меч и чёрная заспинная сума с лопнувшими лямками полетели в разные стороны.
Беглец вскочил на ноги сразу, словно и не было сокрушительного падения на полном скаку и удара о землю, способного переломать кости. И вскочив, кинулся не к мечу, как поступил бы любой здравомыслящий воин, а к своему заплечному мешку.
Ну и славно! Тимофей натянул повод, придерживая разгорячённого коня. Направил гнедка между чёрным бесерменом и обронённым мечом. Так-то оно безопаснее будет…
Бельгутай уже отсекал беглеца от леса. Степняк унёсся дальше Тимофея и теперь неторопливо рысил обратно. Лук уже лежал в саадаке, правая рука Бельгутая тянулась к притороченному у седла аркану.
* * *
Тимофей, не торопясь, шагом, подъехал к иноземцу в чёрных одеждах — помятых, грязных, рваных и перемазанных кровью. Поднял полумаску-забрало на шлеме. Закружил вблизи, разглядывая желтоватое приплюснутое лицо с раскосыми глазами. Ишь, чудно как: вроде бы и похож бесермен на татаро-мунгитское племя, а вроде бы и нет. Что-то, всё же, неуловимо отличало его от степных кочевников. Ладно, разберёмся…
— Ну? — спросил Тимофей по-русски. — Пошто и от кого бежишь, мил человек?
Не дождавшись ответа и не рассчитывая особо на него, добавил по-татарски:
— Кто таков будешь?
Затем для порядка задал вопрос по-немецки:
— Куда-откуда путь держишь?
А в ответ — недобрый взгляд исподлобья. Бесермен внимательно следил за всадником, прижимая к животу суму с оборванными лямками.
Тимофей попытался заговорить с незнакомцем на других наречиях, которые знал. Увы, впечатление складывалось такое, будто незнакомец не понимал ни одного человеческого языка. Или не желал выказывать понимание. На слова Тимофея бесермен никак не реагировал. Раненный и безоружный, он только злобно зыркал глазками-щёлочками. Хотя безоружный ли? Таким взглядом обычно смотрят, когда измысливают какую-нибудь пакость. Когда живота хотят лишить.
И что у него, интересно, там, за широким поясом, куда потихоньку тянется правая рука?
Нет, не тянется уже. Дотянулась!
Дёрнулась резко и быстро. На неожиданный, неуловимый бросок — одной лишь кистью, с подкруткой — Тимофей отреагировал скорее интуитивно, чем по велению разума. Вскинул щит, заслоняя лицо, запоздало вспоминая о конном немце, которого тоже… вот так же…
Он едва-едва успел прикрыться! Тук-тук-тук — стукнуло по кожаной обивке. Опустив щит, Тимофей с изумлением обнаружил над умбоном три маленьких дырявых диска с бритвенно-острыми лучами. Чёрные плоские стальные звёзды ещё слабо подрагивали, не желая успокаиваться.