Отдышавшись, прошёл в пустую комнату рядом с «кухней» и поставил там кирку, сразу за дверью, слева. Примерился несколько раз, чтобы быстро, одним движением, распахнуть дверь и схватить своё оружие. Выходило неплохо. Если ему удастся добежать до этой двери, спасаясь от смерти, то онибудут очень удивлены неприятным сюрпризом.
Он прошёл в ванную, осмотрел себя перед зеркалом. Вытряс из волос ещё пару засохших тараканьих трупов, потом снял рубаху и обмылся до пояса, ополоснул под душем голову, прополоскал пересохший рот.
Потом достал телефон, посмотрел время: 11:23. Звонить этой Энн уже поздно. Но можно хотя бы убедиться, что её телефон записан в книжке. Или номер этого… Макабра.
Он быстро пролистал букву «А» — никакой Энн там конечно не было.
Дошел до «М».
Вот, Макабр. Данс Макабр.
Не задумываясь, нажал кнопку вызова.
Несколько минут слушал безответные гудки. Сделал отбой.
Он опоздал. Он должен был позвонить в одиннадцать. Опоздал. Возможно, этот звонок стал бы его спасением…
«Чушь. Ты несёшь какую–то чушь, парень. Нет никакого Макабра, никакой Энн — они тебе приснились».
«Тогда откуда этот Макабр в моём телефоне?» — спросил он себя тут же.
На этот вопрос ни Дик–первый, ни Дик–второй ответить не могли.
Он попробовал вызвать неизвестного Макабра ещё раз — безуспешно.
«Макабр… Данс… Данс Макабр… Где–то я уже слышал это имя… Что–то французское… Что–то страшное… Нет, чувак, хватит накручивать себя! Ничего страшного нет. Данс Макабр — звучит несколько странно, но чёрт их побери, этих французов, они вообще странные ребята».
На индикаторе зарядки оставалось два деления. Телефон давно уже не новый, так что батарея на двух делениях не сулила ничего хорошего.
Ладно, не проблема, просто нужно найти зарядник.
Он не отважился вытереть голову еёполотенцем, поэтому поелозил по своему ёжику рукавом рубахи и вышел из ванной.
Крадучись, почти на цыпочках добрался до спальни, осторожно, чуть–чуть, приоткрыл дверь и заглянул в образовавшуюся щель.
Кровать была пуста. Спальня была пуста. Еёне было.
- 3 -
Голова гудела. Он зажмурился от света лампы в головах кровати, застонал, кое–как отдирая присохший к нёбу язык. Кряхтя, поднялся и сел, свесив ноги.
Какой кайф проснуться в своей постели, у себя дома! Чтобы убедиться, что это не новая насмешка сознания, повернулся и глянул в окно.
Вечереет. На улице уже горят фонари. Голова трещит, в ней при каждом движении перекатывается килограммовая гиря и бьётся о стенки черепа, оглушая, причиняя боль, почти лишая сознания. Чёрт! Вот это они дали сегодня, в «Джастине»!
Он попытался сосредоточиться и вспомнить, но не вспомнил ничего, кроме обрывков идиотского кошмара, в котором шатался по тёмному подвалу и трахал какую–то психопатку в доме без окон и дверей.
Пришедшая в затуманенную голову догадка заставила его оттянуть резинку трусов, заглядывая внутрь. Ну так и есть: тёмные, еще не засохшие скользкие пятна красноречиво подтверждали подозрение. Чёрт! Давненько у него не было девчонки! Удручённый бездействием Дик–маленький терроризирует мозг, а тот не находит ничего лучше, как подсунуть ему кошмар эротической направленности. Нужно идти в ванную, смывать с себя своих мёртвых детей…
Нет, не надо о мёртвых детях! Тот таракан в ухе мумии–мальчика был просто ужасен… Не дай Бог увидеть такое в реальности.
Дик поднялся, стянул с себя неприятно–липкие трусы и пошлёпал босыми ногами в гостиную.
Тут было темно. На разобранном диване маячила вверх–вниз белым пятном чья–то голая задница, слышалось пыхтение.
— Эй! — позвал он. — Кто там?
Движение приостановилось, и голос Хьюго ответил ему:
— Выдрыхся? Иди, куда шёл, не мешай.
Значит, они всё–таки сняли кого–то в баре. Но досталось только Хью, а Дику пришлось довольствоваться поллюциями. Ну и ладно.
— Я после тебя, — пробормотал он. — Только ополоснусь.
Да нет, пожалуй, это была бравада. С гирей в голове пытаться кого–то трахнуть…
Хьюго не ответил, задвигал голым задом, запыхтел; девчонка, раскинувшая под ним ноги, издала поощрительный стон.
Дик доплелся до ванной, ладонью придерживая голову, чтобы в ней не так отдавались шаги. Залез под прохладный душ и плескался минут пятнадцать, но человеком себя так и не почувствовал.
«Что ж ты так надрался–то, идиот?!» — мысленно проворчал он, вытираясь почему–то влажным полотенцем. Эти двое, похоже, пользовались им. Черти.
Зашёл на кухню, потянул из коробки молока — тёплого, воняющего животным, противного. Захотелось блевать, но он справился с собой, поплёлся обратно в гостиную, прихватив коробку с собой.
В гостиной никого не было. И даже диван стоял неразобранный.
— Это что за дерьмо? — произнес он, чувствуя, как по спине пробегает нехорошая, холодная и щекотная стайка насекомых.
«Только не это! Мне хватило на сегодня ужастиков…»
Он закрыл глаза, на счёт три снова открыл, потряс головой, тут же сморщившись от боли.
Нет, никого на диване не было.
Жадно высосал из узкого отверстия мерзкое тёплое молоко, которое зачем–то прихватил с собой из кухни, отбросил пустую коробку. Питьё успокоило желудок, который стучал зубами от голода, несмотря на тошноту и тяжесть в голове. Кажется, даже стало легче.
Из спальни донёсся стон Хьюго.
Ничего себе! Они перебрались на его, Дика, кровать, умники! Стало, правда, немного легче: значит, это не кошмар.
— Эй, ребята, а вы не офигели?! — произнёс он, шлёпая в спальню. — Вообще–то, здесь ясплю, если что.
Хьюго лежал на спине, захватив лапищами и яростно массируя груди сидящей на нём рыжеволосой девки. Он снова застонал, кажется, кончая, не обращая на Дика никакого внимания.
Пришлось подождать в дверях, когда приятель разрядится.
Дик прождал не меньше двух минут, а Хью только стонал и стонал, всё громче и громче. У девки громко хлюпало и чавкало между ног. Дик увидел, как образуется и всё увеличивается в размерах тёмное пятно влаги на простыне.
Он стал обходить кровать, вдоль стены, вытягивая шею, чтобы увидеть её лицо. В общем–то ему это и не нужно было — он уже всё понял по мокрой простыне, по бесконечному оргазму Хью, по хриплому стону его партнёрши.
Под грудью у Джейн, там, где заканчиваются ребра, темнели два кровоточащих пятна. Кровь стекала двумя тонкими струйками, капала на живот Хьюго. Неужели он ничего не видит и не чувствует?!
— Хью! — позвал Дик. — Открой глаза, дружище!
Из ран на её теле медленно выползли щупальцы–черви, извиваясь, увеличиваясь в длину, потянулись к лицу Хьюго, коснулись его закрытых глаз, словно ощупывая, принюхиваясь, потом продолжили движение, проникая под закрытые веки, в глазные впадины. А он стонал и стонал, кончая и, кажется, не чувствуя ничего, кроме наслаждения.
Дик закричал и уже бегом метнулся к двери, но двери на месте не оказалось. Не было в его спальне ни двери, ни окна.
— Дядя! — позвал откуда–то из–под кровати знакомый голос.
Дик оглянулся и увидел запутавшуюся в сброшенном одеяле подвальную мумию.
— Дядя!
— Супруги Харрисон поздравляют Вас! — произнесли хором два огромных блестящих слизня, сползая с потолка по стене, оставляя на обоях липкие следы.
«Надо было всё же похоронить этого гомункула», — подумал Дик в смертной тоске.
— Дядя! Дядя! — пищала мумия.
— Дик! Дик! — звала Джейн.
Он открыл глаза и увидел склонившееся над собой её лицо.
— Ты стонал во сне, — сказала она.
С минуту он непонимающе смотрел на неё, пытаясь определить, в каком из кошмаров находится.
Она молча утирала пот с его лба, внимательно заглядывая в глаза, словно читая его улетучившийся сон. Потом медленно приблизила лицо и припала губами к его губам. В ноздри ударил знакомый запах её тела, который, кажется, стал ещё сильнее.
— Ты проспал весь день, — тихо и хрипло произнесла она, оторвавшись от его губ.
— То есть… как? — выдавил он, чувствуя, как внутри горячей волной поднимается возбуждение. — А сколько времени?
Он совершенно не помнил, когда и как уснул. После того, как не обнаружил её в спальне, он обследовал обе тумбочки и туалетный столик. Не найдя ничего интересного, присел на кровать, чувствуя безмерную усталость. Всё.
— Скоро час ночи, — прошептала она, расстёгивая рубаху у него на груди. Сама она так и оставалась голой. — Мамочка заждалась, когда же комарик проснётся и укусит её.
— Первый час… ночи? — ошарашенно повторил он.
Безнадёжность его положения тоской сдавила сердце. Родной дом всё так же далек и эфемерен, а этот бункер ему не снился. И мумия не снилась. Это всё было на самом деле.
Тоска, бесконечная тоска спазмом стянула горло. Смертная тоска. Кажется, только сейчас он по–настоящему ощутил всю кошмарность своего положения, всю его безысходность и неотвратимую перспективу гибели.
Пойти сейчас за киркой, вернуться и разнести башку вдребезги этой ужасной девке, этой вампирше.
А Джейн уже расстегнула молнию джинсов, её рука юркнула ему в трусы.
— Комарик навострил своё жальце, — произнесла она довольно.
Дик почувствовал, что «жальце» его действительно находится в полной боевой готовности. Эта тварь, это животное возбуждало его с полуслова, полувзгляда и полукасания. Он кошмарно устал сегодня, он весь день ничего не ел и не пил, но чувствовал себя сейчас крепким, отдохнувшим и готовым на всё. Такое несоответствие оставляло слабую надежду на то, что происходящее всё же кошмарный сон, потому что без еды он к вечеру всегда ощущал себя полумёртвым и даже думать не стал бы ни о каких сексуальных подвигах.
— А ну–ка, — шепнула Джейн, уже, кажется, во всю заведясь, — лети сюда, мой сладкий. Мама поймает своего комарика, мама высосет у него все соки…
Он застонал от удовольствия, чувствуя, как жаркое влагалище поглощает его вздыбленную плоть, втягивает, охватывает и сдавливает мягкими сокращениями. Она качнулась на нём пару раз, и он тут же кончил, но знал, что это лишь начало, потому что Дик–маленький, излившись, и не думал идти на боковую.
Это был ещё более дикий секс, чем предыдущие два раза. Он не знал, сколько времени она трахала его; весь его пах был вымазан скользко–липким; он слышал её стоны и всхлипывания, слышал своё рычание, ощущал её ногти, вонзающиеся ему то в грудь, то в ноги и терзающие до крови, задыхался от её жадных поцелуев, кусал её груди, бесновался, отдаваясьей.
Наконец, раскрасневшаяся, задыхающаяся, пульсирующая она замерла на нём, странно затихла, лихорадочно гладя и царапая его живот.
Потом вдруг наклонилась чуть в сторону и со сдавленным звуком коротко срыгнула на свою половину постели. Вытерев рот, слезла с Дика, спустилась с кровати и вытянулась на полу, на спине, разбросав руки и ноги, закрыв глаза.
Он с тошнотворным чувством омерзения соскочил с постели, отошёл, натягивая трусы, поднимая приспущенные джинсы.
«Что за чёрт!.. Что за гадость! Этого ещё не хватало!»
— Это ничего, — еле слышно сказала она. — Это от слабости. Ты был слишком голоден.
— Что? — произнёс он, торопливо застёгивая рубаху.
— Много высосал, — продолжала она.
«Я высосал?.. Что за бред… Это ты сосёшь меня, животное…»
— В обед, — произнесла она почти неслышно.
— Какой обед?! — закричал он.
— Ну… я покормила тебя, пока ты спал. Не сердись.