«Ваша вина будет забыта, — объяснил Йосеф, — потому, что цель вашего заключения и грядущего освобождения совсем в другом. Вы попали в тюрьму не в наказание за провинность, а ради моего освобождения».
Так и вы, император, — продолжил раввин Дискин, — посланы Всевышним в Польшу с особой целью. Прежде чем объяснить, в чем, по моему мнению, она состоит, я расскажу вам историю, обычную, рядовую историю, которая может показаться дикой для слуха цивилизованного человека.
Один пан жил себе в своем поместье и маялся от скуки. Все ему приелось — и охота, и пиры, и пьянство. И решил пан развлечься.
Приехал он вместе со своей пани к одному из богатых евреев принадлежащего ему местечка и потребовал угощения. Еврей постарался, собрал лучшее, что было в доме, чтобы угостить гостя на славу. Стол накрыли роскошный — чего только на нем не было!
Пан воздал должное яствам, не забыл основательно выпить, а потом спрашивает хозяина:
— А почему ты, жидовская морда, швейцарским сыром меня не угощаешь?!
— Да где его взять, швейцарский-то сыр? — в изумлении развел руками хозяин. — Мы таких сыров сроду не едали. Кормимся нашим, местным, очень вкусным. Вот, извольте отведать, — и поднес пану тарелку.
— Ты так, значит! — разозлился пан. — Мало того, что пана не уважаешь, кормишь его всякой дрянью, — и он выбил тарелку из рук еврея, — так еще глумишься! Сроду не видывал, пся крев! Я тебе покажу швейцарский сыр!
И давай еврея бить. Смертным боем, на глазах у жены и детей. Разбил нос, высадил несколько зубов, рвал бороду, таскал за пейсы. Наконец устал, успокоился и вернулся домой.
— Хорошо позабавились, — повторял пан своей пани на следующее утро. — Давай сегодня другого еврея навестим.
— Отчего нет? — улыбалась пани. — Очень смешно получилось. Особенно, когда ты его физиономией к блюду с холодцом приложил.
И она звонко рассмеялась, вспоминая, как нелепо выглядел еврей с яичными желтками в седой бороде.
Пока пан собирался в гости, по местечку уже разнеслась весть о его сумасбродстве, и богатые евреи срочно запаслись швейцарским сыром. Когда пан нагрянул к одному из них, тот накрыл стол и на самом видном месте поставил сыр. Но гость не обратил на него ни малейшего внимания.
Пиршество продолжалось долго. Пан и пани ели и нахваливали.
— Ах, какая вкусная штука эта жидовская фаршированная щука с хреном, — восхищалась пани, подкладывая себе еще кусочек.
— М-м-м, неплохо, совсем неплохо, — вторил пан, опрокидывая еще одну рюмку вишневой наливки. Наливка была сладкая, но крепости такой, что даже у привычного к водке пана першило в горле.
Насытившись, пан вытер рот и, бросив на пол салфетку, грозно вопросил:
— А почему ты, жидовская морда, швейцарским сыром меня не угощаешь?
— Как это не угощаю? — тут же ответил хозяин. — Вот он, лежит на самом видном месте! — и еврей указал на блюдо с сыром, действительно красовавшееся в самом центре стола.
— Та-а-ак, — угрожающе протянул пан. Со стороны могло показаться, будто наличие на столе сыра нанесло ему смертельную обиду. Но пана совершенно не интересовало мнение со стороны. Он был полностью поглощен собой.
— Так сыр, значит, у тебя есть. А где рейнское полусладкое?
— Откуда, ваша милость?! Мы некошерных вин не употребляем.
— Ах ты, негодяй! — пан размахнулся и одним ударом разбил еврею лицо в кровь. За вторым ударом последовал второй, третий, десятый. Вволю натешившись, пан с женой вернулись в имение.
Спустя несколько дней, когда скука вновь стала одолевать вельможную чету, они снова отправились в местечко. Остановили экипаж перед зажиточным домом. Пока пан с супругой вылезали из коляски, слуги отыскали хозяина и потребовали немедленно накрыть стол для почетного гостя.
— Все уже готово, — ответил хозяин. — Пусть пан и его супруга взойдут в горницу.
Но в горнице разохотившихся гостей ожидал пустой стол.
— Что это значит? — грозно вопросил пан.
— Ваша милость не хочет ни есть, ни пить, — ответил хозяин дома. — Ваша милость храбрый солдат и хороший вояка и поэтому желает издеваться над беззащитными людьми. Если вы хотите избить еврея, так с этого и начинайте. Зачем вводить меня в лишние расходы — кормить дорогими яствами вас и ваших слуг, а потом получить за гостеприимство тумаки и оплеухи.
Пан не ожидал, что его замысел настолько очевиден для всех. Развернулся и уехал.
Евреи Польши надеются на императорскую милость, — закончил раввин Дискин свою речь. — И она состоит в том, чтобы сломить бесчеловечную власть панства. Вместе с евреями на вас с надеждой смотрит и польский народ, над которым паны издеваются точно так же, как и над евреями. Ради этого Всевышний и направил ваше императорское величество в Польшу.
Наполеон наклонился к секретарю и попросил поручить министру юстиции подготовить записку об изменении существующего положения вещей.
И действительно, при Наполеоне в Польше начались существенные изменения структуры власти. Увы, эти изменения прервались с захватом королевства русскими войсками. Однако после окончания войны император Александр Первый, памятуя о поддержке, которую оказала шляхта французам, существенно урезал права аристократии. Все получилось по слову раввина: приход Наполеона в Польшу помог — пусть не тем путем, как хотелось, — ослаблению ига вельмож и облегчению жизни еврейских общин.
Шинель Наполеона
Записано со слов р. Элиягу-Йоханана Гурари, главного раввина города Холон.
Потерпевшая поражение под селом Красное, армия Наполеона полностью утратила боеспособность и превратилась в аморфную толпу. Император передал командование Мюрату и во главе небольшого отряда поспешил во Францию. За ним, буквально по пятам, гнались казаки Платова. Так получилось, что отряд сбился с дороги. Счет шел на минуты, еще немного, и острия казачьих пик окажутся в опасной близости. Возок императора завернул в первый попавшийся дом.
Хозяином дома оказался Йосеф Лурия. Не узнать Наполеона было невозможно: он был одет в роскошную шинель из голубого сукна, украшенную золотыми галунами и шевронами. Стоит ли объяснять, как выглядела шинель императора всей Европы?
Лурия не успел и рта раскрыть, как в избу ворвался дюжий улан, с головы до ног запорошенный снегом.
— Ваше императорское величество, — обратился он к Наполеону, — казаки в пределах видимости, сотни две, не меньше.
Пока император собирался с мыслями, Йосеф Лурия предложил:
— Пусть уланы выйдут через заднюю калитку в заборе и схоронятся в лесу. С дороги их не заметят, а императора я спрячу в доме.
Времени на размышления не оставалось, десятку уланов ввязываться в бой с двумя сотнями казаков было равносильно самоубийству. Предложение пришлось принять, уланы поспешно ретировались через заднюю калитку, а императора Йосеф Лурия отвел в дальнюю комнату, уложил на кровать и навалил сверху все перины, которые смог отыскать.
Когда в дом ворвались казаки, они обнаружили мирно сидящего у стола еврея. Тот спокойно пил чай и читал толстую книгу в захватанном пальцами переплете.
— Император? — недоуменно поднял брови еврей. — Проезжал тут какой-то француз, но он уже полчаса, как умчался по могилевской дороге.
— Ты дурачка из себя не строй, — заорал есаул, — императора он не узнал! И какие еще полчаса, мы его почти в руках держали!
— А может, это был другой француз, — невозмутимым тоном предположил еврей. — Мало ли их этой зимой по дорогам шастает? Так вы говорите, сам Наполеон проезжал? Ой, как интересно, пойду, расскажу Циле.
— Какой еще, к черту, Циле? — загремел есаул.
— Циля, ваше благородие, это моя жена, — пояснил еврей, — она сейчас корову доит. В нашем народе издревле порядок заведен, сразу все рассказывать женам. В первую очередь им, а уж потом всем прочим. Вы же понимаете, если со мной что случится интересное, я сразу к жене поспешаю, а тут такая история, сам Наполеон…
— Обыскать дом и двор, — рявкнул есаул, перебивая Лурию. — Ну, смотри, еврей, если отыщем у тебя императора, это твой последний чай в жизни.
Лурия прищурился и невозмутимо отхлебнул из чашки.
— Ищите, где хотите.
Уверенный вид хозяина смутил казаков. Они быстро осмотрели небольшой домик и задержались возле кровати, накрытой высокой стопкой перин.
— Может, там он? — спросил есаула один из казаков.
— Вряд ли, видишь, как аккуратно застелено. Ну, на всякий случай, проверь шашкой.
Казак вытащил саблю, перекрестился и вонзил ее в самую середину постели. Клинок вошел до середины и остановился.
— Ишь, навалили, — проворчал казак, вытаскивая саблю, — любят жидки в тепле поспать.
И он принялся осматривать клинок.
— Что смотришь, — усмехнулся есаул. — Был бы там человек, он бы уже орал, как недорезанный. Пошли, видимо, еврей правду сказал. Надо гнать вовсю по могилевской дороге, может — нагоним.
Когда последний казак скрылся из виду, Йосеф отправился за уланами и лишь после того, как двое из них вошли в дом, принялся снимать перины.
— Все в порядке, ваше императорское величество, опасность миновала.
— Воткнись шашка на ладонь ближе к стене, — одергивая мундир, произнес император, — Франция сейчас стояла бы перед выбором, кого возводить на престол. Ты спас меня еврей, — обратился он к Йосефу Лурии. — Проси награду.
— Ваше величество, — ответил тот. — Больше всего на свете я хотел бы знать, что император чувствовал, когда казак пронзил шашкой перины.
Наполеон задумался на мгновение, а затем гневно свел брови.
— Ты мог попросить денег или почестей, но предпочел залезть мне в душу. А это не что иное как оскорбление императорского достоинства. Эй, — приказал он уланам, — вывести его во двор и расстрелять.
Йосеф глазом моргнуть не успел, как уланы скрутили ему руки за спиной, выволокли во двор и поставили возле стены сарая.
— Ваше императорское величество, — взмолился Лурия, — вы ведь сами сказали, что я спас вам жизнь! Неужели одно неосторожное высказывание способно перевесить чашу весов?!
— Заряжай! — приказал офицер, пятеро улан выстроились напротив приговоренного и стали заряжать ружья.
— Целься, — скомандовал офицер и пять уланов взяли на мушку Йосефа Лурию. Тот побледнел, точно снег, и зашептал «Шма Исраэль». Офицер поднял руку и уже открыл рот, чтобы выкрикнуть «пли», но тут раздался голос императора.
— Отставить!
Уланы немедленно опустили ружья.
— Ты хотел узнать, что я чувствовал? — произнес Наполеон, подходя к трясущемуся от страха Йосефу Лурии. — Именно то, что ты сейчас пережил. А теперь показывай объезд на Могилев, мы должны оказаться в нем раньше казаков.
Спустя несколько минут пришедший в себя Лурия вскочил в императорский возок и сам вывел отряд на окольную дорогу, знакомую только местным жителям. В знак благодарности Наполеон сбросил с плеч шинель и подарил ее Йосефу.
Кто знает, был ли этот подарок знаком искренней благодарности, или император хотел избавиться от вещи, слишком много говорящей о ее владельце? Домой Лурия вернулся, держа в руках шинель Наполеона.
Сразу возник вопрос — что с ней делать. Носить? Невозможно. Не по Сеньке шапка. Продать? Немедленно спросят — откуда он взял столь дорогую и уникальную вещь. И, конечно же, первое, что придет всем в голову — пособничество французам. А за это русские власти ох как не погладят еврея, ох-ох-ох, как не пожалуют.
И решил реб Йосеф сделать из шинели парохет — занавес для арон-акодеша, шкафа в синагоге, где хранят свитки Торы. Материал-то был самый, что ни на есть дорогой. И золота на нем было тоже немало.